Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

…В Москве Александра Михайловна сблизилась с весьма сомнительными оккультистами, и эти маги окончательно свели с ума бедняжку. Друзья, заботившиеся об ее судьбе, потеряли с нею связь. Осенью 1913 года полиция подобрала на улице какую-то упавшую без сознания женщину и отправила ее в Старо-Екатерининскую больницу. Это была Мирэ. Там, в больнице, она умерла. Об этом ее друзья случайно узнали лишь спустя три месяца. Александра Михайловна Моисеева одиноко ушла из этого мира, замученная своим бредом. Она была одною из жертв нашего тогдашнего декаданса» (Г. Чулков. Годы странствий).

МИТРОХИН Дмитрий Исидорович

Живописец, книжный график, гравер. Член объединения «Мир искусства».

«Дмитрий Митрохин был крайне вежлив, предупредителен, тихий голос его как бы был создан для доверительной беседы. Да и говорил он всегда не возвышая голоса. Он охотно всегда соглашался с собеседником. Сверхпетербургская выдрессированность в смысле умения не выставлять себя в первый ряд! Не верилось даже, что он – казачьего происхождения, так все у него было не „по-казачьему“! Неужели его предки рубили головы туркам?!

Высокий узкокостный блондин с головой какого-то „не грозного“, а скорее ласкового зверька, с острыми зрачками неопределенного цвета серых глаз! Прибавить сюда еще пенсне – и тип аккуратного, исполнительного чиновника из М-ского департамента будет нарисован!

Это – внешность. Но во внутреннем его „я“ было много парадоксов! Он любил бурное, „аховое“ искусство на пределе дерзаний! Будучи сам в искусстве „сладко-салонным“, он любил все, что идет наперекор всему „салонному“ или общепринятому!

Он был другом в Москве Гончаровой и Ларионова! Самые грубейшие, самые бестолковые полотна (гигантские, конечно) вызывали его восторг! Возможно, тут сыграло роль еще и личное преклонение „тихого“ темперамента перед этими „дерзателями и буянами“!» (В. Милашевский. Вчера, позавчера…).

«Д. И. Митрохин по времени своего появления, по характеру своего творчества, по художественным симпатиям и культуре принадлежит ко второму поколению художников „Мира искусства“.

…Грубо намечая, можно провести такой порядок для мастерства Митрохина: графическая орнаментика, растительная орнаментика, человеческие фигуры, иллюстрация, свободный пейзаж. Каждое определение знаменует органический и неизбежный этап в его развитии. Теперь мыуже в первоначальных орнаментациях Митрохина видим ту эмоциональность и лирику, которой проникнуты его позднейшие работы, но для последовательного наблюдения орнамент с безукоризненным знанием книги и художественным вкусом сменяется человеческими (не орнаментальными уже) фигурами, последние входят в фабулистическое или эмоциональное соотношение между собою (иллюстрации), и, наконец, появляется чистый и русский лиризм его пейзажей. Я подчеркиваю характер лиризма именно русского, так как Митрохин не прибегает ни к стилистическим, ни к этнографическим приемам для этого. Совсем особую область творчества Митрохина представляют книги для детей, где целомудренная нежность и изобретательность художника проявляются с особенной прелестью.

Вообще мир детской фантастики, чувств светлых, простых, жалостных или умиленных скорее свойствен его таланту, чем раздирательные страсти и демонизм.

По свойству своего искусства, а может быть, и по особенности своего характера Митрохин определил себя как мастер небольших (по размеру) вещей. Но в этой ограниченной добровольно области, кажется, нет такого уголка, такой плоскости, в которой бы он не пробовал своих сил, применяя и разнообразные технические приемы.

Как мастер книги и всего соприкасающегося с книгой Митрохин едва ли имеет себе равного в русском искусстве, но, кроме того, во всем его мастерстве виден еще и прелестный художник с живой и простой душой, с европейской культурой и русским чувством, непрестанно работающий над своей техникой и обогащающий свою психику все более расширенными и обостренными эмоциями» (М. Кузмин. Д. И. Митрохин).

МИТУРИЧ Петр Васильевич

Художник-график, живописец, дизайнер. Участник выставок «Бубновый валет», «Мир искусства», «Ослиный хвост» и др. Друг В. Хлебникова.

«Митурич держал себя в те поры довольно скромно, но он сразу и не „вырос“. Я только в конце зимы познакомился с его искусством, и он сразу „захватил мое внимание“ и вызвал мой восторг! Настоящая же его зрелость пришла в зиму [19]15 – [19]16 года.

В его даровании была какая-то напряженность и даже „сумасшедшинка“. Точно человек, бывший долго вне обычного сознания, в некоем „небытии“, пришел вдруг в наш мир и увидел привычные для нас вещи с какой-то невиданной яркостью и значительностью. Ну, палисадник с частоколом, ну, труба на крыше, ведь можно и частокол сделать только намеком, и трубу в виде кирпично-красного пятна, все ведь поймут! Нет, частокол ранит вас своей назойливостью, труба ужасна со своими злыми кирпичами, а эти ветки деревьев, о! их можно пересчитать! Сколько их? Шестьдесят две, – ошибся, – ну, так восемьдесят четыре! Это ведь не ветки обычного дерева, которые представляют некий математический ряд, весьма не конкретный и приближающийся к бесконечно большим величинам, или они просто исчезают в некую туманность благодаря их множественности.

…Да! Искусство Митурича лишено музыки, оно остановлено, неподвижно, как-то окостенело!

Вот, – найдено слово: это анти-Коро! И оно зло, его искусство. Кажется, эти ветки – собрание прутьев для того, чтобы кого-то высечь. Вот сейчас поднимут юбку и начнут сечь мягкие теплые округлости. Сечь с надсадом, со свистом, со „свидригайловщиной“! Может быть, в этом и секрет его воздействия. Меня Митурич всегда поражал и изумлял именно вот этой своей злой напряженностью!

…Как выглядел Митурич в те годы, то есть между тринадцатым и шестнадцатым?

Одет он был скромно и без всяких претензий на что-то оперно-великолепное. Возможно, и жил он на скромные средства. Но какая-то подтянутость, полная противоположность художественной неряшливости, всегда в нем чувствовалась. Видно, „закваска“ кадетского корпуса давала себя знать весьма властно.

Лицо блондина было по своей форме, по чертам весьма изящно, если приглядываться к нему. Однако отсутствие каких-то цветовых ударов делало его в массе других лиц как-то не обращающим на себя внимания. Лицо человека неразговорчивого, себя не очень демонстрирующего, чуть-чуть спрятавшегося в себя. Иногда улыбка ироническая или лукавая кривила губы. Взгляд был цепок и внимателен, чувствовалась иногда некая „лисичка“ в выражении лица.