Юрий Щеглов - «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова. Комментарий

Эге, да там сплошь ангелы. – Во время своих испытаний во сне герои попеременно попадают в сферу влияния демонических и божественных сил. Ср. встречу с ангелами во сне пилота Кулаченко.

Видим, под тюльпаном Серафима Игнатьевна с Сильвией пьют чай и кушают тефтель. – Присоединяйтесь, ребятишки! Очень хочется присоединиться, но невозможно. – В наиболее отчаянный момент гонки или борьбы герои третьих снов тщетно взывают к друзьям или видят их, но не в состоянии с ними соединиться (ср. сны Ирины, Глеба, Вадима, Степаниды).

Всплыла огромная Химия, разевает беззубый рот, хлопает рыжими глазами, приглашает вислыми ушами. – Чудовище-Химия – отголосок разговоров Володи о смысле жизни: «…у кого нет [любви], так там только химия. Химия, физика, и без остатка… так?» (стр. 45). Ее наружность близко напоминает Лженауку из снов Глеба. Отметим элемент полемики с Глебом и Ириной, которые отвергают Лженауку, но чтут «подлинную» Науку (т. е., конечно, и химию) и готовы «отдать ей себя до конца, без остатка» (стр. 37).

Андрюша поднял шнобель… – Шнобель – нос (блатной жаргон).

В 3-м сне Дрожжинина происходит столкновение трех «патронов» маленькой страны Халигалии – самого Дрожжинина, скотопромышленника Сиракузерса и ученого викария из кантона Гельвеция. Их мирная конференция на нейтральной почве переходит в поножовщину, когда соперники принимаются дразнить Дрожжинина своими успехами в освоении Халигалии. «Каждому своя Халигалия», – вызывающе кричат оба соперника, замахиваясь на карту «многострадальной страны» ножами. Оттесненный противниками от карты любимой страны, Вадим Афанасьевич отчаянно взывает к друзьям, но вдруг обнаруживает, что и у него есть своя Халигалия – бочкотара и что «другой ему и не надо».

Оставив соперников, Вадим бросается в воду, подплывает к любимой бочкотаре, целует ее в щеки, берет ее на буксир. Как и в третьих снах Ирины, Глеба, Володи, для героя наступает момент успокоения, отдыха на просторе: «Плывем долго, тихо поем» (стр. 53), глядя на приближающегося Хорошего Человека с обручами для ремонта бочкотары.

Переклички со снами и мотивами других пассажиров в 3-м сне Вадима значительны. Сошлись три рыцаря – ср. «Блаженного Лыцаря» во сне Степаниды Ефимовны (стр. 55). На столе бутылка «Горного дубняка», бычки в томате – эти деликатесы из сельпо принадлежат миру Володи Телескопова, как и вопрос скотопромышленника относительно «халигалитета»: «В собственном соку или со специями?» (ср. Володину «тюльку в собственном соку»). Проклятия Вадима в адрес конкурента («Аббат, падла такая позорная») и далее его угроза: «Шкуры! Позорники! Да я вас сейчас понесу одной левой!» – также повторяют Володину фразеологию: «директор-падло» (стр. 6), «ворюги, позорники, сейчас я вас всех понесу!» (2-й сон, стр. 32). Бочкотара во сне Вадима плывет, тихонько поскрипывая, напевая что-то приятное и нежное, накрытая моим шотландским пледом, ватником Володи, носовым платком старика Моченкина – и в том же состоянии Глеб в своем 3-м сне застает Науку, которая «жалобно поскрипывает, покряхтывает, тоненьким, нежным и нервным голосом что-то поет. Какие-то добрые люди укутали ее брезентом, клетчатыми одеялами» (стр. 49). Бросаюсь, плыву – напоминает решительные действия в трудных ситуациях того же Глеба: «Плывем с аквалангами», «Бегу за Сцеволой» (стр. 18, 49) и др.

Немало в этом сне и советских клише из дискурса о колониализме и странах третьего мира: синие и золотые надежды и чаяния, наводнял слаборазвитые страны, опираетесь на Хунту, что вы готовите моей стране, нейтральная почва <…> неслась в океане народных слез.

На нейтральной почве сошлись для решения кардинальных вопросов три рыцаря. – Зачин сна синтаксически, а также лексически («три рыцаря») напоминает вступления к главам гоголевской «Страшной мести» (1831): «На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни»; «В городе Глухове собрался народ около старца бандуриста и уже с час слушал, как слепец играл на бандуре» (главы 8 и 16; Гоголь 1937–1952: I, 264, 279; курсив наш. – Ю.Щ.). Сходным образом начинается «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова: «В каком году – рассчитывай, / В какой земле – угадывай, / На столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков…».

Что касается меня, – говорит Сиракузерс, – то я от своих привычек не отступлюсь – всегда я наводнял слаборазвитые страны и сейчас наводню. – Вы опираетесь на Хунту, сеньор Сиракузерс <…> говорю я. – Есть грех, иной раз опираюсь. – Комизм словоупотребления наводнять – в том, что газетный штамп лишен здесь необходимого дополнения в творительном падеже (ср. ранее: «Сиракузерс, наводнивш[ий] беззащитную Халигалию своими мясными консервами, паштетами, бифштексами, вырезками, жюльенами из дичи», стр. 9). Характерным приемом советского юмора, начиная с Ильфа и Петрова, является остранение официозных метафор – «наводнять» (изделиями), «опираться на» (военно-промышленный комплекс, реакционные круги и т. п.) – путем их переноса, с непринужденной сменой синтаксиса и сочетаемости, из их обычного ригидного контекста (такого, как газетная статья, юбилейный доклад, праздничные лозунги) в неформальный разговор частных лиц. Другой пример аналогичного обращения со штампом, правда, не политическим, а литературно-очерковым, находим мы в аксеновской повести «Мой дедушка – памятник». Ее герой, пионер Стратофонтов, разговаривает со своим старшим другом – капитаном дальнего плавания Николаем Рикошетниковым:

Сердце Геннадия часто забилось.

– Да вы же, наверное, избороздили всю Океанию?

– Да, избороздил, – скромно ответил Николай.

(Аксенов 1972: 15)

Как видите, Диего вырвался вперед. – Диего Моментальный – давний соперник Дрожжинина в борьбе за расположение халигалийских девушек (см. 2-й сон Вадима, стр. 33).

Ко мне! На помощь! Володя! Глеб Иванович! Дедушка Моченкин! – Моменты бега и обращения к друзьям, типичные для третьих снов (ср. то же у Ирины, Глеба, Володи, Степаниды).

Каждому своя Халигалия, а мне моя! – завизжал викарий <…> – А мне моя! – взревел Сиракузерс <…> – А где же моя?! – закричал Вадим Афанасьевич. – Объект интересов трех соперников – Халигалия – обнаруживает здесь соприродность с мотивами Хорошего Человека и демонического антагониста, для которых также характерно принимать свой особенный облик в снах и размышлениях каждого из героев. Ср. примечание к стр. 69 (незнакомец в вагоне).

Я посмотрел и увидел свою дорогую, плывущую по тихой лазурной воде <…> Она плыла, тихонько поскрипывая, напевая что-то неясное и нежное. – Тихий и плавный ритм движения бочкотары, ее неясный нежный напев контрастны бегу и яростным выкрикам соперничающих знатоков Халигалии – вполне в рамках темы «иных, далеких от земной суеты идеалов и целей», которую воплощает и навевает своим хранителям бочкотара.

Наконец, видим: идет Хороший Человек, квалифицированный бондарь с новыми обручами. – Обратим внимание на контрастный параллелизм между этим Хорошим Человеком и тем, который являлся в 1-м сне Вадима («К нему по росе шел Хороший Человек, простой пахарь с циркулем и рейсшиной» – стр. 17). Одинакова номинативная конструкция c приложением, описывающая того и другого. Одинакова народная, деревенская принадлежность обоих (пахарь, бондарь), выдающая плебейские корни нашего героя, которые он хотел бы скрыть. Одинаково то, что оба Хороших Человека являются профессионалами и экипированы соответствующими инструментами или материалом. (Первый Хороший Человек, собственно говоря, является гибридом: пахарь, наделенный инструментами инженера.) Знаменательна разница в этих инструментах, отражающая сдвиг в жизненных устремлениях героя. Прежний Дрожжинин с инженерной точностью расчислял собственную карьеру, а также помышлял о строительстве кооперативной квартиры. Хороший Человек его 1-го сна, как бы мы ни понимали его несколько загадочные атрибуты, несомненно, призван был обслуживать нужды тогдашнего Дрожжинина. Нынешнему Вадиму дорога лишь сохранность общего предмета любви – бочкотары, нуждающейся в ремонте после тряской езды. Ее интересы и представлены в Хорошем Человеке 3-го сна.

Сон начинается с очередной чудовищной персонификации, соответствующей бюрократической природе Моченкина. Это Характеристика, которая идет по полю и громко выкликает свой собственный текст в наиболее стереотипных для этого рода документов формулах: «И вот увидел он свою Характеристику. Шла она посередь поля, вопила низким голосом: “…в-труде-прилежен-в-быту-морален <…> политически-грамотен-с казенным имуществом-щщапетилен <…> с-товарищами-по-работе-принципиален!!!”» (стр. 53–54).