Эдуард Бабаев - «Анна Каренина» Л. Н. Толстого

Упадок силы и влияния Каренина проявляется в странном и деспотичном, опирающемся на мистику, вторжении в его жизнь какой-то чуждой «женской власти». Лидия Ивановна становится его злым демоном. Когда-то в молодости она была покинута своим мужем. И теперь ей представился случай вознаградить себя за прежние обиды, жестоко отомстить Анне, которая уж перед ней-то ни в чем не была виновата. В своем праве наказывать людей Лидия Ивановна нисколько не сомневается.

Лидия Ивановна гордилась тем, что «потрудилась в доме Каренина». А труд ее состоял в том, что она отказала Анне в свидании с сыном, а Сереже сообщила, что его мать умерла. Анна была оскорблена ее письмом, а Сережа испытал еще одно горе и должен был дважды пережить смерть своей матери. И самое близкое участие в делах Каренина таких чужих для него людей, как петербургский адвокат и графиня Лидия Ивановна, было закономерным следствием и завершением его безысходного одиночества.

Психологическая соотнесенность характеров в романе «Анна Каренина» имеет множество вариантов. Уж на что, казалось бы, Облонский был барин в присутственном месте, настоящий аристократ в столоначальниках, но, оказывается, у него в подчинении был еще больший барин, чем он сам. И Облонский шаржированно отражается в облике своего подчиненного.

Разговаривая с Облонским, Левин все время поглядывает на Гриневича. Его поражает элегантность этого чиновника, в особенности его руки «с такими длинными желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали все его внимание и не давали ему свободы мысли». Ведь и у Облонского есть некоторая несвобода мысли от избытка элегантности и аристократизма.

Таков был Облонский в городе. И в деревне он остается таким же. Вместо Гриневича рядом с ним появляется Васенька Весловский, в шотландском костюме, с французскими фразами, «петербургско-московский блестящий молодой человек». И Облонский-то выглядит в деревне странно, а Весловский уж совершенно экзотическая фигура! Он чудесно дополняет Облонского и даже отчасти объясняет его.

Облонский, в сущности, единственный герой романа, который отлично чувствует себя и в городе и в деревне. Хотя ни там, ни здесь он ни к чему не годен. Столоначальник из него такой же, как помещик-землевладелец. Но он как-то приспособился к своему незаконному положению и не теряет равновесия духа. Никаких перемен ему не хочется, и ничего он не ищет, кроме удовольствия.

«Ты не устал, Стива?» — спрашивает его Левин. «Я устал? — отвечает Облонский. — Никогда еще не уставал». Во всяком положении он как-то находит место и время для роскошного благодушествования. И когда Весловский говорит ему после охоты на бекасов: «Пойдемте погуляем! Ведь не заснем…» — Облонский, потягиваясь на свежем сене, говорит в ответ: «Как бы это и лежать и пойти. Лежать отлично!»

Сам он никуда не идет, разве что позовут или поманит новое удовольствие. В одной из сцен Толстой указал на метафорический смысл интересовавших его типических явлений. И характер Облонского был как бы нулевой точкой отсчета, неподвижной гранью, от которой во все стороны расходились линии динамических сил времени.

Кознышев в имении Левина почувствовал себя освобожденным от городских забот. «Эти берега луговые, — сказал он, — всегда напоминают мне загадку — знаешь? Трава говорит воде: а мы пошатаемся, пошатаемся». — «Я не знаю этой загадки», — отозвался Левин.

Но эту загадку очень хорошо знает Толстой. В своей «Азбуке» он привел ее полный текст и объяснил заключенный в ней смысл. «Один говорит: побежим, побежим; другой говорит: постоим, постоим; третий говорит: пошатаемся, пошатаемся» (22, 67). Разгадка простая: тот, кто говорит: побежим, побежим, — стремительная река; тот, кто сказал: постоим, постоим, — крепкий берег; а тот, кто повторял: пошатаемся, пошатаемся, — шаткая трава.

Не хотел ли этим Толстой пояснить характеры братьев Николая и Константина Левиных, а также и Сергея Кознышева? Несомненно. Больше того, каждый характер он подвергал испытанию так, что в нем вдруг открывались такие свойства, как стремительность, шаткость или твердость. Какой бы характер мы ни взяли, мы найдем в нем в большей или меньшей степени все три эти качества. Иногда они попеременно обнаруживаются в одном и том же человеке.

В широком поэтическом и социальном смысле в романе Толстого река — это история, трава — шаткая и преходящая форма дворянской цивилизации, а берег — это вечная народная жизнь. Отсюда и являлась надежда «выгрести к берегу», о которой Толстой говорил в «Исповеди» (23, 47). И ценность человеческих характеров Толстой определял в зависимости от их отношений прежде всего к берегу. Вот метафорическая мысль, которая проходит через весь роман и которая является основой его психологической и художественной структуры.

Давно ушла в прошлое эпоха «Анны Карениной». Все внешние формы бытия, общественного, социального и государственного, совершенно изменились. И сама проблема семьи, брака и развода уже не имеет в наши дни тех «запретов», которые ставили Анну в столь затруднительное положение. В современном мире женщина, решившая покинуть своего мужа, не подвергается заведомому осуждению в общественном мнении, потому что сама идея нерасторжимости брака как закон была отвергнута законодательством нового общества.

Но в том-то и дело, что Толстой как бы высвобождал современного ему человека из оболочек временных, исторических форм его общественного бытия и указывал на сложность и противоречивость его внутренней жизни. «Отношение человека к человеку» принадлежало к числу важнейших проблем истории и жизни во все времена. К. Маркс считал, что, по мере того как люди будут освобождаться от ограничивающих условий социального неравенства и экономической зависимости, именно эти «отношения человека к человеку» будут получать все большее значение.

Потому что, помимо «политико-экономического выражения» человеческого самоотчуждения, есть еще огромная область жизни, построенная на иных началах: есть «бытие для человека» — «наличное бытие человека для другого человека, его человеческое отношение к другому человеку, общественное отношение человека к человеку»[67]. В романе Толстого содержится богатейший материал как для размышлений о «бытии человека для человека», так и для суждений относительно «общественного отношения к человеку». Неудивительно поэтому, что к книге Толстого постоянно обращаются не только историки литературы, но и психологи, философы и социологи.

«Мне вполне ясно стало, — говорил Толстой о методах своей художественной работы, — что жизнь есть просветление, снимание покровов с сущего» (55, 82). Перед каждым из его героев возникали вопросы, которые по своему существу никогда не могут устареть. Толстой как бы предчувствовал, что по мере того, как будет отпадать один покров за другим, по мере того, как станут прозрачными оболочки временного и «внешнего», именно человеческое значение его книги будет возрастать.

Дело ведь совсем не в том, что Анна Каренина — светская дама, Каренин — видный сановник, а Вронский — флигель-адъютант. Под этими внешними «покровами» живет и бьется настоящая «история души человеческой». Каренин все свои силы прилагает к тому, чтобы спасти и сохранить свою старую семью, Анна с той же мучительной силой пытается создать «новое счастье». И между ними не только Вронский, но и Сережа, который не знает, как ему теперь относиться не только к Вронскому, но и к отцу.

В конечном счете для Толстого в Анне Карениной было важным вовсе не то, что она принадлежит к высшему свету, а то, что она принадлежит к роду человеческому. И в своем романе он, в сущности, исследовал в идеальной форме сложные человеческие отношения и чувства. Анна может покинуть Каренина, но не может «бросить» Сережу. Она может выбрать Вронского, но детей «не выбирают»… Вот в чем ее трагедия. И эту трагедию никакой великосветскостью не объяснишь и не исправишь.

Рисуя исторического человека, видя, что условные формы его бытия преходящи и уже «проходят», Толстой вместе с тем думал о человеке, который будет всегда. И вот почему его роман, созданный по строгим законам критического реализма, не устарел со временем. Все вопросы, которые возникают в душе Анны Карениной, тем особенно замечательны, что она человек безукоризненной честности. И в этом смысле не может не вызывать уважения, например, у Левина.

И Левин представляет собой тип человека, глубоко сознающего свою ответственность за каждое слово и каждый поступок в делах личных и общественных. Нет ничего более неверного, чем трактовка романа Толстого как адюльтерного произведения с идеей осуждения главной героини. Толстой стремился «все понять…». И он сделал для понимания «истории души человеческой» больше, чем кто-либо другой из его современников. Именно поэтому его роман сохранил свое значение и для последующих поколений.