Джордж Локхард - Наша фантастика № 2, 2001
— Девушка, у вас, я вижу, сумка тяжелая. Помочь?
— Отвали, придурок! А не то сейчас этой сумкой…
— У-У-У, такая красивая и такая злая! А ведь я вас где-то видел… Не надо. Не надо так на меня смотреть. Я все понял. Отваливаю.
Боже, Боже, Боже! Как все надоело!
Вот он, десятый вагон. Вот оно, пятнадцатое место. Вот они, милейшие попутчики, развеселая компания — стокилограммовая мамаша с двумя сопливыми охламонами. Девушка, вы не уступите нижнюю полку? Да. Да. Да. Конечно. С превеликим удовольствием. При условии, что ваши детки перестанут верещать, как недорезанные поросята, и до самого конца поездки будут тихими и смирными, как поросята, окончательно и бесповоротно дорезанные. И не нужно, умоляю, делать такое лицо. Сама знаю, что я ужасно воспитана.
…Уткнувшись носом в гладкую холодную стенку, Лена изо всех сил старалась не обращать внимания на доносящийся снизу шелест бумаги, фольги и целлофана, чавканье двух малолетних троглодитов, а также запах маринованных огурцов и традиционной жареной курицы. Наплевать на все. Отвлечься от назойливых, давящих мозг мыслей. Сосредоточиться на предстоящем поступлении. Или хотя бы заснуть.
Она скоро приедет обратно. Приедет и во всем разберется. Во всем разберется. Потом. Какой смысл сейчас об этом думать? Все. Спать.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Ревность?
Первого мужчину Виты звали Анатолий Сергеевич. Ей было двенадцать лет, а он преподавал в ее классе историю. Высокий, стройный, темноволосый, с огромными темно-карими глазами и низким хрипловатым голосом. Вита выбрала его и не пожалела.
Все получилось несколько иначе, чем она представляла себе, но весело и небезынтересно.
На следующий день он пришел на урок осунувшийся и рассеянный, в неглаженой рубашке. Он сбивался, объясняя новый материал, и бросал на Виту быстрые недоуменные взгляды — словно пытаясь вспомнить что-то неуловимое. Она же, напротив, смотрела на него подолгу — пристально, откровенно и заинтересованно. На перемене она задержалась, чтобы задать ему какой-то вопрос (он прятал глаза, отвечал невпопад, у него дрожали руки), а перед тем как выйти из класса, нарочно уронила на пол учебник и, поднимая, наклонилась — медленно, грациозно, лишь слегка согнув колени, зная, что он смотрит на нее не отрываясь. И вспоминает. Вспоминает все. Все, что снилось ему этой ночью. Она задержалась еще на несколько секунд, чтобы положить учебник в сумку, лениво встряхнула копной густых распущенных волос и походкой манекенщицы вышла из кабинета.
Ей понравилась эта игра. Она продолжала ее целых четыре месяца. Ночи становились все более бурными, ласки — все более изощренными, а глаза Анатолия Сергеевича — наяву — все более ошарашенными (особенно когда очаровательная рыжая ученица, хитро прищурив глаза, произносила вполне безобидные фразы, содержащие при этом вполне определенные намеки, а в следующее мгновение опять преображалась в невинного ребенка и бежала к подружкам обсуждать последние приключения Чипа и Дейла; и одному Богу известно — то ли ему почудились взгляд и интонации опытной шлюшки, то ли…).
В разгар учебного года он перевелся в другую школу. После этого у Виты проснулась совесть. Она перестала его мучить, хотя расставаться было тяжело.
В дальнейшем она перепробовала всех симпатичных мальчишек из старших классов. Вот уж кто излишними комплексами не страдал! Неожиданно узнав в пробегающей мимо семиклашке свою темпераментную подругу из недавнего эротического сна, «любовник поневоле» конечно же поначалу обалдевал и долго смотрел ей вслед с невероятно смешным выражением лица. Но потом, как правило, подходил на перемене, делал неуклюжие комплименты, предлагал проводить до дома, всяческими способами пытался завязать знакомство. Вита исправно играла роль маленькой девочки, искренне не понимающей, что от нее нужно незнакомому взрослому парню… А на следующую ночь — уже чисто ради хохмы — приходила опять.
Особенно было весело, когда после уроков за ней забегала Ленка (по настоянию строгой бабушки сестры учились в разных школах). У незадачливых ухажеров глаза на лоб лезли. Парни переставали понимать что бы то ни было и надолго теряли охоту смешивать сны и реальность.
Три раза Вита проникала в сны к любимым певцам и киноактерам (на большом расстоянии такие вещи проделывать было значительно сложнее, но тут стоило постараться!). Все трое разочаровали ее до слез. До какой же степени они, оказывается, другие — совсем не такие, как на экране! Остальных волшебных сказок Вита решила для себя не разрушать — и опять переключилась на простых смертных. Правда, с одним из актеров городского ТЮЗа у нее был страстный и продолжительный роман. Она часто ходила на его спектакли, но садилась всегда в последний ряд, одевалась очень скромно и волосы укладывала не так, как обычно, — чтобы труднее было ее узнать. Только один раз не удержалась — вышла на сцену и подарила ему цветы. Подала программку для автографа, чмокнула в щечку, с заговорщическим видом подмигнула — и в следующее мгновение уже смешалась с толпой нетерпеливых зрителей, спешащих в гардероб за вожделенными куртками и пальто. После этого Вита не ходила в театр более полугода.
С возрастом она стала более разборчивой. Утолив первоначальное любопытство и раннюю гиперсексуальность, она уже не стремилась сделать своим виртуальным любовником каждого более-менее привлекательного парнишку. Появилось некоторое количество постоянных бойфрендов, с которыми она получала максимальное удовольствие и которые были ей наиболее интересны. Ни к одному из них она не приходила чаще одного раза в месяц, а жестокие игры наяву прекратила окончательно (да и вообще старалась теперь выбирать незнакомых людей).
Правда, годам к пятнадцати начались непредвиденные сложности. Точнее, они начались непосредственно с того момента, как Ленка, давно уже изнывавшая от зависти к сестре, достаточно созрела физически для того, чтобы последовать ее примеру.
После того как третий парень подряд восторженно поведал Лене о том, что она ему регулярно является в необычайно ярких, ни на что не похожих снах, а один и вовсе заявил, что это началось еще до знакомства с ней, между сестрами состоялся долгий серьезный разговор, повергший обеих в изумление (правда, несколько по-разному). Вита сопоставила факты, самостоятельно провела небольшое расследование…
И вот тут ей стало по-настоящему страшно.
Изменить ситуацию она была не в состоянии, на это ее сил не хватало. Единственный достойный выход — сказать всю правду Ленке — она отмела с самого начала. Это было бы слишком жестоко. Сестра была ей дороже всех мальчишек Земли, вместе взятых. Вита решила все оставить как есть. И нести этот груз в одиночку.
Бедная глупая Ленка!
Ревность?
Пусть будет ревность!
Вита никогда не испытывала ревности, хотя бы уже потому, что никогда не испытывала любви. Ко многим мужчинам она искренне привязывалась, но ни один из них не пробудил в ее душе особенной щемящей тоски, не заслонил собою всех остальных, не наполнил все ее существо сладкой солнечной радостью, единственной причиной для которой было бы то, что этот человек существует на свете.
Она никогда из-за них не страдала. Не завидовала их реальным женам и подругам. У нее никогда не возникало желания продолжить отношения наяву (или хотя бы ради интереса попробовать — в чем разница). Вита сделала свой выбор еще в двенадцатилетнем возрасте, и все преимущества этого выбора были для нее очевидны. В ее мире сновидений образы были более яркими, звуки — более мелодичными, ощущения — более острыми и отточенными. Ограниченность возможностей человеческого тела не играла никакой роли. Для нее и для ее партнеров пределов не было. Они могли заниматься любовью среди арктических льдов и в жерле вулкана, на дне Марианского желоба и в верхних слоях атмосферы. Могли вырастать вровень с горами и уменьшаться до размеров атома. Могли превращаться в растения, птиц, ягуаров, дельфинов или в разноцветные пульсирующие субстанции, переходящие друг в друга, сливающиеся в единое целое.
Какой интерес могло представлять по сравнению с этим неуклюжее барахтанье на шершавых простынях двух тяжелых негибких конструкций из мышц, костей и сухожилий?!
Встать на одну доску с несчастными человечками, втиснутыми в такие жесткие рамки? Пытаться в чем-то ущемить их? Воровать у них кусочки жалких, сереньких, земных удовольствий? Даже подумать об этом было смешно!
Ленке этого не объяснишь. И слава Богу. Правды она знать не должна. Правды она не выдержит.
Ну что ж, пусть будет ревность…
6Более десятка книг — и ни одна не способна ответить даже на пятую часть вопросов, назойливо роящихся в мозгу.
Юра бросил взгляд на часы. Скоро два, а он все еще не встал с постели. Просыпался он в последнее время довольно рано, но заставить себя выбраться из-под одеяла не мог до середины дня.
