Богомил Райнов - Черный роман
Можно без преувеличения сказать, что произведения этого автора означают подлинный поворот в развитии детективного жанра, и особенно той его разновидности, которая носит имя «черный роман». Это еще не значит, что ученики Хэммета представляют собой единую литературную школу. Но если уж мы заговорили о школе, то следовало бы говорить не об одной, а о двух школах — о писателях, продолживших обличительную тенденцию Хэммета, и о тех, кто, используя некоторые его приемы, действительно пришел к роману абсурда, садизму, а то и нечистой политической проповеди.
Если новые явления в развитии детективного романа в тридцатые годы были еще исключением, расцениваемым нередко как временная аномалия, то в послевоенный период они получили такое широкое распространение, что превратились в ведущее направление, по крайней мере в американской литературе. Очень характерна в этом отношении знаменитая «Черная серия». Эта серия, издаваемая крупным парижским изданием «Галлимар» и редактируемая Марселем Дюамелем, уже в первые годы состояла преимущественно из американских романов. Начатая в 1945 году, серия спустя два десятилетия насчитывала около тысячи томов и до сих пор процветает и пользуется успехом.
Перед «Черной серией» была поставлена задача вытеснить другие, уже завоевавшие себе положение серии (например, «Ле маск»), не только в качестве товарной продукции, но и как жанровую разновидность. Отличительным признаком серии Марселя Дюамеля стал именно тот принцип, о котором мы только что говорили. И эта ee особенность прямо подчеркивалась в программной декларации, которой читатели оповещались о начале выхода «Черной серии».
«Пусть неподготовленный читатель будет осторожен: книги «Черной серии» для некоторых отнюдь не безопасны. Любители загадок à lа Шерлок Холмс не могут рассчитывать на их частое появление. Не будет в них места и оптимизму. Безнравственность, в общем допускавшаяся раньше лишь для того, чтобы контрастировать с общепринятой моралью, здесь пользуется такими же правами, как добрые чувства или обычные недостатки. Дух (этих произведений. — Б. Р.) очень редко будет конформистским. В них будут встречаться полицейские, развращенные коррупцией больше, чем преступники. Симпатичный сыщик не всегда сможет раскрыть тайну. Иногда и самой тайны тоже не будет. А иной раз и сыщика. Что же тогда?..
Тогда останутся действие, тревога, насилие во всех своих видах, и особенно в наиболее позорных — истязаниях и зверских убийствах. Как в хороших фильмах, душевные состояния будут проявляться лишь в поступках, и читателям, жадным до литературных интроспекций, придется обратиться к духовной гимнастике противоположного направления. Здесь будет также любовь — по преимуществу животная, — необузданные страсти, беспощадная ненависть, то есть все те чувства, которые в полицейском обществе могут найти себе проявление лишь в порядке исключения, но которые здесь будут расхожей монетой и, выраженные не всегда академическим языком, будут тем не менее полны юмора, черного или розового— все равно».[46]
В этой декларации, если не принимать во внимание кокетничанья нигилизмом и определенной доли рекламной сенсационности, ясно чувствуется тенденция, впервые намеченная в романах Дэшила Хэммета. И нужно сказать, что, не считая некоторых незначительных отклонений от провозглашенных принципов, редакция «Черной серии» сдержала свое обещание. По поводу выхода в свет тысячного номера серии газета «Экспресс» писала, что «"Черная серия" дала нам возможность открыть Америку низов, ту самую, где человек живет под гипнозом доллара, Америку маккартизма, расизма, порока, гнили, мафии, Америку шерифов и развращенных коррупцией законодателей. У тех, кто читал романы «Черной серии», убийство президента в Далласе не вызывает удивления».[47]
А Буало и Нарсежак в одной из своих статей, написанной по этому же поводу, отмечают, что в серии опубликовано «немало произведений, в которых показано, как синдикат преступления сумел возникнуть, расцвести и под покровительством закона превратиться в самую мощную организацию страны». И авторы приходят к весьма знаменательному при всей своей неполноте выводу: «Америка загадочно страдает от некоего первородного греха, от которого она никак не может очиститься. Она не понимает, что этот грех — деньги, но ее писатели, даже самые обычные, поняли, в чем природа этого зла. Вот почему они почти все описывают страх одинокого человека, преследуемого преследователя, брошенного без всякой помощи в жертву насилию в этой стране свободы».[48]
Эта обличительная сторона определенной части романов, опубликованных в «Черной серии», подчеркивается также в статье Жиля Делеза «Философия "Черной серии"». Отметив между прочим, что расследование в старом детективном романе не имеет ничего общего с настоящим полицейским расследованием, автор добавляет: «Полицейская лаборатория так же далека от науки, как телефонный звонок доносчика, доклады жандармов или пытки — от метафизических рассуждений… Дело в том, что истина вовсе не является целью полицейского расследования. Наоборот, оно развивается в своем собственном измерении, собственном самоутверждении, это — своеобразный вид равновесия или восстановления нарушенного равновесия, процесс, который позволяет обществу, находящемуся на грани цинизма, скрыть то, что оно хочет скрыть, показать то, что оно желает показать, отказываться от очевидного и утверждать невероятное…
Известно, что капиталистическое общество гораздо «легче прощает насилие, убийство, истязание детей, чем неоплаченный чек. Известно, что с каждым крупным «предприятием» всегда связано определенное количество скандалов и реальных преступлений и, наоборот — преступление организовано как солидное предприятие и имеет такую же, как оно, структуру, вплоть до руководящих органов. «Черная серия» хорошо ознакомила нас с комбинацией «сделка — политика — преступление», которая, несмотря на все доказательства, представленные историей, не получила еще своего литературного выражения».[49]
Подобные мнения свидетельствуют, что в отличие от поверхностного читателя, интересующегося «Черной серией» лишь ради острых ощущений, прогрессивная критика сумела оценить социальную значимость опубликованных в серии произведений. Разумеется, это относится лишь к небольшой части выпусков. Но если иметь в виду, что эта «небольшая» часть насчитывает все же несколько десятков романов, каждый из которых опубликован в сотнях тысяч экземпляров, приходится признать явление достаточно серьезным.
К сожалению, первого автора, получившего благодаря «Черной серии» широкую популярность, с трудом можно причислить к изобличителям кого бы то ни было, кроме разве самого себя и особенно своего дилетантского отношения к литературе. Это англичанин Питер Чини, в первое послевоенное десятилетие занимавший видное место среди знаменитостей жанра и даже после смерти сохранивший верных поклонников среди неустойчивой клиентуры детективного романа.
Произведения Питера Чини сфабрикованы по очень простому рецепту: он бесцеремонно перенимает у Хэммета ряд приемов, упрощает и примитивизирует их, заботливо обходит все слишком обличительные мотивы, а вместо них обильно насыщает повествование «алкогольно-сексуальными» эпизодами. Получается нечто имеющее вполне «модерный» вид, но весьма отличное как от классического романа, так и от романа Хэммета и, по существу, представляющее собой популярный и поверхностный вариант уже давно достигнутого.
За короткое время Питер Чини с удивительной легкостью написал более сорока романов. Среди них, как наиболее характерные, мы могли бы упомянуть следующие: «Опасный человек», «Поймите меня правильно», «Зловещая миссия», «Мрачная интерлюдия», «Леди не любят ждать» и др. При изучении творчества таких авторов, как Чини, трудность заключается в том, что большинство их книг, если не считать явно неудачных, написано одинаково «добротно», то есть одинаково опытной рукой. Правда, в этом есть и свое преимущество, потому что уже по одному роману можно достаточно точно судить обо всем творчестве писателя. Что же касается именно Чини, то для того, чтобы лучше уяснить себе его позицию, нам придется хотя бы бегло познакомиться с его любимыми героями — Лемми Кошеном и мистером Калаганом.
Лемми Кошен — агент Федерального бюро, занимающийся всем, что ему поручают, — от уголовных дел до шпионажа.
Калаган выполняет более скромную общественную функцию — он частный детектив. Автор явно придумал эти два образа, чтобы иметь возможность в разных ситуациях располагать двумя разными героями. В сущности, это один и тот же образ, который только время от времени изменяет имя, называясь то Кошеном, то Калаганом. Эти люди, у которых привычки заменяют характер, причем привычки эти у обоих совершенно одинаковые — любовные истории с каждой появившейся на страницах романа красоткой (а в книгах Чини они появляются очень часто), непреодолимая склонность к виски (преимущественно марки «Бурбон») и не менее непреодолимая страсть к дракам. Оба они разговаривают с противником с помощью самых убедительных реплик — кулаков и пистолетных выстрелов, причем не только при допускаемой законом самообороне. Вообще если уж говорить о законности, то надо сказать, что оба героя относятся к ней одинаково наплевательски. Лучшим доказательством этого служит их способ расправы с противниками: им и в голову не приходит раскрывать преступников с тем, чтобы предать их суду. Убедившись, к примеру, что некий Икс является преступником, питомцы Чини спешат покончить с ним как можно скорее. Теория их чрезвычайно проста — зачем нужно устраивать процессы, исписывать кучу бумаги, отнимать у людей время, тратить государственные деньги, когда одна-единственная пуля может сделать все это совершенно бесплатно, если не считать, конечно, ее стоимости? Логика и впрямь простая и неопровержимая, к тому же в пух и прах разбивающая жалкий призрак законности, созданный буржуазией.
