Спорные мысли - Сергей Калабухин
Румата тут же находит себе оправдание и прощение в следующем диалоге с самим собой:
«У Пашки бы тоже ничего не вышло, подумал он. Ни у кого бы не вышло. «Ты уверен?» — «Да, уверен». — «Тогда грош вам всем цена!» — «Но меня тошнит от этого!» — «Эксперименту нет дела до твоих переживаний. Не можешь — не берись». — «Я не животное!» — «Если Эксперимент требует, надо стать животным». — «Эксперимент не может этого требовать». — «Как видишь, может». — «А тогда!..» — «Что «тогда»?» Он не знал, что тогда. «Тогда… Тогда… Хорошо, будем считать, что я плохой историк. — Он пожал плечами. — Постараемся стать лучше. Научимся превращаться в свиней…»
Вот так вот. Бог просто пожал плечами. Ну не смог он преодолеть собственную брезгливость! А вот с Кирой смог. Видимо, та не употребляла пудру и духи, а потому воняла меньше аристократок.
Огульное презрение к арканарцам убило в Румате разведчика. Он пропустил или проигнорировал все признаки грядущего переворота.
В Арканаре уже два года работает Патриотическая школа, учреждённая иждивением дона Рэбы для подготовки из мелкопоместных и купеческих недорослей военных и административных кадров. Заметьте, не прогрессор Румата добился открытия школы, не он составил программу обучения и не он подбирал учителей, а губитель грамотеев, рассадник серости дон Рэба!
Румата так и не удосужился узнать, кого на самом деле готовит эта школа. Высокомерный бог зашёл в неё, чтобы устроить туда за взятку преподавателями пару грамотеев, пытаясь таким образом спасти их от уничтожения. При этом Румата по своему обыкновению не упускает случая унизить и оскорбить отца Кина, прокуратора школы, садиста-убийцу, постригшегося в монахи, называя глупыми как написанную прокуратором книгу «Трактат о доносе», так и самого автора. А ведь дон Рэба вряд ли случайно доверил этому человеку Патриотическую школу.
— Не умом поразить тщился, — с достоинством ответил отец Кин. — Единственно, чего добивался, — успеть в государственной пользе. Умные нам ненадобны. Надобны верные. И мы…
— Ладно, ладно, — сказал Румата. — Верю. Так пишешь что новое или нет?
— Собираюсь подать на рассмотрение министру рассуждение о новом государстве, образцом коего полагаю Область Святого Ордена.
— Это что же ты? — удивился Румата. — Всех нас в монахи хочешь?..
Отец Кин стиснул руки и подался вперёд.
— Разрешите пояснить, благородный дон, — горячо сказал он, облизнув губы. — Суть совсем в ином! Суть в основных установлениях нового государства. Установления просты, и их всего три: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми!
— Гм, — сказал Румата. — А зачем?
— Что «зачем»?
— Глуп ты все-таки, — сказал Румата. — Ну ладно, верю. Так о чём это я?.. Да! Завтра ты примешь двух новых наставников.
Полагая всех вокруг глупыми, Румата сам совершает непоправимую глупость, проигнорировав столь откровенный намёк на грядущее развитие событий в Арканаре. Любой настоящий разведчик вместо того, чтобы оскорблять отца Кина, внимательно и заинтересованно выслушал бы его откровения, и тогда вторжение Ордена в Арканар не было бы для землян столь неожиданным. Были и другие намёки, о которых горе-разведчик вспомнил уже после переворота.
«Румата поглядел им вслед и вспомнил, что тысячи раз он видел на улицах эти смиренные фигуры в долгополых чёрных рясах. Только раньше не волочились за ними в пыли ножны тяжеленных мечей. Проморгали, ах, как проморгали! — подумал он. Какое это было развлечение для благородных донов — пристроиться к одиноко бредущему монаху и рассказывать друг другу через его голову пикантные истории. А я, дурак, притворяясь пьяным, плёлся позади, хохотал во всё горло и так радовался, что Империя не поражена хоть религиозным фанатизмом… А что можно было сделать? Да, ч т о м о ж н о б ы л о с д е л а т ь?»
Разумеется, сделать можно было многое. Если б у Руматы было желание что-либо делать. Будь Румата при власти, и занимайся он делом пpогpессоpства вместо того, чтобы корчить из себя бога и огульно пpезиpать окpужающих, Оpден никогда не смог бы захватить Аpканаp.
То, что дон Рэба знает о доне Кондоре и связывает его с лже-Руматой, свидетельствует о том, что Орден внимательно изучил не только Арканарское королевство. Он каким-то образом выявил тайную сеть землян и выбрал в ней самое слабое звено. Вот почему дон Рэба «возник из неоткуда» именно в Арканаре. Румата, как и просчитал Орден, до самого конца так и не понял, что происходит. Арканар погружался в «серость», а Румата занимался спасением грамотеев, вместо того, чтобы доискиваться причин внезапных перемен.
«Лейб-знахарь Тата вместе с пятью другими лейб-знахарями оказался вдруг отравителем, злоумышлявшим по наущению герцога Ируканского против особы короля, под пыткой признался во всём и был повешен на Королевской площади. Пытаясь спасти его, Румата роздал тридцать килограммов золота, потерял четырёх агентов (благородных донов, не ведавших, что творят), едва не попался сам, раненный во время попытки отбить осуждённых, но сделать ничего не смог. Это было его первое поражение, после которого он понял, наконец, что дон Рэба фигура не случайная».
И что же сделал Румата? Установил наблюдение за доном Рэбой? Постарался выяснить его связи и цели? Нет! Буквально перед самым переворотом он бездарно губит наиценнейший источник сведений — любовницу дона Рэбы.
«Вчера я убил дону Окану. Я знал, что убиваю, ещё когда шёл к ней с пером за ухом. И я жалею только, что убил без пользы».
Это единственное, о чём сожалеет брезгливый бог, который «пришёл сюда любить людей, помочь им разогнуться, увидеть небо». И при этом он считает своим поражением только то, что не смог спасти какого-то лейб-знахаря, а не то, что из-за его бездарных действий в качестве разведчика и прогрессора королевство Арканар погружается в террор и хаос, и вовсе не один, а все грамотеи подвергаются истреблению.
Вот ещё один пример непрофессионализма земного разведчика: когда один из агентов Руматы сообщает ему, что дон Рэба тайно встречается во дворце с «королём» разбойников Вагой Колесом, тот вместо благодарности «выливает на него ушат холодной воды»:
«Милейший дон Рипат, — внушительно сказал Румата, — меня