Эра милосердия - Роман И. Ростовцев
До булочной там метров двести ещё осталось. Ну, я сразу соображать начал, как поступить мне теперь. Ведь, скорей всего, Оса-то и должен был снять мой тревожный сигнал, да прошляпил я появление объекта. Толково он за будочкой этой клятой пристроился! Так что решил я напрямую сигнал подать. Подрулил на полусогнутых к скамейке, да у фраера этого, с Осой базарящего, время вежливенько так и спрашиваю. Не откажите, мол, в любезности, товарищ дорогой. Оса на меня глаза злющие свои поднимает, а я возьми да кепочку-то и сними. Пот вытираю, совершенно натуральный при этом — прошиб он меня тогда знатно. В общем, подал я знак, что грязно нонеча на Цветном бульваре, намусорено по самое не балуйся. А что сей же час и мокро ещё будет, того мне знать было неоткуда.
Оса, конечно, матерый жук, он и бровью не повёл. Но оценил всё моментально. А вот фраерки ваши ничего сообразить не успели. Прошмыгали, что рассекречена их засада, что волк с охотником местами поменялись. А скумекали бы толком — так жив бы остался ваш оперок.
Нам-то в Валге твёрдо-натвердо вколачивали в головы, что никаких случайностей на встрече с агентом не бывает, что любой мимолетный контакт с посторонними лицами означает провал. Законы природы, дескать, которые вывели передовые арийские ученые, таковы, что вероятность эта настолько близка к нулю, что рассматривать её ты не имеешь никакого права. Хоть подкурить попросят, хоть о времени осведомятся, хоть плечом толкнут — значит метят тебя лягавые, хвост к тебе пришивают. А уж коли шею потирают при этом, головной убор теребят, али хоть нос почешут, значит считаные секунды тебе остались на то, что бы отвалить. Пусть даже и по-мокрому придется это делать, а всё едино сваливай, потому как другого выхода у тебя уже нет.
А что было далее, мне не ведомо. Дошел я до булочной на углу, повторил сигнал от греха, как было велено, да и отчалил восвояси.
— И виновным себя в гибели Векшина Вы не считаете?
Нет, товарищи дорогие, не считаю. Каждый ведь своё дело делать должен. Я вот своё сделал, а сделали бы вы своё — и мусарок ваш не отбыл бы в вечную увольнительную на санитарной карете. Ну, да с Осой вы посчитались, как я слышал мимоходом, так ведь, товарищи?
Смерть Ларисы Груздевой
— Расскажите, пожалуйста, о деле Груздева. Как и с чего оно началось?
— Что ж, расскажу, чего смогу. После того дела на Цветном Фокс стал ко мне потеплее относиться да на настоящие дела брать. По тому времени, как он мне сообщил, советские наши воины-освободители массово обзавелись по беспределу ценными трофейными цацками: рыжьем, бранзулетками, стволами инкустированными и прочим награбленным фашистами имуществом со всей Европы. Посылками да нарочными это барахло поступает в столицу нашей Родины, где и сдается за бесценок барыгам и прочему криминальному элементу. Вот и издал товарищ Абакумов указание: имущество трофейное у барыг-перекупщиков беспощадно изымать и сдавать в Гохран по описи.
Но поскольку на открытый суд таких барыг выводить было неудобно, что б не порочили они в своих показаниях наших славных бойцов и командиров, то изъятие ценностей проводить следует под видом разгона. Ловко они там придумали, хитро завертели! Поначалу представляемся мы рабоче-крестьянской милицией и учиняем обыск, а всё найденное по описи изымаем. В брезентовые мешки складываем, печать сургучную ладим, словом, все как в мусарне, не подкопаешься. А барыге велим никуда не выезжать и ждать повестки в районное отделение НКВД для дачи показаний. Расчет на то, что сидеть он будет тихо, о себе не напоминаючи, и неделю, и месяц, и дольше. А как сообразит, что разгон мы ему ставили, то и вовсе никуда с жалобой не пойдет: себе дороже.
Катались мы по Москве на хлебном фургоне, да трясли новоявленных богачей. Заходим в фатеру, всё чин-чинарём обставляем: тут тебе и ксивы красные, и ордер с печатями, и понятые. Вот, понятым таким я и представлялся, а вторым баба была — Анька, Фоксова подружка. Нас, мирных якобы прохожих, Оса с улицы всегда заводил, а барыга и рад, что люди незнакомые, не соседи его, при позоре таком присутствуют. На трёх или четырёх разгонах я ваньку так успел повалять, а потом уже дело Груздевых завертелось.
— Груздев тоже был из таких дельцов? Трудно в это поверить...
Нет, Груздеву мы уже более серьёзное дело шили. Шпионаж.
Сам он был учёным, вирусами, да бактериями занимался, как Фокс мне объяснил. В военных целях выводил всяческую заразу. Япошки тогда свою японскую заразу выводили на сопках Манчжурии, ну и мы им нашу рабоче-крестьянскую в ответку создавали. И защиту от неё, само собой, ладили. А как война с косоглазыми победоносно закончилась, то и союзнички прежние наши начали нос свой в эти дела совать. Тогда Груздев и попал под колпак, а Фоксу, по его словам, поручили оперативную установку по делу провести, фарами посветить на объект с ближнего расстояния.
Баба Груздевская, Лариска, первостатейная .... была. При муже живом крутила романы, да не с первыми встречными. Были там и академики убеленные, и краскомы доблестные, а вскоре и на дипломатов иностранных вышла. Крутила с культурным атташе английским, на почве-де его любви к театру. Пас я её по кабакам, да «метрополям» и диву давался. Но к ней близко я не подходил, на то у Фокса другие люди были. Ира Соболевская, к примеру, которая с Лариской дружбу стала водить. Через Верку-модистку она с ней сошлась: бельишко та им обеим кружевное ладила, юбки-платья и прочую женскую галантерею. А Ира, которая Ингрид на самом деле, с
