Богомил Райнов - Черный роман
Мы обращаем внимание на эту своеобразную «теорию» не только потому, что она представляет собой «вклад», внесенный Чини в развитие жанра, но и потому, что после него эти взгляды развили и превратили в аксиому еще несколько авторов, среди которых первое место занимают Картер Браун и Микки Спиллейн.
Герои Хэммета обычно или палачи, или их жертвы. У Чини они герои в прямом смысле слова, по крайней мере автор вполне серьезно стремится изобразить их героями. Перед нами новый тип положительного персонажа, чьи основные достоинства сводятся к умению овладеть женщиной, мастерски наносить запрещенные удары, не пьянеть от чрезмерного употребления спиртных напитков, метко и безжалостно стрелять и цинично относиться ко всему, что не является сексом, деньгами или авантюрами. Они и впрямь по-настоящему смелые люди, умеющие не только наносить, но и сносить удары и идти на риск в борьбе, победа в которой обеспечена далеко не всегда. Но стоит задать вопрос, во имя чего растрачивается весь этот «героизм», чтобы тут же стало ясно, что это героизм ради героизма, авантюра ради авантюры, риск ради риска. Столкновение с опасностью превращается в своеобразную азартную игру, расследование деградирует в серию самодельно острых эпизодов, а преступника преследуют словно зверя не потому, что он опасен для общества, а потому что он личный враг преследователя. Нетрудно увидеть, что в данном случае различие между сыщиком и преступником лишь в названии. Оба действуют вне рамок закона, оба одинаково наглы и бессовестны, в обоих бушует одна и та же разрушительная страсть — жажда насилия, опьянение убийством. Положительный герой Питера Чини — детектив, но детектив, который гораздо страшнее преступника, потому что в отличие от последнего он облечен еще и законной властью.
Было бы несправедливо, разумеется, отрицать то положительное, что есть у этого автора. Питер Чини глубоко убежден, что действия его героев несут злодеям справедливое возмездие. Он позволяет себе ликвидировать преступника, лишь уверив читателей в его безусловной виновности и заставив нас его возненавидеть. Местами он даже говорит о несправедливости властей, коррупции, пороках буржуазного образа жизни. Он умеет освежить повествование грубоватым и мрачным юмором, который обычно больше принадлежит автору, чем его героям. Все это, однако, подробности, не имеющие особого значения и не нарушающие общей ошибочной идейной концепции, на которой основывается все произведение. И если мы все же упоминаем об этих подробностях, то лишь для того, чтобы хоть частично отделить Чини от некоторых его последователей, превративших легкомысленный нигилизм этого писателя в столь же бездарную, сколь и злобную антикоммунистическую пропаганду. Ведь Питер Чини, даже нагромождая насилие на насилие, оглушая стрельбой и чрезвычайно щедро предлагая нам труп за трупом, делает это с легкой тенью иронии, словно бы говоря: «Ужасайтесь, ужасайтесь, но не слишком. Разве вы не видите, что все это я выдумал». Все чрезмерное у этого писателя нередко вызвано почти неприкрытым стремлением к пародии, в то время как у такого «новатора», как вышеупомянутый Микки Спиллейн, эта чрезмерность— прямое отражение его маниакально-садистского воображения.
В первые годы своего существования «Черная серия» познакомила Европу и с произведениями еще одного американского писателя — Рэймонда Чендлера. Этот писатель, по существу, и был настоящим продолжателем и учеником Хэммета, и не только потому, что остался верен его прогрессивным настроениям, но и потому, что ему удалось развить некоторые из этих элементов и воплотить их в произведениях, отличающихся оригинальностью творческого видения.
Рэймонд Чендлер сам объявил Хэммета своим учителем. В очерке «Простое искусство убивать» он подчеркивает заслуги этого писателя в развитии детективного жанра и между прочим отмечает, что Дэшил Хэммет «вернул убийство тем, кто совершает его ради определенных целей, а вовсе не для того, чтобы оставить труп для расследования; и у этих людей орудия убийства настоящие, а не дуэльные пистолеты ручной работы, яд кураре и отравленные рыбки. Хэммет описал людей такими, каковы они на самом деле, заставил их думать и говорить так, как они думают и говорят в жизни».[50]
В том же очерке Чендлер высказывает и ряд других соображений, касающихся сущности и задач детективного жанра. «Классический автор детективных романов ничего не забыл и ничему не научился», — пишет он. Современный писатель живет в мире, который именно сейчас должен быть отражен литературой, в мире, «где гангстеры управляют городами и народами; где гостиницы, дома и рестораны принадлежат людям, разбогатевшим на публичных домах… где почтенный джентльмен может оказаться бандитом; где судья, погреб которого набит запрещенными напитками, может послать в тюрьму человека из-за одной бутылки спиртного; где мэр города способен из-за денег совершить убийство; где никто не может спокойно пройти по темной улице, потому что закон и порядок — пустые слова; где вы среди бела дня можете видеть и бандитский налет, и самого бандита, но постараетесь побыстрее скрыться в толпе и будете молчать, потому что у бандитов могут найтись друзья с длинными ружьями… или защитник обольет вас на суде грязью на глазах у присяжных заседателей, подобранных из заведомых негодяев, и при полном снисхождении со стороны судьи-политикана».[51]
То, что говорит Чендлер, разумеется, известно каждому. И именно потому парадоксально, что среди буржуазных литераторов— специалистов по преступлению Рэймонд Чендлер— первый, кто решился напомнить об ужасающих фактах реальной жизни и выдвинуть в качестве программного положения требование отражать в детективных романах именно эти факты и раз навсегда отказаться от рассудочных построений и фантазий, не имеющих никакого соответствия в реальной жизни. Чендлер теоретически сформулировал то, что Хэммет уже в значительной степени осуществил на практике, превратил это в осознанную позицию и призвал своих коллег по перу присоединиться к ней.
Как и всякий взыскательный автор, Рэймонд Чендлер количеством написанного не в состоянии поразить своих соперников, творческий баланс которых насчитывает от пятидесяти до ста пятидесяти романов. А мы уже упоминали, что в этом жанре — если иметь в виду требования публики — важно не только «что», но и «сколько» написано тем или иным автором. Интерес, однажды разбуженный, приходится непрестанно поддерживать, не обращая внимания на неизбежное ухудшение качества. Именно поэтому наиболее талантливые, взыскательные, а следовательно, и не очень продуктивные авторы обыкновенно менее известны и менее любимы, чем многие виртуозы массового производства. И Чендлер не составляет исключения из этого правила. Он известен и довольно высоко ценим читателями, но далеко не так, как, скажем, Питер Чини, Эрл Стенли Гарднер или Джеймс Хедли Чейз. Показательно, например, что в уже цитированной книге Буало и Нарсежака имя Чендлера упоминается только один раз, да и то в длинном списке других имен. А Питеру Чини авторы уделили более четырех страниц, наполненных чрезмерными, а то и совсем не заслуженными похвалами в адрес этого писателя, который якобы «влил жизнь в детективный роман» и «обеспечил ему место в настоящей литературе».[52]
Время, бесспорно, уточнит эти пристрастные оценки, предав забвению большинство незадачливых «обновителей» жанра, и тогда еще заметнее станет дело тех немногих подлинных первооткрывателей, среди которых, как нам кажется, Чендлер займет заслуженное место.
Творчество этого писателя, если его рассматривать без традиционного снисхождения к художественной стороне детективного жанра, отнюдь не лишено недостатков. Герой Чендлера, частный сыщик Марло, как и большинство его литературных коллег, тоже любитель виски и красивых женщин, но он слишком занят и обременен заботами, чтобы свободно предаваться этим своим увлечениям. Дела у него идут неважно или, вернее говоря, не идут совсем. В случаях, когда к нему обращается редкий клиент, это обыкновенно бывает связано с неприятным и неожиданным риском: люди, имеющие материальную возможность обратиться к услугам Марло, чаще всего делают это со скрытым намерением использовать его как ширму или искупительную жертву для своих собственных преступлений. Все истории Марло развиваются по одному и тому же плану: взяв на себя решение какой-либо задачи, Марло преступает данные ему предписания, сует свой нос куда не требуется и в конце концов раскрывает действительного преступника, которого полиция не может или не желает раскрыть.
Такая сюжетная основа сейчас вряд ли покажется особенно оригинальной, но виноват в этом писатель только отчасти, потому что десятки авторов, использовавших эту схему, работали после Чендлера, а не до него. Не слишком оригинальным и недостаточно жизненным может показаться нам и образ самого Марло. Не всегда безупречно построение самой интриги, иной раз излишне усложненной и даже утомительно растянутой. Вызывают досаду и некоторые придуманные специально для развития действия ситуации, невероятные совпадения и неубедительные «случайности», происходящие как раз тогда, когда нужно помочь герою. К такого рода недостаткам можно прибавить и чрезмерную подробность описаний, не всегда удачные характеристики и сравнения, повторение того, что уже известно читателю.
