Джонатан Франзен - Дальний остров
Протесты в западном стиле, когда они случаются, носят, как правило, ситуативный, местный характер и не дают результата. Еще четыре года назад Цзянвань — восемь квадратных километров увлажненных земель на месте бывшего военного аэродрома, природная среда, отличавшаяся разнообразием, — был крупнейшим островком природы в центре Шанхая и магнитом для местных любителей птиц. Когда эти любители узнали, что там собираются построить жилые дома, они, объединив усилия с местными исследователями, направили правительству петицию о том, чтобы план был отменен или пересмотрен, и подключили к освещению кампании журналистов. В итоге правительство оставило нетронутым крохотный участочек, на котором, как сказал с презрением Карибу, «можно, если повезет, увидеть черных дроздов или малую белую цаплю». В остальном застройка пошла по первоначальному плану.
Больше всего голосов на выборах в правление получила Стинки: ее поддержали тридцать восемь из сорока голосовавших. «Чрезвычайно юный» Шадоу оказался одним из двух непрошедших. После фуршета мы посмотрели слайд-шоу, которое подготовил лучший шанхайский любитель птиц — милый человек с очень легким характером, недавно вернувшийся из путешествия по провинции Юньнань, чья природа славится богатством и разнообразием. («Вот здесь, — сказал он, щелкнув мышкой, — в меня впилась пиявка».) Стинки смотрела презентацию восхищенно. Она сама вскоре собиралась, оставив дочку с мужем, отправиться на две недели в Юньнань смотреть птиц вместе с Карибу и надеялась повидать не менее сотни новых для себя видов пернатых. Я спрашивал ее до этого, как смотрит на ее хобби муж. «Он считает, что я устроила себе веселую жизнь», — сказала она.
Из окон учебного кабинета видна была верхняя половина башни Цзин Мао — та, где располагался мой отель. Цзин Мао еще несколько месяцев назад была пятым по высоте зданием мира, но теперь ее потеснила башня Шанхайского всемирного финансового центра через улицу от нее, которая будет носить титул самого высокого здания Азии около двух лет, пока поблизости не вырастет еще более высокая башня. В номере на семьдесят седьмом этаже, за окнами которого белело небо, полное угольного смога, все сверкающие приспособления, все элементы дизайна, на каких останавливался мой взгляд, настроенный на определение источников, наводили на мысли об энергии, потраченной на добычу и переработку сырья, на доставку изделий в Шанхай, на подъем их на девятьсот с лишним футов. Пиленый и полированный мрамор, литое стекло, плакированная сталь. После холодного и мрачного Субэя номер казался мне неприлично роскошным; исключение составляла вода из крана, которую постояльцам не советовали пить.
— Если вы не нашли птицу в лесу, — саркастически заметил лучший шанхайский любитель птиц, — пойдите на местный рынок, и вы увидите ее в клетке.
Двое молодых участников собрания — Ифэй Чжан и Макс Ли — предложили на следующий день показать мне места в устье Янцзы. Ифэй — худощавый, с правильными чертами лица — бывший журналист, сейчас работает в шанхайском отделении Всемирного фонда природы. Макс родился в Шанхае, изучал инженерное дело в Суортмор-колледже[38] и вернулся на родину веганом и любителем птиц, стремящимся стать профессиональным экологом. («Я стараюсь как могу, но быть веганом здесь — безнадежное дело», — пожаловался Макс, покупая нам на завтрак омлет у уличного торговца.) Утро мы провели в природном заповеднике на острове Чунмин, а после этого Ифэй и Макс предложили мне поехать в «болотный парк» на окраине Шанхая. Китайские борцы за охрану природы относятся к таким паркам не более серьезно, чем к детским живым уголкам. Как правило, такие парки состоят из искусственно углубленных прудов и живописных островков с вымощенными деревом дорожками, от которых птицы стараются держаться подальше. Шанхайский парк расположен по соседству с военной базой, на которой шли стрельбы. Залпы звучали так громко и близко, что казалось, будто находишься в зале игровых автоматов; один трассирующий снаряд прочертил небо прямо у нас над головами. В парке имелись цветные прожекторы, искусственные валуны, откуда лилась китайская поп-музыка, и прямоугольные клумбы, густо засаженные анютиными глазками. Ифэй посмотрел на клумбы и бросил:
— Идиотизм.
Мы переправились через Янцзы на старом тихоходном пароме. Цветом вода напоминала цементный раствор. Когда мы приблизились к берегу, сотни пассажиров стали напирать на переборки судна, стараясь протиснуться через узкие двери на маленькую площадку, откуда надо было спускаться по крутой и узенькой металлической лестнице. Хотя мне пришелся по душе темп, в котором живет эта страна, — китайцы выходят из авиалайнеров поразительно быстро, и двери китайских лифтов обладают мгновенной реакцией, — мне не понравилось, как меня толкали около этой почти отвесной лестницы. Я привык к нью-йоркским толпам, но эта толпа была иная. Она отличалась, в частности, рвением, с каким использовалось самое крохотное преимущество над тобой, самое мимолетное твое промедление. Но еще примечательней было то, под каким углом теснившиеся вокруг меня женщины (они составляли бóльшую часть пассажиров) держали головы. Они смотрели вниз ровно на шаг вперед, точно надели шоры, и, в отличие от линии нью-йоркской подземки «Лексингтон-авеню», где у меня порой поднимается давление от взглядов, полных вызова или негодования, тут возникло чувство, что я для них неодушевленный предмет, не более чем препятствие, воспринимаемое лишь в общих чертах.
Я спросил Макса и Ифэя о безразличии, которое простые китайцы в большинстве своем, кажется, проявляют к кризису окружающей среды и особенно к состоянию дикой природы.
— У нас давняя культурная традиция жизни «в гармонии с природой», — сказал Макс. — Эти идеи существовали тысячи лет, они не могли просто взять и испариться. Они только временно потеряны в нашем поколении. При Мао все традиционные ценности были разрушены. А теперь все думают так: я хочу разбогатеть, больше мне ни до чего нет дела. Чем ты богаче, тем сильней тебя уважают. Первыми, кто в девяностые по-настоящему разбогател, были кантонцы. После этого люди из других провинций начали подражать кантонскому стилю жизни; это, помимо прочего, означает есть массу морепродуктов, чтобы показать, как много у тебя денег.
— У нас слишком мало исследователей окружающей среды, — сказал Ифэй. — А какие есть, не говорят во весь голос. Во всех учреждениях, даже в Академии наук, все думают только о том, как высказаться в правильном духе, чтобы угодить начальству. Вместо правдивой информации огромное количество фальшивой информации — ну, к примеру: «Китай очень богат природными ресурсами». В целом страна идет в правильном направлении — к большей интеллектуальной свободе, — но эта свобода пока еще очень ограниченна. Так что в итоге каждый озабочен тем, чтó он может получить для себя. Цель — личное выживание.
В Нинбо мне хотелось побывать на фабрике, где делают клюшки для гольфа, и неутомимый, лучезарно улыбающийся Дэвид Сюй исполнил мое желание. Вплоть до самого нашего появления на фабрике Сюй переговаривался по телефону с президентом компании, заверяя его, что я действительно писатель, а он, Сюй, действительно из управления по международным связям. В прошлом году одна из компаний-конкурентов под видом журналистов подослала на фабрику шпионов.
Современные клюшки для гольфа выглядят высокотехнологично, но их изготовление требует больших и несократимых человеческих трудозатрат. На фабрике в Нинбо трудится около пятисот рабочих, главным образом из Центрального и Западного Китая. Они живут в фабричном общежитии, питаются в фабричной столовой и, по словам Лоуренса Ло, молодого руководителя отдела продаж компании, как правило, не слишком хорошо понимают, что за изделия производят. Ло сказал, что он и сам-то играет в гольф только несколько раз в год, когда надо протестировать новую продукцию. Клюшки, которые делает компания, большей частью продаются наборами во вместительных мешках в больших американских специализированных магазинах. Фабричным цехам с их голыми цементными стенами и примитивным освещением можно было дать и год, и пятьдесят лет, как и черным от смазки станкам, на которых работают мужчины, придавая трубкам из термически необработанной стали коническую форму и обжимая полученные стержни клюшек аккуратными кольцами. Женщины намазывают клеем полосы графитового композиционного материала, а затем накатывают их на стержни и нагревают для надежного сцепления. Мощный станок штампует из листовой стали полые головки клюшек-драйверов; двое мужчин, стоя по обе стороны другого станка, щипцами вставляют в него и вынимают бьющие поверхности драйверов, на которых станок делает горизонтальные бороздки. После штамповки головки драйверов обрабатываются в тускло освещенном цеху, где на водоохлаждаемых шлифовальных станках работают мускулистые люди в масках; Ло заверил меня, что вода проходит очистку и вентиляция теперь гораздо лучше, чем была, но обстановка все равно выглядела довольно-таки адской. На верхнем этаже в цеху, где стоит очень тяжелый запах краски, сурового вида девушки с копнами волос, в несусветных рабочих ботинках и чулках, проверяют окончательную отделку стержней драйверов и устраняют мелкие огрехи. Другие молодые люди очищают головки клюшек пескоструйными аппаратами, наносят на стержни надписи и логотипы и впрыскивают в головки драйверов клей, чтобы оставшиеся в них мелкие частицы не стучали. В тесно забитом помещении для готовой продукции на первом этаже «леса» клюшек, увенчанных блестящими головками, высятся над «холмами» из разноцветных мешков и над обширными зарослями «тростника» или, вернее, «рогоза»: стержни клюшек кажутся стеблями, смягченные рукоятки — початками.
