Владимир Гопман - Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? (сборник)
Каких только препятствий не выпадало на долю путешественников во время перехода через Кордильеры: поиск прохода в горном массиве, подъем в гору в условиях разреженного воздуха, когда возникало болезненное удушье, а головокружение лишало сил… ночевка в горной хижине, занесенной снегом, землетрясение, особенно опасное в горах, в результате которого часть площадки, где находилась хижина, оторвалась и покатилась вниз со скоростью почти восемьдесят километров в час. И если почти все участники экспедиции уцелели, то потерявшего сознание Роберта Гранта подхватил гигантский кондор, которого метким выстрелом убил появившийся неожиданно патагонец Талькав. И кто знает, от скольких бед путешественники избавились благодаря Талькаву, оказавшегося профессиональным проводником по пампе.
На равнине их ожидали новые опасности. Чуть не погибли от жажды в местности, где все реки и озера высохли от засухи. Лорд Гленерван, Роберт и Талькав заехали на ночлег в загон для скота, на который ночью напали агуары, красные волки пампы. В течение нескольких часов лорд Гленерван, Роберт и Талькав отстреливались, но когда подошли к концу запасы пороха и пуль, а также закончилось топливо для костра, с помощью которого они могли защищаться от животных, Роберт вскочил на лошадь Талькава и поскакал, самоотверженно увлекая за собой волков и тем самым спасая своих спутников. Позже, отвечая на вопрос Гленервана, почему он так поступил, юноша ответил, что он хотел искупить свой долг перед Талькавом, который уже спас жизнь юноше, и перед лордом, отправившимся спасать жизнь его отцу.
Жюль Верн придерживается строгой, почти документальной формы повествования, подобно капитану, фиксирующему в судовом журнале происходящие каждый день события и время, когда они случаются. По мере развития событий Жюль Верн обостряет сюжет, вводя в него иной, чем природный, фактор противодействия героям. И когда путешественники оказываются в Австралии, то встречают боцмана Айртона, служившего на судне капитана Гранта «Британия». С Айртоном связаны последующие драматические события – и таким образом «отыгрывается» фраза Жюля Верна, завершающая первую, «южноамериканскую», часть и сказанная будто вскользь о том, что путешественникам, в сущности, повезло, т. к. они не столкнулись со «злой волей других людей».
Путешествие по Австралии по тридцать седьмой параллели Жюль Верн подробно, с указанием особенностей климата, рельефа, флоры и фауны. Описывает он это так наглядно, что читать это интересно и увлекательно, как будто видишь все своими глазами.
Жюль Верн обладал столь важным для романиста умением держать читателя в постоянном напряжении, оставаясь верным своему давнишнему правилу: «Если читатель сможет угадать, чем все закончится, то такую книгу не стоило бы и писать».
Развязка наступает именно тогда, когда, казалось бы, невозможно более сгибать тугую пружину сюжета. И, в полном соответствии с законами жанра, каждому воздается по его заслугам: зло терпит поражение, капитан Грант найден, экспедиция благополучно возвращается домой. Но Жюль Верн снимает патетичность счастливого финала заключительным трагикомическим эпизодом с Паганелем, который в конце концов женится на родственнице майора Мак-Наббса.
Книга построена по классической схеме приключенческого романа, и ее герои – почти все – проявляют чудеса героизма. Но все-таки один из них, кто находится на авансцене событий, наиболее активен, наиболее ярок.
Особая роль в романе, как нам представляется, отведена Паганелю. Он обладает самой впечатляющей индивидуальностью, он самый живой, лишенный статичности, которой грешит Гленерван. При всех достоинствах лорда в нем нет жизни – в сравнении, например, с майором Мак-Наббсом, который, казалось, находится на периферии действия, но при этом образ его куда полнокровнее.
Очевидно, что в образе Паганеля много от самого Жюля Верна. Но это не только всепоглощающая любовь к географии и энциклопедические знания. Паганель говорит поэтично и образно: «О море, море! Что было бы с человечеством, если бы не существовало морей?.. Корабль – это настоящая колесница цивилизации!» Речь его точна и философична: «Чем меньше удобств, тем меньше потребностей, а чем меньше потребностей, тем человек счастливее», «Вы не верите, что можно быть счастливым на необитаемом острове? – Нет, не верю. Человек создан для общества, а не для уединения».
И, конечно, Паганель обладал не часто встречающейся самоиронией, умением взглянуть на себя со стороны, как в эпизоде, в котором выясняется, что долго изучавшийся им испанский язык на самом деле португальский.
Паганель доверчив, в чем-то наивен, во многом напоминает большого ребенка – собственно говоря, именно так и характеризует его автор, когда в сцене подготовки для похода через Кордильеры и Паганель, и Роберт радовались, облачаясь в чилийские пончо.
И еще в одном эпизоде Паганель напоминает Жюля Верна. О религии в романе говорится немного, но упоминается, например, что члены экипажа «Дункана» сходили в церковь перед отплытием. И это «по умолчанию» подразумевало, что все герои романа – верующие. Все – кроме, пожалуй, Паганеля. Ведь он ученый, представитель естественного знания (как, заметим, и Жюль Верн). И именно Паганель в ответ на эмоциональное пожелание Элен Гленерван перед первым путешествием по Южной Америке: «Друзья, да поможет вам бог!», сдержанно отвечает: «И он поможет, ибо, поверьте, мы и сами будем друг другу помогать».
Думаю, что многим читателям старшего поколения Паганель представляется в образе замечательного актера Н. К. Черкасова, сыгравшего эту роль в прекрасном отечественном фильме 1936 г. Черкасов сумел найти яркие краски для этого образа – его Паганель высокий, тощий, нескладный, забавный, но удивительно обаятельный.
Фильм обязан своим успехом также блестящей режиссуре В. Вайнтшока (снявшему год спустя еще один знаменитый фильм, «Остров сокровищ») и звучащим в нем песням, музыку которых написал И. Дунаевский на стихи В. Лебедева-Кумача. Не случайно, что песни в фильме поют самые привлекательные герои: Паганель – «Песню о капитане» («Капитан, капитан, улыбнитесь, Ведь улыбка – это флаг корабля…») и Роберт – «Песню о веселом ветре» («А ну-ка песенку пропой, веселый ветер…»). Именно эта музыка наполнила романтикой паруса «Дункана» в фильме.
* * *И в заключение – несколько слов о моем личном отношении к Жюлю Верну. С детства он было одним из самых моих любимых писателей. И когда в 1977 г. я и мой тогдашний соавтор М. Ковальчук (мы писали статьи по теории и истории фантастики под общим псевдонимом Вл. Гаков) получили шведскую премию за работу в области фантастической литературы, приз имени Жюля Верна (Prix Jules Verne), первую литературную награду в нашей тогда совсем недолгой творческой жизни, то я увидел в этом некое знамение свыше.
Но куда дороже для меня другое воспоминание, которое я бережно храню столько лет…
Моя дочь росла в атмосфере Книги (иначе и не могло случиться, поскольку родители были филологами). Больше всего на свете она любила, когда ей читали вслух. За чтение она была готова сделать что угодно: есть нелюбимую кашу, убирать вечером игрушки и т. п. К пяти годам она знала азбуку, однако читать ленилась, хотя и могла сложить из кубиков нехитрые слова: дом, ежик, корова. Летом 1979 г. мы жили на даче прабабушки в Подмосковье. Первую неделю погода стояла плохая, гулять мы выходили редко. Как-то утром я сказал дочери, чтобы она посидела тихо, пока я буду помогать прабабушке.
Прошло полчаса, а из комнаты, где сидела дочь, не доносилось ни звука. Обеспокоенный, я заглянул туда – и увидел ошеломившее меня зрелище. Дочь сидела на диване, держала в руках книгу, и не просто какую-нибудь детскую, с картинками, но «Дети капитана Гранта»!.. «Что ты делаешь, доченька?» – спросил я осторожно. Дочь подняла на меня затуманенный взор и ответила: «Как что, ты разве не видишь, я читаю!..» – «Ты сама взяла эту книгу?» – спросил я еще осторожнее. «Ну конечно, – ответила дочь, и в ее голосе прозвучало обида на взрослых, оставивших ее одну, – вы же с бабушкой были на кухне».
Читала она весь день, и вечером, укладывая ее спать, я спросил, нравится ли ей книга, на что она ответила с воодушевлением: «Конечно!» – «А кто же тебе понравился больше других?» – спросил я. И получил ответ: «Мальчик, который летал на птице» (эпизод с Робертом, на который явно наложились воспоминания о путешествии Нильса Хольгерссона с дикими гусями – книгу Лагерлеф мы читали с полгода назад), «и смешной дядя, который так много говорил» (вполне адекватное описание Паганеля).
Роман она прочитала за три дня – действительно читала, шевеля губами, переворачивала страницы. А потом довольно внятно – с поправкой на почти полное непонимание реалий – пересказала сюжет. После этого читать она стала только сама…
Я подглядывал в комнату, где шло таинство самостоятельного Приобщения к Книге. Сложное чувство владело мною: в нем была и гордость за дочь (сама стала читать!), и грусть от того, что она так явственно – за один день – начала взрослеть…
