Анатолий Баландин - Каменный пояс, 1983
От ходьбы по жаре он быстро взмок, штанины стали липнуть к ногам, но это причиняло пока всего лишь неловкость, неудобство, а на настроение не влияло.
Настроение испортилось на базаре. Большой торговли тут не было, а цены — я те дам! Как ни примеривал Николай три-четыре рубля, а все какие-то жалкие кучки ранних овощей складывались, не говоря уж про перезимовавшие яблоки.
Купив все-таки килограмм крючковатых огурцов, которые скучная тетя ссыпала ему в подставленную авоську, Николай пошел к рядам прибазарных магазинчиков. В промтоварном он с ходу «оторвал» темно-зеленые вельветовые туфли на Катеринину примерно ногу, в канцелярском, куда зашел случайно, — пистолетик и круглый значок «Ну, погоди!» для Витьки. Кроме рубля на билет оставалось еще копеек сорок свободных денег, и он заглянул в хозмаг. Тут все было на виду, но лежало в таком беспорядке, что минут двадцать Николай только разбирался, что тут к чему. Он уже знал, что ничего не купит, но приятно было примериться к какому-нибудь слесарному набору рублей за тридцать, к электродрели, продававшейся по сниженной цене из-за какой-то поломки… Только вспомнив, что ему ехать надо, оторвался от прилавка.
Оглядев на улице свой «багаж», Николай смутился. «Погорелец чертов», — ругнулся он и дальше уже чувствовал себя несвободно. Хотя бы сумка какая-нибудь была, а то в одной руке узел с грязной одеждой и в другой — все на виду… Вот как хорошо мы живем! «И эта догадалась — лишнюю десятку пожалела», — обиделся Николай на жену, но, прошагав квартал, остепенился. Вряд ли теперь дома лишние десятки. Последнюю зарплату он принес почти два месяца назад, сотни тогда не вышло, а надолго ли ее хватило? Деньги лежали еще на сберкнижке, но залезть в нее Катерину и под пистолетом не заставишь. Теперь надо было поскорее выправляться и жизнь выправлять. Какой ни была прежняя, но в ней хоть ясности побольше было и уверенности…
Дойдя до остановки, Николай, задрав голову, изучил табличку.
— Какой номер на вокзал идет? — спросил он какую-то девчонку.
— Второй, — пропела та.
«Двойки» долго не было, и он начал волноваться. Часы показывали три, а в Богдановку рейсовый автобус уходил, кажется, в половине четвертого.
Он уже решил удариться пешком, когда появился наконец нужный автобус.
В давке, в духоте он пробыл минут десять и на привокзальной остановке сошел с вымученной, хотя и не обиженной улыбкой.
«Все путем», — подбодрил он себя, но полупустая площадь озадачила: где же автобусы?
— А тут теперь автовокзал пустили, — объяснил ему усатый дядя.
— Где тут-то?
— В городе. Сейчас вот сажайся в «однойку», а на выезде, где заправка, слезешь…
Николай посмотрел на здание железнодорожного вокзала.
— А расписание? — крикнул он вслед усатому.
— Расписание новое, тоже там!
Часы показывали уже половину четвертого.
Ему повезло, и на автостанцию он прибыл минут через сорок. Автобуса три там еще стояли, но ближних, пригородных маршрутов, а богдановский, оказалось, ушел в половине четвертого.
«Вот так, — пригвоздил себя к скамейке Николай. — Приехали…»
Теперь надо было ловить попутную, но на другом уже, от элеватора, выезде.
«Отдышусь», — решил Николай. Лучше было бы залезть сейчас по горло в воду или хоть на ветерок выйти он подплывал по́том, щипало глаза, и пластырь на животе, казалось, отклеился и едва держится.
Николай стащил с себя промокший на спине и под мышками пиджак. Вздохнулось полегче, и он огляделся. Кого, интересно, осенило ставить тут автостанцию? Магазины, базар, железнодорожный вокзал, даже шерстобитка и всякие учреждения были километрах в двух, откуда доходил сюда только один автобусный маршрут. «Да мало ли безголовых», — открестился было Николаи, но тут перед навесом остановился еще один городской автобус, и он увидел табличку: седьмой.
«Этого откуда принесло?» — удивился Николай, а, повернув голову, понял: микрорайон. Там и населения, должно, не меньше, чем в деревянном центре, и большинство, если не все, бывшие сельские жители. А кому, как не им, нужна автостанция под боком? «Была, значит, голова», — усмехнувшись, подумал Николай. И вместе с этим почувствовал необъяснимое свое превосходство над «потребителями». А черта ли тогда в его жалкой авоське и узелке погорельца?! Это все так, по случаю, а из Богдановки по выходным, бывает, и не уедешь из-за городских гостечков, забивающих собой сиденья, а поклажей своей проход в автобусе. «Нахлебники», — хмыкнул Николай. И тут же уверился, что не из-за своего ротозейства, а из-за «этих» не попал он на рейсовый автобус и должен теперь голосовать на дороге…
Но обвинить дядю оказалось легче всего. Машины проносились мимо, обдавая Николая то въедливыми выхлопами бензина, то душной копотью от дизельного топлива. Когда перекрывали переезд, поток машин прерывался, а потом они, конечно, ни на метр не хотели отставать друг от друга. Надо было пройти дальше по дороге, и Николай пошел туда решительно, но тягучая боль в животе и наступившая тут же слабость укоротили шаг. Кое-как он доплелся до сломленного бетонного столба, прислонился к нему, повесил авоську на торчащий арматурный пруток и угнездил узел на пыльном изломе.
В опустевшей голове что-то тикало на манер какой-то машинки из операционной. «Вот так-то», — повторял Николай, шевеля губами. Куда теперь? Он в одном только шуме близкой дороги, в мельтешенье колес и кабин терялся и тонул как слепой котенок.
«У, раскис, сынок чертов!» — озлился он на себя и отвернулся от дороги, чтобы не выставлять растерянного лица напоказ проезжающим. Взяв узел и бросив его под ноги, Николай положил на излом локти, оперся — так ему полегче стало, но бетонные крошки больно врезались в тело, и локти приходилось то и дело переставлять.
Кое-как он совладал с внезапной слабостью, трезвее глянул по сторонам и решил продолжать начатое — идти дальше по дороге, к посту ГАИ, где наверняка должны были помочь больному человеку.
До поста, застекленной будки на сваях, Николай добрался не меньше как за час. По пути останавливался, голосовал, поднимая то кепку, то растопыренную слабую ладонь, и две машины притормаживали, но их и близко нельзя было назвать попутными.
А у поста ГАИ никого не оказалось. Николай тяжело опустился на узкую скамеечку, пристроил свою неловкую ношу и перевел дух. Надежду он еще не потерял, но на дорогу смотрел теперь равнодушно — шел уже седьмой час.
Издали замечая у поста ГАИ человека, водители сбавляли скорость, но приблизившись и разглядев, что это за человек, с досадой прижимали педаль газа, и машины взрыкивали, снова набирая скорость. Пора было Николаю признать еще один просчет, как вдруг прокатившийся по направлению в город автобус притормозил, стал сдавать назад, прижимаясь к обочине, и въехал на пятачок перед постом.
— Николай! — крикнул, высунувшись в окошко, водитель. — Аким!
Николай поднялся на ноги, вглядываясь.
— Мишка, что ли, — проговорил наконец неуверенно, не глазами, а каким-то чутьем признав в водителе Михаила Наумова, с которым когда-то учился и жил в училище механизации. — Здоров!
— Привет! Ты чего тут?
— Домой еду, — с невольной досадой ответил Николай и покосился на разглядывающих его через стекла пассажиров.
— И давно вот так едешь?
— С трех — с полчетвертого вообще-то…
Наумов присвистнул.
— А ну-ка садись ко мне! — приказал решительно.
Пока катили по асфальту, выпуская по одному, по два пассажира на остановках, Николай узнал, что автобус этот из управления буровых работ, а пассажиры — вахта.
— Восьмой месяц вот за этой баранкой, — объяснил Наумов, часто взглядывая на Николая. — А ты чего такой… жеваный? И лысый!
— Да из больницы, после операции. Нынче выписали…
— А-а, ну погоди, потом доскажешь.
Высадив последнего пассажира, Наумов выскочил из автобуса, сбегал в магазин.
— Теперь все! — сказал, устраивая на капоте «пазика» свертки.
— А ты чего хочешь-то? — настороженно спросил Николай. — Мне домой надо…
— Теперь будем думать, — поспешно заверил Наумов, трогая автобус с места.
— А не получится, — прокричал чуть погодя, — перекантуешься у меня до утреннего автобуса! Ты женатый?
— Женатый! А ты?
— Был!
Они приехали в микрорайон, миновав автостанцию, и Наумов забежал в один дом, пробыв там минут десять.
— Тут друг один живет, земляк мой, — объяснил. — Вернется с работы, возьмем его тачку и отвезем тебя. Давай пока в общагу…
Николай почему-то решил, что домой он теперь не попадет, и сник. Хотел было попросить отвезти его на шоссе, но удержался. В этот час, самое лучшее, могли подбросить до богдановского свертка, а там еще неизвестных двадцать километров. На свой «одиннадцатый номер» он больше не надеялся.
