Иван Панаев - «Гроза», драма Островского

Иван Иванович Панаев [1]

"Гроза", драма Островского[2]

* * *

Если мы скажем, что новая драма Островского «Гроза», дававшаяся в бенефис г-жи Линской[3] принадлежит к явлениям, выходящим из ряда обыкновенных явлений на нашей сцене, то, конечно, даже и молодые скептики не упрекнут нас в этом случае за увлечение.

Вот вкратце содержание новой пьесы г. Островского.

Действие в уездном городе на берегу Волги.

Молодой женатый купец Кабанов живет в доме своей родни. Он запуган, забит ею, лишен всякой воли, тупо повторяет ее слова, безусловно исполняет все ее самодурные приказания… даже бьет иногда, по ее повелению, жену, которую любит… Этот несчастный купчик трепещет от взглядов матери и только вырываясь из своей душной тюрьмы, предается своим диким наклонностям – то есть, пьет и кутит. Дочь Кабановой – Варя, подруга Кати, жены молодого Кабанова – здоровая девушка, что называется, кровь с молоком и притом предоброго сердца, ей нипочем строгости, затворы и запоры. Она несравненно смелее своего брата. Именно вследствие этих тюремных мер она научилась разным хитростям, лжи и обману: она всякий вечер крадет ключи от садовой калитки и бегает на свидание со своим любезным приказчиком купца Дикого – Ваней Кудряшом.

Купец Дикой, пьяный и дикий самодур, имеет племянника, которого держит в таком нелепом повиновении, как Кабанова своего сына. Племянник Дикого видел в церкви Катю Кабанову и влюбился в нее, но он не смеет и помышлять о ней, Катя тоже знает его и любит, но не смеет в этом сознаться самой себе.

Но в этом темном быту, среди этого беспощадного самодурства, дикости, тупости, грязи, лицемерия и так далее, вы встречаете удивительный образ, исполненный даже поэзии, в лице бедной, притесненной и подавленной этим бытом – Кати.

Катя принадлежит к удачнейшим женским характерам г. Островского. Это (по крайней мере нам так кажется) самое поэтическое из его созданий. А отыскать поэзию в том быту, в котором родилась Катя – нелегкое дело! Для этого, кроме таланта, необходимо глубокое знание народного быта, серьезное проникновение в этот быт и что важнее всего – любовь к русскому человеку. Этой любовью в высшей степени владеет г. Островский, ею согрета его Катя. Оттого-то она и вышла у него так удачно.

Катя с детства проводила время между юродивыми, странницами и им подобными. От них и от своих няней и мамушек она наслышалась разных сказок и рассказов, сильно подействовавших на ее воображение. В девушках, когда совесть ее была чиста и спокойна, она видела во сне – все какие-то чудные храмы, с золотыми куполами, райских птиц, обоняла запах кипариса и даже наяву, когда молилась в церкви, в солнечном столбе, выходящем из церковного окна, ей чудились витающие ангелы – и ей было так хорошо и легко, по ее словам…

Катю выдали замуж. Любви к мужу своему она не чувствовала, но она считала себя обязанной любить его, потому что он был ей муж. С той же минуты, когда она увидела Бориса (племянника Дикого) светлые и радующие видения отлетели от нее – и Кате снятся иные сны: будто с кем-то мчится она на лихой тройке, так что дух замирает и будто кто-то трепетно обхватывает ее и душит в объятиях и жжет поцелуями… Катя просыпалась с ужасом, падала перед образом, хотела молиться, но молитва замирала на губах… и какие-то смутные, но грешные мысли смущали ее; в ней пробуждалось желание вырваться из тюрьмы, в которую она была заключена, где ее поедом ела свекровь и колотил глупый, бесхарактерный и совсем обабившийся муж, в тридцать лет, как ребенок, трепетавший перед своей грозной матерью. Все эти небывалые и новые для нее ощущения были признаком зарождавшейся в ней любви к Борису, но робкая и богобоязливая девушка боялась сознать в себе это чувство и почитала величайшим грехом даже думать о Борисе… и когда Варя, давно догадывавшаяся об этом, сказала ей однажды:

– Ведь я знаю, что ты любишь, и знаю кого.

Катя замерла от ужаса и вскрикнула:

– Кого? Кого? Назови по имени!

– Бориса Григорьевича, – спокойно отвечала Варя.

Катя припала к ней и из сдавленной груди ее вырвалось роковое признание.

С этой минуты начинается в ней мучительная внутренняя борьба. Она чувствует, что ей необходима поддержка, что без нее ее падение, ее гибель низбежны. Но в ком найдет она эту поддержку?

К ее несчастью, муж ее отправляется в эту минуту куда-то на две недели по делам. Катя замирает при мысли, что она останется одной, беззащитною, и она умоляет мужа взять ее с собою.

– Что ты это? – отвечает ей муж. – Я рад, что хоть на несколько дней вырвусь на волю, а ты еще мне навязываешься; как тебе не стыдно…

– Ну так возьми с меня, голубчик, клятву, что я останусь верна тебе, что я не буду ни с кем видеться, ни с кем говорить без тебя.

Катя падает перед ним на колени.

Эта сцена исполнена глубокой правды и истинного драматизма.

– Полно, что ты это? – возражает муж. – Да на что это?.. и уезжает, кланяясь в ноги матери.

Когда Катя бросилась на шею к мужу, свекровь грозно восклицает:

– Что это? Ты любовница его, что ли?.. Ведь ты жена его – кланяйся ему в ноги.

По отъезде мужа Варя долго уговаривала Катю спать в саду в беседке, говоря, что маменька ей дозволила это. Варя уносит ключ от задней садовой калитки и устраивает свидание Кати с Борисом. Варя почти насильно увлекает ее ночью на это свидание, оставляет ее одну с ним и отправляется с своим возлюбленным Ваней Кудряшом… Эта парочка беззаботно и весело гуляет себе, напевая песни, в ту минуту, когда несчастная Катя, в отчаянной борьбе, сначала отталкивает от себя Бориса и потом, видя его отчаяние, успокаивает его и признается ему в любви.

Весь третий акт, в котором происходят эти так резко противоположные сцены свиданий, под покровом темных и благоуханных летних ночей на живописном берегу Волги, эти сигнальные песни удалого Кудряша, и прочее – все это проникнуто обаятельной и притом чисто народной поэзией.

Так гуляют они тайком в течение нескольких ночей. Муж наконец возвращается. Катя не смеет глядеть ему в глаза, каждую минуту готово у нее вырваться страшное признание. Она ждет над собою ежеминутного суда божия, ей мерещатся страшные наказания, адские муки. Приближающаяся гроза случайно загоняет всех их под своды какого-то древнего здания, стены которого расписаны аллегорическими изображениями адских мук. Гроза всегда представлялась ей как небесная кара… Страх ее усиливается, удары грома глухо гремят, и в эту минуту, как нарочно, является перед нею какая-то полоумная барыня, потрясающая клюкой и угрожающая всем молодым женщинам – геенной огненной[4]… Катя падает перед мужем и признается в своем преступлении..

– Что ты это, Катя? Полно, что ты… Маменька услышит… – говорит Кабанов. Но мать все уже услышала.

– Видишь ли ты, что я права! – восклицает она с торжеством. – Ты мне не верил. Теперь сам слышишь.

Надзор за Катей увеличивается, замки и затворы умножаются. Кате житья нет, мужу жалко ее, да делать нечего, против матери не пойдешь. Катя бежит из дому, видится в последний раз с Борисом, уезжающим куда-то из Нижнего, и уже не хочет вернуться в дом – в ее положении ничего не остается, кроме смерти, и смерть представляется ей теперь в привлекательном виде. Ждать от жизни нечего, участь ее решена. Она бежит к Волге и бросается в реку…

Через несколько времени вытаскивают труп несчастной, и муж с раздирающим воплем бросается на этот труп.

Актеры играли старательно и сделали из своих ролей все, что могли по своим средствам; но мы должны сознаться, что не совсем ловкая обстановка была причиной того, что пьеса много утратила поэзии на сцене. В чтении – а мы слышали ее из уст самого автора, который читает с удивительной простотой и искусством,[5] – драма эта имеет неотразимую увлекательность и прелесть. Роль Кати, между прочим, принадлежит к тем тонким, поэтическим созданиям, и вместе с тем народным типам, которые требуют многих и очень редких условий от артистки: для выполнения этой роли, кроме большого таланта, необходимо верное знание русской народной жизни, недоступное молодой девушке. Страсть, которая так быстро охватила Катю и сожгла ее в несколько дней, также не может быть передана с полной верностью и силой наугад. Принимая это соображение, мы должны сказать, что г-жа Снеткова 3 сделала из роли Кати все, что могла, и вполне заслужила рукоплескания, которыми осыпала ее публика.

Благодушный Кулигин – часовщик-самоучка – лицо эпизодическое, но мастерски выхваченное автором из русской жизни. Г. Зубров был хорош в этой роли.

Г. Горбунов, игравший Кудряша, превосходно сыграл этого удалого парня и много способствовал оживлению 3 акта.

Г-жа Левкеева была очень недурна в роли Вари. Она, впрочем, придала ей свой, чересчур грубоватый характер, о котором, кажется, не помышлял автор.