А. Москвин - Жюль Верн — историк географии
Не стоит думать, что интерес к истории географических открытий возник во Франции только в середине XIX века. Еще столетием раньше появились многотомные «всеобщие истории путешествий» аббата Прево и Лагарпа. Но эти пропылившиеся фолианты морально устарели, да и не были доступны массовому (особенно — провинциальному) читателю. Перед Верном стояла проблема отбора материала, его перепроверки, обработки, а также поиска общей концепции книги.
И здесь приходится сказать, что молодой автор не был оригинален. Он следовал безраздельно господствовавшей в ту пору в науке европоцентристской концепции, согласно которой «открытие» Земли понималось исключительно как распространение белой расы по планете. А чаще даже еще более узко: как продвижение по земному шару христианской религии (хотя в последнем случае европейская наука в определенной степени признавала достижения античных географов и считалась кое с кем из арабских путешественников).
Например, Ж. Верн ничего не говорит о древнеегипетских путешественниках. Между тем подданные фараонов по меньшей мере с середины III тысячелетия до н. э. освоили речной путь по Нилу от дельты до Первого порога[4]. Правда, египтяне преследовали в своих плаваниях сугубо практическую цель: доставку строительного камня, но ведь месторождения этого сырья надо было сначала разведать! В том же III тысячелетии до н. э. нильские судоводители выходят на просторы Средиземного моря, совершая регулярные рейсы к ливанскому побережью, откуда в безлесное египетское царство ввозилась ценная древесина. Кстати, фараонов можно считать родоначальниками поисково-разведочных работ в их современном понимании. Речь здесь идет не только о строительных материалах. Не раз в истории принильского государства его владыки пытались прорыть каналы, чтобы соединить дельту великой африканской реки с побережьем Красного моря. Подобным работам должна была предшествовать географическая рекогносцировка. В результате поисковых экспедиций и происходило подлинное открытие нашей планеты. Но такие исследовательские маршруты, принося огромную практическую пользу, далеко не всегда сопровождаются захватывающими приключениями, да и убедительных материалов о них очень мало. Не потому ли составители всевозможных историй географических открытий почти не упоминали о скромных исследователях былых времен. Ж. Верну тоже было не до них — он прежде всего интересовался «великими» открытиями.
Об одном из таких великих путешествий глубокой древности европейцы узнали уже на следующий год после выхода заключительного тома верновской «Истории»: в 1881 году французский археолог Г. Масперо открыл на стенах заупокойного храма царицы Хатшепсут (XVI в. до н. э.) росписи, рассказывающие о морской экспедиции в далекую страну Пунт (которую современные ученые помещают в различных местах восточноафриканского побережья). Но писатель, отличавшийся титанической работоспособностью по сбору информации о всевозможных новостях науки и техники, почему-то проигнорировал эти сведения.
Впрочем, как показали дальнейшие исследования, экспедиция, отправленная Хатшепсут, была не единственной и не самой ранней. Например, во времена V династии египтяне регулярно ходили за золотом, редкими породами дерева и благовониями в Пунт. Кормчий Хнумхотп (VI династия, конец XXIV — середина XXIII в. до н. э.), как об этом рассказано в надписи на стенах его гробницы, побывал в этой далекой стране свыше десяти раз[5]. Плавали древние египтяне и вокруг Аравийского полуострова, к побережью современного Омана.
Совсем мало места уделяет Верн и прославленным финикийским мореходам, первыми среди средиземноморских народов миновавшими Гибралтар и вышедшими на океанские просторы. На рубеже 1 тысячелетия до н. э. были заложены в Испании города Гадес (современный Кадикс) и Тартесс, торговые колонии финикийцев; чуть позже ближневосточные мореплаватели стали осваивать атлантическое побережье Северо-Западной Африки, основав города Тингис и Лике[6]. Финикийцы, осевшие в Испании, доходили на своих кораблях до Гвинейского залива.
Но самым важным достижением финикийских мореходов считается плавание вокруг Африки, совершенное по повелению египетского фараона Нехо II около 600 года до н. э., о чем сохранилось свидетельство Геродота, слышавшего рассказ об этом исключительном плавании из уст египтян. К сожалению, детали столь замечательного плавания не дошли до наших дней. По сравнению с ним плавание карфагенянина Ганнона, упоминаемое Ж. Верном и состоявшееся около 475 года до н. э. (по другим определениям — около 525 года), выглядит куда менее грандиозным. Впрочем, последнее путешествие имело не столько исследовательские, сколько сугубо практические цели: перехватить у испано-финикийских купцов торговлю с Африкой. Точно так же экспедиция Гимилькона, отправленная карфагенянами на полвека раньше к Оловянным островам (так назывался Британский архипелаг), предназначалась для перехвата атлантической торговли у осевших в Испании финикийцев[7].
Нам гораздо интереснее другое обстоятельство. Римский писатель Руф Фест Авиен сообщал, что Гимилькон достиг в океане района, где «нет никаких течений, чтобы гнать корабль; ленивая поверхность таких вод лежит неподвижно… среди пучин растет много водорослей». Трудно удержаться от сравнения этой акватории с Саргассовым морем, что, впрочем, и сделал еще в середине XIX века выдающийся представитель географической науки Карл Риттер.
Несомненно, Ганнону в истории (в том числе и верновской) повезло больше других только потому, что было сделано подробное описание его плавания. «Перипл Ганнона» в IV веке до н. э. перевели на греческий язык. Эта греческая запись плавания карфагенского моряка дошла до наших дней, хотя и в неполном виде.
«Обиженными» Ж. Верном оказались не только древние землепроходцы.
Плохое знакомство европейских историков с арабскими источниками фактически поставило вне науки открытия блестящих мусульманских географов, многие из которых провели долгие годы в странствиях как по миру ислама, так и за его пределами. Верн упоминает только Ибн-Баттуту, да еще Сулеймана из Басры, личность далеко не самую выдающуюся. Странное дело! Еще в начале XVIII века появился французский перевод «Тысячи и одной ночи», где видное место занимает чудеснейшее сказание о Синдбаде-Мореходе. Но даже этот факт не натолкнул писателя с недюжинной фантазией на размышления об истинной роли арабов в освоении водных путей планеты. Арабские навигаторы изучили не только Персидский залив, Красное и Аравийское моря — они плавали далеко на юг вдоль восточного побережья Африки, избороздили всю северную часть Индийского океана, совершая на парусниках смелые рейсы в Индию и Малакку, в индонезийские и филиппинские моря. У Ж. Верна мы не раз сталкиваемся с упоминанием об арабских мореходах, но… только между прочим, в рассказах о деяниях завоевателей-европейцев. А ведь арабы составили подробную лоцию освоенных акваторий Индийского океана; выявленные ими закономерности в режиме ветров и океанических течений активно использовались европейскими мореплавателями. Достаточно упомянуть Ахмеда ибн Маджида, лоцмана Васко да Гамы, проведшего португальскую экспедицию кратчайшим и наиболее безопасным путем от берегов Африки к побережью Индостана[8].
Еще значительнее роль арабских путешественников в освоении Африки. Они преодолели пески и каменистые россыпи Сахары, прошли саванны Сахеля за добрую тысячу лет до европейцев. Более того, отдельные, отрывочные сведения о дальних странах были собраны, классифицированы и распределены в сводных трудах и справочниках. В сущности, все европейцы, путешествовавшие по внутренним областям севера и северо-востока Черного континента в XVIII — XIX веках, шли по стопам арабов. Африка южнее Сахары также была объектом постоянного внимания мусульманских правителей и купцов. При дворах исламских владык и в университетских центрах тщательно собирались самые различные сведения о природных богатствах Экваториальной Африки, о населяющих ее народах и племенах, их нравах и обычаях, хозяйстве и торговле. Сведения эти приносили с собой караванщики и проповедники ислама, работорговцы и моряки. Так что мусульманский мир был куда лучше осведомлен о внутренних районах Африки (да и Азии тоже), чем кичившиеся своей образованностью европейцы. Без учета работ арабских географов просто немыслимо говорить об открытии Земли.
Впрочем, такие же слова можно повторить относительно многих других народов.
Вот, например, древние обитатели Индостана. Судя по наскальным надписям знаменитого царя Ашоки (середина III века до н. э.), этот величайший из правителей Древней Индии посылал миссионеров в Сирию, Египет, Киренаику, Ливию, Грецию. Индийские купцы были частыми гостями средиземноморских стран. И не только купцы: в античном Риме жили индийские прорицатели, фокусники, наложницы. До Вечного города добирались со своим живым товаром погонщики слонов. Индийские торговцы доплывали по морю до Вавилона, Бирмы, Малайи, Китая, заходили на Шри-Ланку, в Индонезию[9]. Индийский математик Брахмагупта (VII век н. э.) с удовлетворительной точностью вычислил окружность Земли, определив ее в 36 тысяч километров[10]. Буддийские миссионеры открыли истоки великих водных артерий субконтинента — Ганга, Брахмапутры, Сатледжа[11], освоили долины Тибета и лесные дебри Индокитая.
