Пьер Бурдье - О телевидении и журналистике
Почему я считаю важным говорить о поле журналистики? Потому что, как мне кажется (и здесь можно увидеть помимо научной, гражданскую функцию этого подхода), в последние годы поло журналистики, именно как поле (это не «власть журналистов»), оказывает все большее давление на другие поля. Если говорить о символическом производстве, то на поле социальных наук (в том числе и на философию) и на поле политики. Сюда можно было бы добавить поле естественных наук, поскольку желая достичь признания, которое становится все более и более необходимым для получения кредитов, кокграктов и т. д., ученые тоже должны вступать в конкуренцию за признание, которое может быть даровано лишь средствами массовой информации. Как большинство полей: театра, литературы и т. д., — поле журналист ики имеет, как мы видим, очень слабую автономию. Оно структурировано на основе оппозиции между двумя полюсами: наиболее чистые, наиболее независимые от государственной власти, политической и экономической власти, и наиболее зависимые от этих видов власти, наиболее коммерческие. Предлагаемая мной гипотеза (очень хорошо доказанная) состоит в том, что поле журналистики, которое становится все более и более гетерономным, т. е. все более и более подчиненным политическим и экономическим требованиям, (в аспекте экономики в основном через измерение аудитории), — что это поле все больше и больше навязывает свои требования всем остальным и, особенно, полям культурного производства, полю социальных наук, философии и т. п., а также нолю политики.
Почему важно говорить о поло журналис тики, а не о журналистах? Потому что, во-первых, до тех пор, пока говорят о журналистах — продолжают рассуждать в логике личной ответственности — происходит поиск виновников. Во-вторых, происходит постоянное чередование позитивного представления о журналистике как противовесе власти, критическом инструменте («без журналистов нет демократии» и т. п.|, которое, вопреки всей очевидности, продолжают распространить журналисты, с негативным представлением о журналистке как ретрансляторе инструментов насилия и т. п. Ставя проблему в терминах ответственности и возлагая оо на журналистов, из находящихся на виду агентов делают козлов отпущения, в то время как анализ в терминах поля означает переход от непосредственно воспринимаемых агентов (являющихся, согласно метафоре Платона, марионетками, у которых необходимо найти нити) к рассмотрению структуры поля журналистики и механизмов, действующих в нем.
Я утверждал, что поле журналистики, как мне кажется, все больше и больше теряет свою автономию и понятно почему: через подсчет аудитории экономическое принуждение все сильное давит на производство, поскольку рекламодатели соизмеряют свои кредиты, — финансирование, без которого не может жить телевидение, — в соответствии с объемом аудитории, подсчитанной по определенным правилам. Другими словами, через измерение публики, оказывающее особенное давление на наиболее гетерономный сектор журналистики, т. е. на субполе телевидения в целом и на наиболее гетерономные его сектора, влияние экономики все время увеличивается. И в доказательство тому, что журналистика является полем, — модель наиболее гетерономной области поля, области телевидения, постепенно навязывается всему полю, включая наиболее «чистые» его области. Для этого ость довольно простые показатели: в газетах, включая «Monde»; все больше и больше места отводится телевидению. Телевизионные журналисты имеют все больше и больше веса в мире журналистики, вплоть до руководства печатью и г. д. Однако доминирование коммерческого полюса но безраздельно, здесь тоже можно наблюда ть перекрестную структуру, сродни наблюдаемой в поло власти (с оппозицией художник/буржуа) или в поле литературы или искусства (чистое искусство/коммерческое искусство). Культурный капитал остается на стороне наиболее «чистых» журналистов печатных СМИ, и именно они («Libération», «Le Canard» и т. д.) начинают критические дебаты, которые затем подхватываются телевидением. Гетерономия, связанная с диктатом рекламодателей, посредством механизма измерения аудитории, усугубляется сложившейся ситуацией нестабильности, связанной с существованием безработицы среди интеллектуальных профессий. В силу перепроизводства дипломированных специалистов вокруг поля культурного производства формируется культурная резервная армия труда, эквивалентная в прошлом промышленной резервной армии труда. Давление культурной резервной армии труда на пространство культурного производства способствует нестабильности этих профессий, которая в свою очередь благоприятствует осуществлению цензуры посредством политического или экономического контроля.
Модель средств массовой информации очень интересна, поскольку так же применима к миру университета. Я думаю, что в университете Страсбурга, например, положение около 60 % преподавателей неустойчиво[12]: это преподаватели на контрактах, чьи позиции разительно отличаются от тех, что существовали в высшем образовании тридцать лет назад.
Вообще, все слова, которые мы используем, когда говорим о системе образования, за тридцать лет почти полностью изменили спой смысл: преподаватель — это слово больше не означает того, что означало тридцать лет назад; это верно и для ассистента, и для студента… Однако мы продолжаем говорить теми же словами. Это классический феномен, который очень важен в социологии, связанный с тем, что я называю гистерезис габитуса. Наша система диспозиций обладает инерцией: диспозиции изменяются медленнее, чем социальные их условия производства. Таким образом, чтобы рассуждать о мире, мы используем категории, являющиеся продуктом прошлого состояния мира: это синдром Дон Кихота. Многочисленные дискуссии о системе образования проходят довольно эмоционально, поскольку они сталкивают людей, имеющих категории, сформированные в разное время, которые под одним итем же словом «преподаватель», «ассистент» подразумевают совершенно разные вещи.
Сегодня значительную часть преподавательского корпуса, в широком смысле, составляют внештатные преподаватели или преподаватели лицеев и колледжей, работающие дополнительно на факультетах вузов, чтобы избежать жалкого существования. То же самое происходит в средствах массовой информации: все большая часть специфических культурных производителей находятся в немного шатком положении, работающие по временным договорам и т. д. Само собой разумеется, нестабильность содержит определенную форму принуждения и цензуры. Автономия преподавателей, поддержавших Золя в деле Дрейфуса, отчасти связана с тем, что они были штатными преподавателями: на удивление, в этом случае привилегия оказалась условием свободы. Следовательно, разрушение стабильной занятости оборачивается потерей свободы, а в таком положении легче осуществляется цензура и экономическое принуждение. То же самое можно сказан, относительно государства.
Итак, поле журналистики все более и более разнородно и все более зависимо от своего наиболее гетерономного полюса. Например, «Mond» — не стоит делать из него пристанище чистой журналистики, это далеко не так, все относительно — находится под давлением TF1, коммерческого полюса… Быть агентом поля — значит оказывать на него воздействие, причем тем большее, чем больше специфический вес агента в ноле. Согласно физике Эйнштейна, чем больше энергия тела, том больше оно деформирует пространство вокруг себя. Сильный агент может деформировать все пространство, сделать так, что оно будет организовываться вокруг него. Сегодня мы наблюдаем процесс, согласно которому силы коммерческой гетерономии, представляемые наиболее коммерческим телевидением, постепенно навязываются разным полям (полю журналистики, издательскому полю), таким образом, что в них все больше и больше проникает то, что можно было бы назвать менталитетом измерения аудитории. Всего лишь тридцать лет назад светский успех книги был своего рода приговором: так жо как в религиях спасения большой успех торговли находился под подозрением с точки зрения внутренних ценностей. Сегодня Бобин считается писателем. Даже в CNRS® учитывают признание СМИ и коммерческий успех произведения. Другими словами, ценности торговли, в борьбе с которыми формировались все типы специфической автономии — их микропространства организованы как оппозиция коммерческому, это всех объединяет, в том числе и юридическое поле, — становятся если не доминирующими, то, по крайней мере, угрожающими всем полям.
Чтобы понять, что происходит в поле журналистики, необходимо определить уровень автономии поля, а внутри поля — уровень автономии газеты, для которой пишет журналист. Для этого есть показатели: например, для газеты это то, какая часть финансирования идет от государства, от рекламодателей и т. д. Для журналиста уровень автономии будет зависеть от его позиции в поло журналистики, например, от его авторитета. Следовательно, можно выделшъ показатели автономии, которые предположительно позволяют предвидеть поведение агентов на практике, их способность сопротивляться государственному или экономичоскому давлению. Свобода — это не то, что падает с неба; она имоот свои уровни, которые зависят от позиции, занимаемой агентом в социальных играх.
