Иван Тургенев - Смерть Ляпунова. Драма в пяти действиях в прозе. Соч. С. А. Гедеонова.
Приступим к изложению содержания «Смерти Ляпунова».
Первое действие начинается в избе Заруцкого. Казаки пьют.
– Как! – говорит первый атаман, – чтоб честные казаки поддались московскому мужичью? да не будь я Остап Кукубенко…
Заварзин. Ну, ну, успокойся, чёртов сын!.. Да мне-то оттого не легче: погиб кривой Наливайко!
1-й атаман. Кривой Наливайко был хороший казак.
Заварзин. А как же! ходил со мною в Туречину, побывал и в Натолии, съест поляка, закусит татарином; под Дубной ему стрелою глаз выкололо; был славный казак!
Заварзин (пьет). Погибли еще Тарасенко да Вертихвист…
«Тарас Бульба» замечательное произведение, не правда ли. читатель?..{9} Казаки, разъяренные самоуправством Ляпунова, клянутся погубить его. Заруцкий сообщает свои планы своему наперснику. Является гонец с известием о прибытии Марины. Вся эта сцена писана слогом «маленько мужицким», развалистым, как оно и прилично тогдашним казакам; но в следующей сцене Марина говорит уже вот как: «Москва! Москва! как грустно и как весело смотреть на тебя!» А спутник ее, влюбленный в нее юноша, Симеон Волынский, нечто среднее между Максом из «Валленштейна» и Францем из «Гёца фон Берлихинген»,{10} отвечает ей: «Разве час твоего свидания с Москвою не страшный час нашей вечной разлуки?.. О! кто отдаст мне Коломну, кто отдаст мне эти двенадцать светлых дней моей жизни?» Марина требует от него, чтобы он примирил ее с Ляпуновым. Симеон уверяет ее, что это было бы для него «не земное, а райское счастье!» Марина называет его ребенком, а он восклицает: «О, зачем он (Ляпунов) тебя не видит, зачем он тебя не слышит, очаровательница! Какая железная кора не падет перед могучим словом этих алых уст? какой лед не растает от лучезарных очей твоих? Марина! мой разум немеет перед твоей волею!..»
Марина. Симеон, я буду любить тебя!
Симеон. Ты! ты будишь царицею, ты забудешь меня!
Марина. Ребенок… Иди, Симеон.
Симеон (уходит и возвращается), Марина! ты не любишь Заруцкого?
Марина. Я презираю его!
Симеон. О! я люблю тебя. (Убегает в боковую дверь.)
Марина (одна). Тебя любить! нет, Симеон! Марина тебя не любит и не будет любить! Бедный, жалкий человек!.. Цель твоей жизни, твоих действий – поцелуи женщины: правда, эта женщина – царица, а эта царица – я!
Нам особенно нравится то обстоятельство, что влюбленного юношу называют Симеоном. Это славянское, в обыкновенной речи неупотребительное, имя так и дает вам чувствовать, что вы находитесь в области условного и что до истины тут дела нет никакого. Приходит Олесницкий, посол Гонсевского, и Заруцкий. Олесницкий говорит свысока, Марина тоже; по уходе посла Заруцкий снимает личину и «отделывает» Марину.
Разговор происходит между ними следующий:
Марина. Не знаю, что значит: избавиться? (От Ляпунова.)
Заруцкий. Известное дело (делает знак убийства). Какая ты стала непонятливая!.. Ну, а как Ляпунов нам петлю на шею наденет?
Марина (смеясь и схватившись обеими руками за шею). Моя шея не сделана для петли палача!
Заруцкий. Знаем! она сделана для жидовских объятий.
Марина. Заруцкий!
Заруцкий (берет ее за руку). Ну, ну, ну, успокойся! безумная!
Заруцкий уходит, Марина восклицает: «О, вечное правосудие! Ляпунов падет от Заруцкого! Ляпунов, эта высокая, божественная сила, это соединение всего прекрасного и великого!..» и потом объявляет, что: «Заруцкий прав. Прочь сожаление, прочь добродетель! Пусть действует провидение: я ему не помеха».
Конец ознакомительного фрагмента.
Сноски
1
«Тамплиер» (Рыцарь храма. – Итал.).
2
Покойный Полевой говорит в своих «Заметках русского книгопродавца»,{23} что «на русском языке записок появлялось мало», но какие появлялись, «все почти раскупались хорошо и принадлежали к самым ходким книгам». (Примечание Тургенева.)
Комментарии
1
…давали оперу г-на Николаи «Il Templario»… – Написанная немецким композитором Отто Николаи (Nicolai, 1810–1849) в 1840 г., эта опера имела успех и многократно ставилась на сценах разных стран.
2
…драма г-на Гедеонова, о которой мы обещали поговорить на досуге, разбирая третий том «Новоселья»… – Имеется в виду не личное обязательство Тургенева, а редакционная информация, так как в «Отечественных записках» все рецензии печатались анонимно. Предположение об авторстве Тургенева вызвало ошибочное включение рецензии на альманах «Новоселье» (СПб., 1846, ч. III) в ряд собраний его сочинений. В действительности рецензия, как это установлено В. Э. Боградом, написана не Тургеневым, а Некрасовым (Белинский, т. X, с. 423).
3
…не станем повторять уже ~ мнения о Фонвизине, Грибоедове и Гоголе… – Тургенев имеет в виду статьи и рецензии Белинского, в которых постоянно упоминались рядом имена этих трех писателей. Белинский не раз писал о том, что в русской драматургии «не на что указать, кроме, Бригадира“ и „Недо-росля“ Фонвизина, „Горе от ума“ Грибоедова, „Ревизора“ и „Женитьбы“ Гоголя и его же „Сцен“» (Белинский, т. VIII, с. 65). О том, что комедии Фонвизина и «Горе от ума» были в свое время «исключительным явлением», а «драматические опыты Гоголя среди драматической русской поэзии с 1835 года до настоящей минуты» также представляют собой «зеленый и роскошный оазис среди песчаных степей Африки», Белинский писал и в статье по поводу «Игроков» Гоголя (Белинский, т. VII, с. 83). В отличие от Белинского, Тургенев в своей рецензии склонен был несколько преуменьшить значение предшественников Гоголя. Кроме того, называя имена Фонвизина и Грибоедова, Тургенев ничего не говорит о роли Пушкина в развитии русской драматургии, между тем как Белинский неоднократно писал об этом.
4
Так, Сумарокова величали русским Вольтером!! – Об этом же писал Белинский в статье «Мысли и заметки о русской литературе», указывая на то, что Сумароков, «по убеждению его современников, далеко оставил за собою и баснописца Лафонтена, и трагиков Корнеля и Расина и сравнялся с господином Волтером» (Белинский, т. IX, с. 449).
5
…забыть г-д Выжигиных и комп<анию>… – Имеются в виду произведения Ф. В. Булгарина: «Иван Выжигин». Нравственно-сатирический роман/В 4-х ч., СПб., 1829, и «Петр Иванович Выжигин»/В 4-х ч., СПб., 1831, а также подражания им, например, «Новый Выжигин на Макарьевской ярмарке». Нравоописательный роман XIX века Ивана Гурьянова. М., 1831.
6
Вспомните драматизированные хроники Шекспира, «Гёца фон Берлихинген» ~ наконец, даже хроники Витте́ и Мериме. – Речь идет об исторических драмах Шекспира, трагедии Гёте «Гёц фон Берлихинген» (1773), трилогии Л. Вите́ (1802–1873) «Лига» («Ligue», 1826–1829) и «Жакерии» (1828) П. Мериме. Называя пьесы Шекспира «драматизированными хрониками», а произведения Вите́ и Мериме просто «хрониками», Тургенев, видимо, хотел подчеркнуть различие между ними. Благодаря тому, что Шекспир писал свои хроники, подчиняя исторический материал законам драматургии, они по существу были трагедиями или приближались к таковым. В противоположность Шекспиру, Вите́ и Мериме исходили из исторической последовательности событий. В предисловии к первой части «Лиги» («Смерть Генриха III», 1826) Вите́ предупреждал, что его произведение не является театральной пьесой, что это лишь исторические факты, представленные в драматической форме, но без малейшей претензии сделать из них драму.
7
Ляпунов уже не раз удостоился двусмысленной чести быть героем русской исторической драмы. – См.: «Димитрий Самозванец» А. С. Хомякова (1833), «Князь М. В. Скопин-Шуйский» Н. В. Кукольника (1834–1835), «Прокопий Ляпунов» (1836) анонимного автора, драматическую поэму П. Г. Ободовского «Князья Шуйские» (1841, напечатана в сб. «Сто русских литераторов», изд. А. Смирдина. СПб., 1845). Написанный в 1834 г. «Прокофий Ляпунов» В. К. Кюхельбекера опубликован впервые в «Литературном современнике», 1938, кн. 1.
8
В изображении его характера ~ сделал из Ляпунова лицо фантастическое. – В своих суждениях о Грозном Карамзин не выходил за пределы этической оценки его личности. Тургенев разделял взгляд Белинского, который еще в 1836 г. в рецензии на третью часть «Русской истории для первоначального чтения» Н. А. Полевого писал: «Карамзин представил его <Грозного> каким-то двойником, в одной половине которого мы видим какого-то ангела, святого и безгрешного, а в другой чудовище, изрыгнутое природою, в минуту раздора с самой собою, для пагубы и мучения бедного человечества, и эти две половины сшиты у него, как говорится, белыми нитками. Грозный был для Карамзина загадкою» (Белинский, т. II, с. 108). Оценка Карамзиным личности Ляпунова и его деятельности сводилась к тому, что это – «злодей царя», который «дерзнул на бунт и междоусобие», желая «избавить Россию от Лжедмитрия, от ляхов, и быть государем ее» или же мечтал о «гибели Шуйских, имея тайные сношения с знатнейшим крамольником… Василием Голицыным в Москве, и даже с Самозванцем в Калуге» (История государства российского. СПб., 1831, т. XII, с. 249, 250). Тургенева, очевидно, не удовлетворял такой слишком уж односторонний взгляд Карамзина на П. Ляпунова. Несколько идеализируя этого защитника интересов среднего дворянства, Тургенев считал, что Ляпунову было присуще чувство патриотизма – он хотел спасти Москву и «погиб за нее».
