Внутренний СССР - Разгерметизация
Последнее и отличает бой крейсера “Варяг” и канонерской лодки “Кореец” под общим командованием В.Ф.Руднева при Чемульпо от обстоятельств, в которых в Цусимском сражении оказался отряд Н.И.Небогатова: Во-первых, при всех множественных конструктивных недостатках и дефектах постройки (брак со стороны завода-строителя), свойственных “Варягу”, он был вооружен артиллерией, которая позволяла попадать в японские корабли; во-вторых, после того как командование им принял В.Ф.Руднев, крейсер быстро вырос в уровне боевой подготовки и неоднократно завоевывал призы за меткость артиллерийского огня на учениях. Эскадра же, уничтоженная при Цусиме, вообще не провела ни одной совместной эскадренной стрельбы, т.е. не имела практических навыков управления огнем соединения кораблей.
Кроме того, командующий японским отрядом Уриу Сотокичи перед боем при Чемульпо совершил принципиальную психологическую ошибку. Он психологически настроился на принятие сдачи русских кораблей без боя или после непродолжительного боя и потому не выпустил их море: во время боя “Варяг” и “Кореец” следовали из порта Чемульпо по фарватеру между отмелями. После того как вследствие конструктивных недостатков крейсера были исчерпаны технические возможности вести бой, это обстоятельство позволило вернуться на рейд Чемульпо и спасти команды обоих кораблей, которые были приняты на борт иностранных кораблей по сигналу “Варяга” «терплю бедствие».
Уриу, зарвавшись, и ошалев от боя, после того как узнал о затоплении “Варяга” и взрыве “Корейца” своими же экипажами, потребовал от командиров кораблей, принявших русских к себе на борт в качестве , их выдачи в качестве — хоть какой-то трофей ему хотелось иметь для отчета перед высшим командованием. Но это японское требование было отвергнуто всеми теми, кто накануне потворствовал действиям японцев, начавших оккупацию Кореи, изначально нейтральной в русско-японской войне, и требовавших сдачи русских кораблей, стоявших в порту нейтрального государства, ставшего жертвой агрессии.
Если бы Уриу изначально настроился психологически на уничтожение русского отряда в морском бою, то он позволил бы выйти ему из фарватера в открытое море. Тихоходный “Кореец” (около 13 узлов) и лишенный полноценной броневой защиты “Варяг”, с трудом развивавший (вместо 23 по проекту) в 1902 — 03 гг. 17-узловую скорость [34] из-за заводских дефектов в котлах и машинах, могли быть уничтожены вместе с их экипажами в течение примерно двух часов сосредоточенным огнем японского отряда [35]. Самым тихоходным в нём был броненосный крейсер “Асама”, способный развивать скорость до 21 узла, и даже один превосходивший “Варяга” и “Корейца” по мощи огня и боевой устойчивости. И только благодаря амбициозности Уриу, возжаждавшего славы, большинство участников боя на “Варяге” и “Корейце” остались живы…
Вскоре по возвращении с Дальнего Востока, В.Ф.Руднев был громогласно награжден, произведен во флигель-адьютанты и включен в свиту царя, а тихо, , уволен в отставку с минимальной пенсией за отсутствие верноподданности и только при увольнении произведен в контр-адмиралы: во время революционных брожений в Кронштадте в 1905 г. он отказался впустить жандармерию и усмирительные войска на территорию 14 флотского экипажа, которым командовал по возвращении с Дальнего Востока. Его детям не было разрешено получить военно-морское образование и продолжить традицию семьи [36].
Сравните также и революционные брожения на всём флоте по завершении русско-японской войны с событиями на кораблях отряда Н.И.Небогатова после того, как до команд дошло решение адмирала о сдаче без боя. Прапорщик Шамие, пытавшийся сначала воспрепятствовать сдаче а потом затопить броненосец “Николай I”, на суде по делу Н.И.Небогатова показал: «До сдачи нижние чины молча безропотно (выделено нами: жертвы на алтарь неведомо чего) готовились к смерти, по объявлении же адмиралом его решения радость жизни заговорила в них, и они вышли из повиновения. Они разбили ахтер-люк, напились и стали громить офицерские каюты.» — Народ не терпит обращения себя правящей “элитой” в жертвенных баранов.
В.Ф.Руднев не пошел под суд за препятствование действиям верных режиму усмирительных частей только потому, что в прошлом был командиром легендарного “Варяга”, и такой скандал во время революции был бы избыточен для режима. Так что патриотическая пресса (и монархисты в частности) напрасно противопоставляют одного русского моряка другому русскому моряку: в их судьбах гораздо больше общего, чем различий — оба они оказались ненужными режиму ни в каком ином качестве, кроме жертвенных баранов, и каждый из них не стал жертвенным бараном потому, что действовал по совести в сложившихся вокруг него обстоятельствах, равно принимая и славу, и бесчестие.
Береговые виновники разгрома флота в Порт-Артуре и при Цусиме — из Адмиралтейства и Главного управления кораблестроения и вооружения — не привлекались режимом к судебной ответственности за техническую небоеготовность флота, которую своими жизнями и позором были вынуждены расхлебывать моряки в боях и на судилище. При слушании дел о Цусиме судебное заседание всегда уходило от рассмотрения технических аспектов, которые привели к разгрому на море. Виновными за поражение были назначены моряки плавсостава, а суд это предрешение только оформил юридически. Наместник же на Дальнем Востоке адмирал Е.Алексеев был даже награжден боевым орденом, который по статусу должно было носить на шее, но, как говорят, у него хватило стыда отпустить бороду, чтобы орден, который он обязан был носить, не был особо виден. Когда страсти улеглись, посаженные в крепость моряки — определенные в козлы отпущения — были выпущены на свободу.
В силу своей разносторонней неготовности к ведению боевых действий, флот в русско-японской войне не справился с возлагавшимися на него стратегическими задачами. По этой причине война приняла характер затяжной сухопутной войны. К такому обороту событий оказалась неготова и русская армия, не имевшая на театре военных действий инфраструктуры, на которую могла бы опереться, а растянутость коммуникаций (посмотрите по карте на протяженность Транссиба и КВЖД) понизила быстродействие всех систем тылового обеспечения до уровня, исключающего эффективное управление войсками на уровне стратегии.
У Николая II не хватило мужества посмотреть правде в глаза и воли, чтобы предложить Японии мир после сдачи Порт-Артура, пока вторая эскадра была на пути к Дальнему Востоку и угрозу её прихода можно было использовать как фактор давления на противника в переговорах о мире. И если рассматривать возможность прорыва второй русской эскадры во Владивосток, то для Японии это означало необходимость вести войну сызнова, к чему не была готова её экономика. Опыт боев японцев с портартурской эскадрой, у которой не взрывалось только четверть снарядов, не обещал японцам ничего подобного полигонному разгрому русской эскадры в Цусиме: в прошлых эскадренных боях с участием броненосцев русские корабли получали тяжелые подчас повреждения, но потерь в корабельном составе не было; японская сторона также получала не менее тяжелые повреждения, после которых большинство кораблей приходилось ремонтировать.
Но Николай II либо пустил всё на самотек, либо лелеял надежду, что вторая эскадра прорвется во Владивосток без боя или с боем, потеряв от силы несколько наиболее слабых кораблей, но в целом сохранив боеспособность и тогда можно будет продиктовать Японии мир. Что было у него на уме, дневниковые записи и мемуары не сохранили. После же Цусимского разгрома, Россия была вынуждена искать путей к миру, дабы заняться проблемами разрешения революционной ситуации, во многом созданной и обостренной в ходе русско-японской войны. Задолжавшая тому же еврейскому ростовщическому капиталу Япония — флот и его инфраструктура были ею построены не за счет внутренних накоплений, а на кредиты — также искала путей к миру, поскольку кредитно-финансовая система её пришла в крайнее расстройство, что подрывало производство в её экономической системе.
В конце концов при посредничестве президента США Рузвельта I в Портсмуте начались мирные переговоры. И здесь вылезли уши [37] заказчика войны: в необходимости уступки Японии южной части Сахалина и русских островов Курильской гряды Николая II убедил посол США в России — типичный “американец” Мейер (еврей). С русской стороны переговоры в Портсмуте вёл С.Ю.Витте. Поскольку первоначальные инструкции, данные ему Николаем II, уступок российских территорий не предусматривали, то С.Ю.Витте в Портсмут была послана секретная шифротелеграмма [38] о том, что царь разрешает передать Японии перечисленные территории [39]. С.Ю.Витте же сделал вид, что таких указаний из Петербурга он не получал, полагая, что шифровка есть шифровка, и её содержание неизвестно никому, кроме царя, двух шифровальщиков (по одному в Петербурге и в Портсмуте) и его самого, а Япония нуждается в мире еще больше чем Россия по причине расстройства её финансов [40]. Но когда японская делегация, уже измученная переговорами, прямо ему указала на то, что царь разрешил Витте отдать южную часть Сахалина и острова Курильской гряды, и японцы покинут переговоры, если Витте не исполнит указаний из Петербурга, то Витте пришлось действовать в соответствии с этим разрешением и подписать договор о мире с потерями русских территорий. Однако в своих воспоминаниях (ист. 3) эпизод с утечкой информации шифротелеграммы, сообщаемый “Морским сборником”, С.Ю.Витте обходит молчанием.
