Александр Шмаков - В литературной разведке
Очерковый стиль был характерен и для пьесы «Стройфронт». Это было неудивительно. Ведь А. Завалишин так же, как Погодин, был журналистом.
Прежде чем написать пьесу о строителях плотины, на страницах газеты «Магнитогорский рабочий» публиковались очерки и фельетоны, в которых рассматривались конфликты, послужившие основой для пьесы «Стройфронт».
И, если Н. Погодин называет первую пьесу «Темп», а следом за ней появившуюся «Поэму о топоре» — «сценическим очерком со всеми особенностями очерка»{96}, то А. Завалишин свой «Стройфронт» определяет как «драматический плакат в трех действиях»{97}, подчеркнув, видимо, этим самым жанровые особенности письма — документальность и очеркизм.
Обе пьесы — «Поэма о топоре» и «Стройфронт» — были поставлены Театром революции, примерно с годовым интервалом.
Таким образом, эти две пьесы сближало и роднило не только то, что они были созданы на уральском материале, увидели свет рампы одного и того же театра, но и авторский почерк — сценическая очерковость. Это был тогда один из наиболее верных путей сближения литературы и жизни, показа созидательного труда, определивший их успех у зрителей.
Пьеса «Стройфронт» была поставлена Магнитогорским драматическим театром к 50-летию Советской власти. Спустя 37 лет романтика и пафос гигантской стройки оказались созвучны нашим дням. «Поэма о топоре» больше не возвращалась на сцену, тем не менее — значительное и важное произведение в драматургии Н. Погодина никогда не утратит своего значения как пьеса, правдиво рисующая картины уральской заводской жизни. Пьеса начинается с чтения перед занавесом газетного очерка.
«За горой Таганай, между сопками, над прудом, как на пятаке, расположен главный город Южного Урала — Златоуст… От крепостных плавильщиков, кузнецов, слесарей, от крепостного народа и до сей поры, от поколения к поколению передается высокий опыт златоустовских мастеров… Поэтому на весь мир златоустовские мастера сделали единственную булатную сталь…»{98}
Н. Медведев, главный режиссер Челябинского драмтеатра и Н. Погодин.
Это пролог пьесы. Здесь все точно, верно, как и картина нарисованного рабочего города, видимого с Александровской сопки. Погодинская фотографичность в описании места действия пьесы понадобилась для того, чтобы убедить зрителей, смотрите, все это не выдумка, а жизнь, правда жизни!
«Ты видишь своими глазами, что самое существенное для людей — это печи, пламя, станки, металлы, завод, — продолжает читать ведущий, — ты вдруг начинаешь понимать, что тут начало и конец всему, и если однажды в стране остынут ее печи, возникнут ужас, голод, мор. И дальше и выше ты видишь, что люди, хозяйствующие у печей, по единственно справедливому праву, по великому праву, утверждают, что владыкой мира будет труд»{99}.
Пролог кончается, начинаются эпизоды. В центре пьесы — мастер мартеновского цеха Степан, который «на спор», за пару пива отливает клещи из нержавеющей стали. Клещи теряются. Степан забывает состав плавки, ее метод. Чуть позднее, когда до сознания его доходит значительность утраченного секрета, Степан решает вновь отлить нержавеющую сталь. 26 плавок не отходит он от печи. После 16-й плавки кажется, что нужная сталь найдена, но она рассыпается, как хрусталь под ударами молота. Степан не оставляет свой поиск и, наконец, после 26-й плавки, когда усталость сваливает его окончательно, он угадывает рецепт, выдает плавку нержавеющей стали.
Одновременно с этим основным конфликтом, позволяющим нарисовать сильный характер, упорного в достижении цели Степана, драматург развивает вторую сюжетную нить пьесы — сложность реконструкции цеха и его оборудования, дающего возможность резко поднять производство топоров, и тем самым избавиться от необходимости ввозить топоры из-за рубежа.
И вот в девятом эпизоде, как в прологе, снова перед зрительным залом появляется ведущий. Он, как бы обобщая все показанное на сцене, говорит:
«— Не ради театральной эффективности мы вынесли действие в зрительный зал. Мы выносили его дальше и шире, в фойе нашего театра. Мы стремились дать на сцене живую действительность, подлинную быль, подлинную героику эпохи. Замечательная история с топором, когда в борьбе с иностранной зависимостью рабочие реконструировали производство, героическая история открытия советской нержавеющей стали в действительности происходит на заводе Южного Урала в городе Златоусте. Не бутафорские вещи показывает вам участник спектакля. И в фойе театра мы приглашаем вас, зрителей, осмотреть выставку уральского завода имени Ленина»{100}.
«Поэма о топоре» — это поэма о талантливости русского народа, побеждающего своим созидательным трудом, своим творчеством вековую отсталость, борющегося со своей технической неграмотностью. И в этом было ее огромное значение.
Когда пьеса была представлена в Театр революции, началась ее сценическая доработка. А. Попов, народный артист СССР, режиссер, рассказывает интереснейшие подробности подготовки «Поэмы о топоре» в театре. Постановщику спектакля захотелось «увидеть пьесу в жизни». С этой целью он, Погодин, художник театра И. Шлепянов выехали в Златоуст и решили «пожить в атмосфере завода, среди прототипов будущего спектакля».
«Драматург на месте, то есть в Златоусте, дорабатывал пьесу, художник изучал завод, искал принцип и образ будущего оформления, а я всматривался в людей, — пишет А. Попов, — ежедневно совершающих высокие трудовые подвиги, улавливая атмосферу в старых заводских корпусах, хранивших следы екатерининского времени, в корпусах, где сейчас бились сердца советских энтузиастов, слушал музыку заводского грохота, всматривался в характеры уральских металлургов, запоминал «массовые мизансцены», каких никогда не увидишь в театре, смотрел плавки знаменитых сталеваров и артистическую работу кузнецов, орудующих у механического молота»{101}.
Ведущий в прологе пьесы верно заметил, что
«теперь, в наши дни, высокое мастерство златоустовских пролетариев обрело иное содержание. Простые вещи теперь не так просты, как можно думать о них. И в примерах простых дел златоустовского или какого-нибудь другого завода вы без особого труда раскроете международные проблемы»{102}.
С тех пор как были написаны эти слова Николаем Погодиным, рабочие и инженеры завода имени Ленина ушли далеко, сделали большой шаг вперед по пути технического прогресса. Но «Поэма о топоре» не устарела — она славит созидательный труд советских людей, как славит труд строителей магнитогорской плотины А. Завалишин в пьесе «Стройфронт».
ГЛАЗАМИ ДРУЗЕЙ
1. Джерманетто в Челябинске
Джованни Джерманетто побывал на Урале с бригадой агитсамолета «Крокодил» в начале октября 1938 года. Известный антифашистский писатель, представитель ЦК МОПРа в СССР, он выступал с докладами перед рабочими Челябинска и Копейска, был на строительстве завода имени Серго Орджоникидзе, встретился с рабкорами, журналистами и литературным активом города.
Выступая с докладами, Дж. Джерманетто рассказывал о подпольной деятельности своей компартии, положении трудящихся в Италии, капиталистической печати, которая публикует материалы, дающие превратное представление о СССР.
— За последние 16 лет в Италии не было поставлено ни одной новой оперы, — говорил он. — Число книг, выходящих там, за десять лет уменьшилось вдвое. Обычный тираж книги в Италии не превышает 500, 1000 экземпляров. Как мизерен этот тираж в сравнении с десятитысячными тиражами книг в Советском Союзе!{103}
Коммунист с момента основания итальянской компартии, он был уже известен советским читателям как автор повести «Записки цирюльника», изданной в СССР в 1930 году, позднее переведенной на немецкий, английский и испанский языки. Эта повесть о судьбах итальянского рабочего класса в начале двадцатых годов, об истории создания итальянской компартии. Имя ее автора сразу стало популярным.
Дж. Джерманетто активно сотрудничал в итальянской и советской печати. Его статьи и очерки часто публиковались в газетах «Правда» и «Труд». Он писал, в основном, о рабочем движении.
Дж. Джерманетто был участником многих международных встреч, делегатом нескольких конгрессов Коминтерна, не раз находился под судом за свои политические убеждения, за острые печатные выступления. Многочисленные преследования со стороны властей, заключение в тюрьму, угроза новых арестов, заставили его эмигрировать.
Наша страна стала для него — итальянского писателя-антифашиста второй родиной. Он сравнительно быстро освоил русский язык и свободно выступал с докладами в разных аудиториях, подолгу беседовал с рабочими на заводах и стройках{104}.
