Юрий Щеглов - «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова. Комментарий

Появление в кульминационный момент погони и борьбы фигур друзей, их призывание героем или хотя бы звук дружественного голоса, как в данном случае, – типичный элемент третьих снов (ср. сны Ирины, Володи, Вадима, Степаниды). Голос из невидимого источника, голос еще до появления говорящего – широко распространенный мотив, передающий некую многозначительность, высшую силу, судьбоносность и т. п. (ср. у Пушкина: «Тогда-то, свыше вдохновенный, / Раздался звучный глас Петра…» («Полтава», 1828–1829) и многие другие примеры).

…из комнаты смеха выходит Лженаука огромного роста. Напоминает какую-то Хунту… – Лженаука и Хунта недаром так похожи друг на друга: ведь это две параллельные мифологемы, играющие одну и ту же роль «главного антагониста» в соответственно научной и внешнеполитической («латиноамериканской») версиях советского мышления. «Буржуазными лженауками» в сталинскую эпоху были объявлены несколько областей знания, в первую очередь кибернетика и генетика: «Кибернетика <…> – реакционная лженаука» (Краткий философский словарь / Под редакцией М. Розенталя и П. Юдина. 4-е изд., доп. и испр. М., 1954. С. 236–237; см.: Душенко 2002: 535). Хунта, правящая Халигалией, – главная враждебная сила в сновидениях Вадима Дрожжинина. Лженаука – с того момента, когда военный моряк под влиянием своей подруги решает посвятить себя Науке, – играет аналогичную роль в снах Глеба Шустикова.

Комната смеха – один из аттракционов «парков культуры и отдыха», помещение, где в лабиринтообразных переходах были развешаны кривые зеркала, в которых фигуры посетителей представали во множестве причудливо искаженных обличий. Из нее постоянно доносились взрывы смеха – отсюда и название. Действие сна, видимо, происходит в одном из таких парков – ср. выше «тенистые аллеи», по которым Глеб гуляет «в полном параде, при всех значках» (стр. 48). Такое место и способ проведения досуга вполне соответствуют привычкам Глеба как образцового ученика политизированной армейской культуры. Кривые зеркала комнаты смеха не могут не соотноситься со сквозной темой всеобщего извращения человечности и естественности. Это – зеркала, созвучные антигуманным силам, способствующие неискренности и ложным представлениям людей о себе, заводящие их в лабиринты и тупики жизни. Недаром именно из комнаты смеха появляется враг Шустикова – чудовище Лженаука. Характерно, однако, что и эти злокачественные зеркала бессильны исказить образ победоносного Шустикова: «Бегу по комнате смеха – во всех зеркалах красивый, но мокрый» (стр. 50). Как мы знаем, принцип зеркала в ЗБ обычно играет позитивную роль, показывая героям их истинное «я» и способствуя изменению в лучшую сторону.

Двумя крюками добиваю расползающегося колосса. Лженаука испаряется. – Колосс на глиняных ногах – библейский образ, с которым в мыслях Вадима Дрожжинина связывается Хунта (см. примечание к его 1-му сну). Крюк – профессиональный прием борцов.

Абсолютно не смешно – видимо, еще один речевой маньеризм из обихода Глеба и его товарищей. Возможна, впрочем, и перекличка с речью Телескопова: «Это что, даже не смешно», – говорит тот в связи с дорожной аварией (стр. 22).

Как обычно, Володя играет роль недотепы, плывущего по течению, управляемого случайностью, не распоряжающегося собственной жизнью. Содержание сна – лошадиные бега, на которые Володя покупает билет. Пройдя в залу, Володя вдруг замечает, что к нему прикованы глаза всех зрителей. При этом, как и в ряде других снов, герой видит себя со стороны: «И я тоже смотрю на [входящего Володю Телескопова], будто в зеркало, что характерно. <…> Что характерно, идет Володя в пустоте весь белый, как с похмелья…» (стр. 50).

Оказывается, что Телескопову и его другу Андрюше отведена роль лошадей – инверсия ролей, напоминающая нам о 1-м сне старика Моченкина, где тот становится пищей комиссии, от которой ожидал пропитания и поддержки. По словам Фрейда, инверсии такого рода типичны для снов: «во сне часто бывает, что заяц гонится за охотником» (Freud 1975: 164). Напомним, что наряду с танцем (ср. 3-й сон Ирины, стр. 47) и восхождением (ср. холм как место свиданий Глеба и Ирины, стр. 46) верховая езда входит в категорию ритмичных движений с сексуальным подтекстом (Freud 1975: 142). Бег в лошадином облике приходится приятелям по душе («Настроение отличное – надо осваивать новую специальность», стр. 50), и они быстро выходят из-под контроля. Потеряв своих седоков, Володя и Андрюша несутся в пространстве, попеременно седлая друг друга; по пути им видятся различные эпизоды их прошлой жизни, встречаются знакомые фигуры Серафимы и Сильвии, но они не в силах остановиться. Чудовища Химия и Физика, подобно Сцилле и Харибде, готовы поглотить приятелей, но те благополучно уходят от преследования. (О Химии и Физике шла речь в недавнем разговоре Вадима с Володей; в глазах Володи эти науки – символ бездушного прагматизма, удел тех, в ком нет любви и духовного начала, см. стр. 45; советские молодые люди Ирина и Глеб, напротив, согласны посвятить науке свою жизнь, см. стр. 37, 49.)

Обессиленные, приятели ложатся на траву отдыхать: «Вокруг травка, кузнецы стригут, пахнет ромашкой» (стр. 51). Этот их выход на простор и отдых от борьбы соответствуют аналогичным местам в третьих снах Ирины, Глеба, Вадима, а также во сне Степаниды Ефимовны.

По росе приближается Хороший Человек, шеф-повар, неся то, в чем для нетребовательного Володи воплощается хорошая жизнь, – две тарелки ухи из частика и пиво.

Бывают в жизни огорченья – вместо хлеба ешь печенье. Я слышал где-то краем уха, что едет Ваня Попельнуха. Придет без всяких выкрутасов наездник-мастер Эс Тарасов. – Из ипподромного фольклора. Упоминаются реальные наездники того времени. Выражение «едет/идет такой-то» означает, что данный наездник (и лошадь) «идет» на первое место в силу заранее достигнутой между участниками договоренности (разъяснено автором).

В этом свете напрашивается следующее толкование событий на ипподроме: в мире, где все пути и исходы заранее рассчитаны, Володя выбивается из предназначенной для него колеи и следует по жизненному пути бестолково, дико, но по-своему, не подчиняясь «их» правилам, – за что постоянно терпит наказание на этой земле, но и оказывается в первых рядах тех, кто будет впущен в «царство небесное».

Что характерно… (четыре раза) – остроумно подмеченное словечко-клише полукультурного стиля, призванное создавать ауру некой замысловатости в устном рассказе о необычном, странном происшествии. Володя не может отделаться от этого прицепившегося к нему выражения.

И я тоже смотрю на него, будто в зеркало, что характерно. – Очередной мотив зеркала, в котором все герои видят самих себя.

Ты думаешь, Володя, мы на них ставим? Они, кобылы, ставят на нас. – Из посвященного Аксенову стихотворения А.А. Вознесенского «Морозный ипподром» (1967): «Ты думаешь, мы на них ставим? / Они, кобылы, поставили на нас». У поэта тот же сюжет – человеческие бега, на которые лошади смотрят в качестве зрителей, – иллюстрирует идею об иллюзорности нашей свободы воли, способности управлять собственной судьбой и действиями других:

Королю кажется, что он правит.Людям кажется, что им – они.Природа и рощи на нас поставили.А мы – гони!(Вознесенский 1983: 266)

Цитата, таким образом, придает некий философский резонанс последующему лошадиному бегу Володи и Андрюши (возможно, названного так в честь автора цитаты). Это согласуется с философской жилкой в характере Володи, с его склонностью к скептическим размышлениям о нашей судьбе, бессмертии, любви, Боге, с его трезвой оценкой собственной роли (см. его разговор обо всем этом с Вадимом: «Какие мы маленькие, Вадик, <…> и кому мы нужны в этой Вселенной?» – и т. д., стр. 44–45).

В аналогичную позицию – пассивную вместо активной – попадает неудачливый Володя во 2-м своем сне, когда он грозит «понести» своих противников, но получается обратное: «Как раз меня и вынесли…» (стр. 32).

Андрюша гордо вскинул голову… – ср. в 1-м сне Ирины: «Гордо поднимите красивую голову» (стр. 20).

У Андрюши [наездник] – маленький, как сверчок, серенький и, что характерно, в очках – видно, из духовенства. – По словам автора, здесь (как и в фигуре «викария из кантона Гельвеция») скрыт намек на Сартра, который в те годы бывал в СССР и близко общался с деятелями культуры аксеновского поколения и круга.

Вот моя конюшня, вот мой дом родной, вот качу я санки с пшенной кашей. – Из хрестоматийного стихотворения крестьянского поэта И.С. Сурикова «Детство» (1865–1866): «Вот моя деревня, / Вот мой дом родной. / Вот качусь я в санках / По горе крутой…». Как всегда, Телескопов обессмысливает текст, отклоняясь посреди цитаты в совсем другую сторону. Санки с пшенной кашей, в которые Володя воображает себя впряженным, – вероятное воспоминание о какой-то из его многочисленных случайных работ, как, например, доставка еды в обеденный перерыв для рабочих бригад. (Возможно также созвучие с мотивом саней в 1-м Володином сне: «Трактор идет, Симка позади, очень большая, на санном прицепе» (стр. 20), а также с «манной кашей» из снов Глеба.) С другой стороны, этот бешеный полет на коне в мировое пространство мимо родного дома напоминает о финале гоголевских «Записок сумасшедшего» (1834–1835): «Далее, далее <…> Вон небо клубится передо мною <…> вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси своего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку…» и т. д. С героем гоголевской повести Володю сближает немногое, но упомянуть об этом стоит: это неприкаянность, постоянное душевное беспокойство, угрозы со стороны власть имущих, мотив бегства от них. Перекликается с Гоголем и переключение с лирического тона цитаты на абсурд «пшенной каши». Ср.: «Матушка! пожалей о своем больном дитятке!.. А знаете ли, что у французского короля (вариант: у алжирского дея) под самым носом шишка?» (см.: Гоголь 1937–1952: III, 214, 700).