Эдуард Бабаев - «Анна Каренина» Л. Н. Толстого

И Левин представляет собой тип человека, глубоко сознающего свою ответственность за каждое слово и каждый поступок в делах личных и общественных. Нет ничего более неверного, чем трактовка романа Толстого как адюльтерного произведения с идеей осуждения главной героини. Толстой стремился «все понять…». И он сделал для понимания «истории души человеческой» больше, чем кто-либо другой из его современников. Именно поэтому его роман сохранил свое значение и для последующих поколений.

Драма толстовских героев состоит в том, что они, при замечательной чистоте нравственного чувства, вступают в противоречие с общепринятым, с определенным стереотипом отношений своей среды и своей эпохи. Это позволяет Толстому указать на глубокие внутренние закономерности человеческих отношений — дружбы, любви и семьи. С этой точки зрения неважно то, что Анна и Вронский живут в условиях роскоши и избытка. И это не избавляет их от решения настоящих нравственных проблем. Больше того, Толстой как бы хотел сказать, что богатство и праздность не могут сами по себе быть разрешением загадок бытия и тайн сердца. Избрав своими героями людей высшего сословия, к которому он и сам принадлежал, Толстой показал и тщету богатства, и драму праздности.

Точно так же от решения этих простых и вместе с тем столь трудных вопросов Каренина не избавляет не только богатство, но и его образованность, его рационализм. Любой самый трудный вопрос казался ему простым, если был логически последовательно изложен на бумаге. А тут перед ним открывалась «пучина» самой жизни. И Толстой безбоязненно вдавался в пучину человеческой жизни и отношений. Поэтому трагический опыт его героев получал глубокое жизненное значение. Только Толстой, открывший тайны и глубины народной истории в «Войне и мире», мог прикоснуться к тайнам и глубинам «души человеческой» в «Анне Карениной». Эти книги более тесно связаны друг с другом, чем может показаться на первый взгляд.

Подобно тому, как в громадном историческом событии первостепенное значение принадлежит народу, в обычной жизни первостепенное значение принадлежит личности. Только внутренне цельная личность, сознающая свою связь со всеми, может пройти через пучину, не утратив своей ценности. За обыденными формами любви, семьи и разрыва Толстой раскрыл, словно впервые, вечные и всегда современные проблемы человеческих отношений, которые поразили его своей таинственной глубиной.

Сюжет и композиция

Одно из первых, самых ранних определений сюжета «Анны Карениной» сохранилось в письме С. А. Толстой: «Сюжет романа — неверная жена и вся драма, происшедшая от этого»[68]. В первоначальных набросках круг событий охватывал замкнутую и относительно небольшую область частной жизни. «Замысел такой частный, — говорил Толстой. — И успеха большого не может и не должно быть» (62, 142).

Творческая история «Анны Карениной» свидетельствует о том, что первоначальный замысел на определенной стадии работы уступал место более широкой художественной концепции[69]. «Я часто сажусь писать одно, — признавался Толстой, — и вдруг перехожу на более широкие дороги: сочинение разрастается»[70]. Черновики его произведений — следы огромной работы художника, который перешагнул через горы вариантов, чтобы достигнуть единственно верного решения своей темы.

В первоначальной формуле: «неверная жена и вся драма, происшедшая от этого», нет ничего, что было бы характерно именно для Толстого. Это определение применимо к великому множеству романов, построенных на сюжете о неверной жене. «Сделать эту женщину только жалкой и невиноватой», — так определил Толстой свою творческую задачу, по-своему в нравственном плане сформулировав иначе тот же сюжет[71].

Сама проблема вины получает в романе не только нравственный, но и сюжетный, исторический смысл. Именно в 70-е годы, как это заметил Н. К. Михайловский, появился в литературе тип «кающегося дворянина». Наиболее чистым и законченным воплощением этого явления был Толстой. Естественно поэтому, что и в своем романе он раздумывал над психологией человека, сознавшего или сознающего свою вину, даже если он «без вины виноват»…

«Мне, главное, чувствовать, что я не виноват», — говорит Левин. «Я не виновата, что бог меня создал такой, что мне нужно жить и любить», — восклицает Анна. У каждого из них есть множество оправданий, но слово «вина» не сходит у них с языка. И в этом они тоже очень похожи друг на друга.

Анна оправдывает себя, вспоминая о брошенном доме, но все ее воспоминания служат ей упреком — и она ставит в вину Каренину «все, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего за ту страшную вину, которою она была перед ним виновата».

Пробуждение собственного чувства виновности Толстой считал более важным, чем «судебное» давление обвинений и обличений. Такая точка зрения очень характерна для Толстого.

В набросках романа «Сто лет», над которым Толстой работал перед тем как приступить к «Анне Карениной», уже есть размышления о «законе добра», который положен в основу романа о неверной жене «и всей драме, происшедшей от этого».

«Везде и всегда, куда ни посмотришь, — пишет Толстой, — борьба, несмотря на угрожающую смерть, — борьба между слепым стремлением к удовлетворению страстей, вложенных в человека, между похотью и требованием закона добра, попирающего смерть и дающего смысл человеческой жизни…» (17, 228). Эти слова не пропали в творческой лаборатории Толстого.

Первоначально они не имели прямого отношения к «Анне Карениной». Но когда этот роман был написан, они стали объяснением его внутреннего психологического смысла, того, как сам Толстой понимал борьбу между «силой зла» — «слепым стремлением к удовлетворению страстей, вложенных в человека», — и «законом добра».

В эпическом произведении, где все герои захвачены «потоком жизни», Толстой не искал «виноватых», потому что видел бесконечное множество причин и оправданий каждого поступка и каждого слова. «Судить людей я не буду, — говорил он в тех же набросках романа «Сто лет». — Я буду описывать только борьбу между похотью и совестью как частных лиц, так и лиц государственных…» (17, 229).

Отсюда был уже один шаг до эпиграфа к «Анне Карениной»: «Мне отмщение, и Аз воздам», что означает прежде всего именно то, что уже сказал Толстой: «Судить людей я не буду». Он принимает на себя роль правдивого летописца, «беспристрастного, как судьба».

Среди героев романа нет ни одного «злодея», нет и безупречно-добродетельных персонажей. Все они не свободны в своих делах и мнениях, потому что результаты их усилий осложняются противоборствующими стремлениями и не совпадают с первоначальными целями.

Так создается эпическая, детерминированная картина жизни. «Всякий человек, — пишет Толстой в «Анне Карениной», — зная до малейших подробностей всю сложность условий, его окружающих, невольно предполагает, что сложность этих условий и трудность их уяснения есть только его личная, случайная особенность, и никак не думает, что другие окружены такою же сложностью своих личных условий, как и он сам».

Поэтому они так часто ошибаются в своих суждениях друг о друге и даже склонны бывают считать, «что та жизнь, которую он сам ведет, есть одна настоящая жизнь, а которую ведет приятель, есть только призрак». Герои Толстого, захваченные эпическим потоком, как бы не ведают, что творят. И над всей сумятицей и неурядицей их жизни спокойно парит «высшая сила», которая и оказывается возмездием. «Во всем предел, во всем возмездие, его же не прейдеши», — говорил Толстой (48, 118).

Трагедия Каренина состояла в том, что Анна вдруг стала для него непонятной. «Та глубина ее души, всегда прежде открытая перед ним, была закрыта от него». И сама Анна как бы понимает его новое положение. Она «прямо как бы говорила ему: «Да, закрыта, и это так должно быть и будет вперед».

«Теперь, — пишет Толстой о Каренине, — он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, возвратившийся домой и находящий дом свой запертым». Впрочем, Каренин не терял надежду… «Может быть, ключ еще найдется», — думал Алексей Александрович».

Метафора дома и ключа повторяется в романе в разных планах. Значение этой метафоры яснее всего раскрыто в рассказе о Сереже. «Ему было девять лет, — пишет Толстой, — он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу».

Дом, ключ, душа, любовь — эти понятия в романе Толстого переходят друг в друга. Каренин был оскорблен и сбит с толку тем, что произошло в его доме. Он решает, «что все в мире зло». И решает это зло покарать своей волей.

Так возникает в душе Каренина «желание, чтоб она (Анна) не только не торжествовала, но получила возмездие за свое преступление». Правда, он чувствовал, что сам он не столь безупречен, чтобы судить Анну. Но все же мстительное чувство захватывало и его.