Анатолий Баландин - Каменный пояс, 1983

В блиндаже, куда привели Бравкова, находились генерал и полковник.

— Кто, откуда, зачем пожаловали? — бесстрастно спросил генерал.

Все, что Бравков успел оценить в новой обстановке, говорило о том, что он у своих.

— Стрелок-радист старшина Бравков. Вместе с летчиком старшим лейтенантом Когтевым и штурманом лейтенантом Заблоцким тут недалеко бомбили переправу по заданию командующего армией генерал-майора Мерцалова.

Генерал и полковник переглянулись.

— Командир, комиссар полка кто у вас? — спросил полковник.

— Командир полка у нас майор Лунев Максим Петрович, комиссар — батальонный комиссар Овсий, начальник штаба — капитан Вороненко.

— Переправу-то разбомбили? — поинтересовался генерал.

— Не знаю, товарищ генерал. Не видел, занят был. Их же девять штук было.

— А нам вот доложили, что к нам спускается на парашюте один из тех твоих крестников, — проговорил генерал. — Ну, что ж, будем считать это приятной для всех нас ошибкой. А тебе, старшина, спасибо за службу. Пал Николаевич, — обратился генерал к полковнику, — распорядитесь, чтоб медики оказали помощь храброму летчику.

Через полчаса забинтованный Бравков вышел из блиндажа и угодил в круг бойцов, будто специально поджидавших его.

— Ну, как, Иван, дела? — спросил небольшого роста красноармеец. Бравков удивился про себя: как это они могли узнать его имя?

— Все в порядке. Только вот генерал спросил насчет переправы, а я не знаю, разбили мы ее или нет.

— Разбили, разбили, — заверили несколько голосов.

— Если бы не разбили, сейчас немчура бы уже наседала.

— Чего это тебя, брат, так запеленали? Ранило? — спросил высокий пожилой боец.

— Да нет, подпалило малость. У нас, хлопцы, раненые редко бывают. Либо жив-здоров, либо в ящик сыграл.

— Ну и служба у вас…

— Служба как служба. Вот ему, например, — Бравков указал на маленького шустрого бойца, — дай разок подняться в воздух, так его потом за уши не оттащишь от самолета.

— Да ты что, Ваня, — взмолился тот, — я лучше здесь на земле три раза помру, а к чертям на кулички не полезу. Я вот смотрел на вас там, так у меня мурашки по спине бегали. Нет, земля понадежнее.

Перебивая друг друга, бойцы начали рассказывать о всем, что они видели в воздухе. Они рассказывали, как из объятого пламенем большого самолета выбросился человек, как его немцы расстреляли в воздухе, когда он спускался на парашюте. Потом, как из самолета, когда он уже не летел, а кувыркался, неожиданно выбросился еще один человек. Между разговорами бойцы совали в руки Бравкова кто кисет с табаком, кто папиросы, кто печенье, выражая этим, должно быть, свое уважение к нему.

— А скажи, почему тот немец, который пошел на тебя, не стрелял? Ведь он мог и тебя расстрелять, как того — первого?

— Скорее всего потому, что у него кончились патроны. Он, наверно, хотел подцепить меня на крыло и притащить туда, к себе на потеху. Есть у них такая зверская манера, — отвечал Бравков, мучительно раздумывая: кто же выбросился первым — командир или штурман? Кто и почему остался в объятом пламенем самолете?

До штаба армии Бравков добрался только на следующий день. Штаб располагался в лесу. Бравкова на каждом шагу останавливали, подозрительно оглядывали, спрашивали: «Кто, что надо, почему?..» — и передавали по цепочке кому-то другому. Наконец он оказался у дежурного по штабу. Вид у Бравкова действительно был неподобающим. Сгоревшие гимнастерка и комбинезон клочьями болтались на забинтованной спине, воротник гимнастерки не сходился и был расстегнут. Сам он за двое суток изрядно умотался, утратив свой бравый вид.

— Кто вы такой? Что вы здесь ищете? — опросил дежурный строгим тоном, каким Бравкова не раз спрашивали о том же по дороге, грозясь расстрелять, как диверсанта.

— Я старшина Бравков, ищу командующего армией.

— А я, значит, вас не устраиваю?

— В данном случае — нет, товарищ капитан. Я обязан доложить генералу лично.

Бравкову стало душно, лицо era покрылось потом, он навалился плечом на стену. Вернулся посыльный.

— Товарищ капитан, командующий приказал немедленно старшину к нему.

— Пошли, старшина, — засуетился дежурный, помогая Бравкову.

Командующий с группой командиров стоял на полянке с развернутой картой в руках.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию старшина Бравков доставлен, — зычно доложил дежурный.

— Товарищ генерал-майор, — стал было докладывать Бравков, но командующий остановил его:

— Знаю, все знаю. С возвращением, старшина. Ты-то как?

— Все хорошо, товарищ генерал.

— Да уж вижу… Вот, товарищи, первый случай на нашем фронте. Этот орел из пулемета сбил три вражеских истребителя, вооруженных пушками. Он был один, а их девять… Старшина Иван Бравков заслуживает самой высокой награды Родины.

— Служу Советскому Союзу! — бодро и по-уставному откликнулся Бравков и тут же добавил: — Командир экипажа и штурман больше меня достойны награды.

— Старший лейтенант Когтев и лейтенант Заблоцкий тоже будут награждены… к великому прискорбию, посмертно… Запомни, старшина, твой командир неимоверными усилиями направил почти неуправляемый самолет на скопление войск противника и героической смертью своей приблизил нашу неизбежную победу.

Это было на двадцать седьмой день войны. Наш авиаполк был выведен из боя и направлен на переформирование. После госпиталя старшина Бравков намеревался вернуться к своим боевым товарищам.

Александр Зайцев

СТИХИ

ТРИ РАДУГИ

Мы все мечтой о будущем живем,Не только думой о насущном хлебе.Я в юности погожим летним днемУвидел вдруг три радуги на небе.

Три радуги сияли надо мной.И я воспринял это как знаменье:Не обойдут три счастья стороной,Не упустить бы эти три мгновенья.

Зажег мне душу пламенным огнемАэродром — зеленая поляна.Мальчишкою весенним ясным днемВзлетел впервые в небо Дагестана.

Упругий ветер. Неба бирюза.Потом война. И пламя за спиною!Смотрел я смерти в страшные глаза —Три радуги сияли надо мною!

ВЗЛЕТНАЯ ПОЛОСА

…А в дни войны для взлета полосаОбозначалась белыми холстами.Сурово нас встречали небесаУпругими калеными ветрами.

Сражений дым. Под грохот батарейМы ночью совершали переброски,И несколько летучих фонарейНам освещали узкие полоски.

…У каждого есть в жизни полоса.Приходит час, назначенный для взлета, —Взгляни на мир с пристрастием пилотаИ отпускай смелее тормоза…

МОЛОДЫМ ПИЛОТАМ

Как изменились времена —Ваш самолет почти ракета,А нас заставила войнаЛетать…             Да что теперь об этом?

И пусть я нынче не пилот,Ведь все кончается с годами,Душою слышу каждый взлетИ улетаю вместе с вами.

Завороженный я стою,Когда заходят на посадку,И по расчету узнаюХарактер летный и повадку.

Шепчу с тревогой: «Подтяни!Ведь приземлишься с недолетом».И явно чувствую ремни,Срастаясь мысленно с пилотом.

Как говорят друзья мои,Мы тоже были рысаками,И след глубокой колеиОстался там, за облаками.

На наших вклейках

Добрым авторитетом пользуется в Уральской зоне коллектив художников Оренбургской области, коллектив небольшой, но творчески действенный, активный. Жизнеспособность организации поддерживается постоянным притоком молодых сил.

Среди молодых — художники, уже зарекомендовавшие себя на республиканских, всесоюзных художественных выставках (1-я премия Ю. Рысухина на Всесоюзной молодежной выставке 1981 года и его же 3-я премия на Выставке молодых в Москве в 1982 году, участие Р. Асаева на Биенале во Франции в 1982 году, приобретение ряда работ молодых художников в ГТГ и т. д.), и совсем молодые, недавние выпускники Оренбургского художественного училища.

Молодым строить новый мир, и этот сложный процесс созидания должен найти отражение в искусстве, в повышении особой гражданской ответственности художников за свое творчество, за сохранение и развитие определяющих для советского искусства принципов народности, партийности.