Владимир Федюк - Керенский

— Понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

Корнилов отвечал:

— Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего отъезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.[335]

Даже при крайней степени предвзятости в этом разговоре невозможно увидеть доказательства какого-то преступного умысла со стороны Корнилова. Он просит, а не требует. Что касается Керенского, то его поведение явно пахнет провокацией. Он обманул Корнилова, выступив от имени Львова, да и к тому же всячески подбивал своего собеседника на необдуманные высказывания. Правда, делал он это без особого успеха. Из беседы было ясно только то, что Корнилов просит Керенского и Савинкова спешно приехать в Ставку. Делать на этом основании выводы о мятеже более чем рискованно.

Керенский с Вырубовым спускались из аппаратной в вестибюль, когда на лестнице их встретил запыхавшийся Львов. Первым делом он спросил: "Что же, Александр Федорович. Я верным другом оказался, не обманул вас?" В этих словах столько детского и непосредственного! Так и видишь, как Львов спрашивает Керенского, заглядывая ему в глаза снизу вверх. Он доверился старшему другу (неважно, что "старший друг" был на девять лет моложе Львова), но тот его безжалостно обманул.

В Зимнем дворце Керенский встретил оказавшегося здесь по своим делам помощника начальника Главного управления милиции С. А. Белавинского. Премьер оставил Львова ждать в приемной, а сам провел Белавинского в свой кабинет и спрятал в углу за шторой. Затем он вновь пригласил к себе Львова и попросил вновь прочесть вслух свою записку и подтвердить ее содержание. Измученный Львов сказал, что он четыре ночи не спал, но послушно сделал всё, что от него просили. Он даже подтвердил содержание телеграфного разговора с Корниловым, хотя сам при этом не присутствовал. Тогда торжествующий Керенский вывел из-за шторы Белавинского и объявил Львову, что тот арестован.[336] Львов был помещен под стражу здесь же во дворце. К нему приставили двух часовых, причем находились они не снаружи у дверей, а в самой комнате, ни на секунду не выпуская арестованного из виду.

Тут же Керенский продиктовал телеграмму в Ставку. В ней говорилось, что Корнилов отрешается от должности Верховного главнокомандующего. Ему предписывалось немедленно прибыть в Петроград, а обязанности главковерха временно возлагались на генерала Лукомского. Телеграмма была без номера и подписана просто: "Керенский". Тем временем в Малахитовой гостиной стали собираться министры. Керенский явился на заседание с опозданием. Он был очень оживлен и явно доволен собой. Почти все, видевшие его в этот вечер, вспоминают, что премьер был в необыкновенно приподнятом настроении.

Керенский рассказал другим членам правительства о визите Львова, прочел "ультиматум" и телеграфную ленту разговора с Корниловым. Премьер потребовал себе исключительные полномочия для борьбы с мятежом и право формирования кабинета министров по своему усмотрению. После минутного молчания первым поднялся государственный контролер Ф. Ф. Кокошкин. Он сказал, что в такой ситуации не считает возможным оставаться в составе правительства и просит принять его заявление об отставке. Его единодушно поддержали все другие члены кабинета. Керенский заявил, что он принимает отставку правительства, но просит министров вплоть до назначения их преемников оставаться на своих местах. С этим согласились все, за исключением Кокошкина.

Заседание затянулось допоздна. Лишь около четырех часов ночи Керенский вернулся к себе. Находившийся в соседней комнате Львов вспоминал, что Керенский еще долго пел в своем кабинете арии из опер.[337] Человек, способный распевать среди ночи оперные арии, либо окончательно сошел с ума, либо пребывает в крайней степени радостного возбуждения. Керенский действительно ликовал, от прежней его апатии не осталось и следа. Мучившие его в предшествующее время вопросы разом разрешились сами собой. Теперь не нужно было поддаваться напору Савинкова, не нужно было идти на соглашение с Корниловым, рискуя своей репутацией "героя революции". Он снова стал Керенским мартовских дней, человеком, на которого затаив дыхание будет смотреть вся Россия. В том, что все будет именно так, Керенский не сомневался.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Разговор по телеграфу с Керенским и "Львовым" не вызвал у Корнилова никаких подозрений. Выходя из аппаратной, он столкнулся с руководителем дипломатической канцелярии Ставки князем Г. Н. Трубецким. Тот вспоминал, что главковерх выглядел успокоившимся и удовлетворенным. Трубецкой спросил: "Значит, правительство идет вам навстречу во всем?" Корнилов коротко ответил: "Да".[338] В 2 часа 30 минут ночи (в это время Керенский уже объявил его изменником) Корнилов отправил Савинкову телеграмму о том, что согласно ранее достигнутой договоренности 3-й Конный корпус заканчивает сосредоточение в районе Петрограда.

Около семи часов утра главковерха разбудил дежурный адъютант, сообщив, что на его имя поступила телеграмма от министра-председателя. Это была та самая телеграмма, в которой Керенский отрешал Корнилова от должности. Корнилов немедленно вызвал к себе Лукомского. Тот ответил, что уже знаком с текстом телеграммы и считает невозможным брать на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Корнилов сказал: "Да, обстановка такова, что я должен оставаться на своем посту до конца. Я должен добиться, чтобы Временное правительство провело в жизнь мои требования. Пошлите сейчас же телеграмму Крымову, чтобы он ускорил сосредоточение своих войск к Петрограду".[339]

К девяти утра в кабинет Корнилова были приглашены Завойко, Аладьин и Филоненко. Познакомившись с текстом телеграммы, все единодушно заявили, что это провокация. Смущали отсутствие в послании номера, подпись Керенского без указания должности да и сам факт того, что по закону главнокомандующий мог быть смещен только общим постановлением правительства. Но, видимо, в глубине души каждый понимал, что телеграмма подлинная и дело, не успев начаться, с треском проваливается.

Особенно суетился Филоненко. Ему не хотелось попасть в число заговорщиков, и он стал говорить, что ему спешно нужно выехать в Петроград. В противном случае он угрожал даже застрелиться. На это ему резко ответил Аладьин: "Если вы понимаете, что произошло, то вы как честный человек должны обо всем телеграфировать Временному правительству и остаться при генерале Корнилове".[340] Филоненко заявил, что он останется, только если его арестуют. Тогда Корнилов сказал, что он запрещает Филоненко куда-либо ехать, а если тот ослушается, то его задержат. Филоненко потом раздул из своего "ареста" целую историю. На деле же "арестованный" весь день просидел в кабинете главковерха, а вечером свободно выехал в Петроград, получив для своих нужд экстренный эшелон.