Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков - Коллектив авторов
Твоя дочь должна остаться еще на год в Германии, чтобы полностью говорить на этом сложном языке.
Через год найди для нее школу-интернат в Невшателе в Швейцарии. Это самое хорошее место, очень тихое, не слишком много иностранцев и лучший французский язык.
Оставь там ребенка на год, а затем поищи английскую школу в Швейцарии или Германии, чтобы твоя дочь смогла выучить язык и там. Так что через три года она будет знать четыре языка, чтобы в тринадцать лет ее можно было отдать в хорошую и серьезную немецкую высшую школу, где она должна получать образование до ее окончания и где языки могут идти бок о бок с учебой. Главное, чтобы она выучила языки в юном возрасте, а это можно сделать, только поместив ребенка в среду тех стран, где на этом языке говорят, или в специальную школу-интернат, вроде этих английских, где дети учатся, как если бы они были в Англии…
* * *[16.2.1892; Порт-Саид – Триест]
[…] Пишу тебе с парохода в пятнадцати часах от Порт-Саида. Где ты? Ты в дороге между Москвой и Веной. В купе, одна, глядя на снег вокруг.
Я же вынужден видеть и слышать толпу англичан и англичанок, которая будет преследовать меня еще долгое время. Все они крупные, ширококостные, в мужицких ботинках, с условными фигурами, с руками в безвкусных кольцах, спортивными мощными плечами со звериными мышцами – мышцами кучера, а не мышцами руки, чувствующей страсть; эти руки пахли бы лошадьми, если бы их не мыли десять раз в день. Горе английским мужчинам и женщинам, если они не будут мыться постоянно. Весь перец, бренди, соусы, которые они глотают, выходят наружу через кожу. Я ни с кем не разговариваю и не желаю вымолвить и слова. Это словно другой мир, с которым ни я, ни те, кого я люблю, не имеем ничего общего. Было очень холодно – ты поверишь? В моей шубе, которая тебе знакома, и в плотном пальто мне было холоднее, чем в Петербурге при 25° мороза. Вот что такое ветер и влажный воздух. Я лег спать в шубе, оделся и укрылся одеялами. Так я провел сутки. […]
Я действительно думаю, что ты могла бы поехать в Венецию 8-го, а в Рим 9-го, чтобы не торопясь, успеть всё устроить с доктором в Риме. Можешь даже написать «курице»[489] несколько слов, вставив, среди прочего:
«Доктор требует месяц отдыха, и я думаю, он прав, особенно это надо для моей головы, но я тщетно ищу место, где я могла бы с удовольствием провести недели две – три. Честно говоря, кроме Египта, который я люблю, нигде, потому что Италию я ненавижу, Испанию еще больше, а в Швейцарии еще слишком холодно. Как некстати, что Волк.[ову] пришлось отправиться к первому порогу Нила вместо того, чтобы остаться в Каире! Зная, что он в Каире, я бы не колебалась ни секунды.
А дальше для меня поехать невозможно, потому что только дорога до Каира и обратно заняла бы не менее десяти дней, включая шесть по морю.
Доктор особенно настаивает на морском воздухе, зная, что я легко его переношу. Поэтому я телеграфирую В.[олкову] и, если получу ответ, что к 20 марта он сможет вернуться в Каир, я без колебаний отправлюсь в путь; иначе я бы, наверное, поехала в Алжир.
Напишу тебе еще раз по этому поводу. Как только я вернусь, примерно io апреля, мне придется снова поехать на гастроли в Австрии, которые будут гораздо более утомительными, чем в России, потому что здесь нужно посетить не два города, а около десяти с багажом, отелями, железными дорогами и т. д. и т. д…».
Ты можешь написать всё это, вставляя свои фразы, но смысл примерно таков.
Впрочем, это только предложение – ты сама лучше будешь знать, что делать.
Можно сказать, в том числе: «Как глупо, что я всего этого не предусмотрела, но, увы, мы в руках наших контрактов и людей, которые их с нами заключают. До приезда в Вену и встречи с агентами я не могла знать, – Австрию или Испанию я собираюсь посетить на этот раз. Мне все рекомендуют Австрию из-за выставки[490], которая откроется в Вене 1 мая» – вот так, это всего лишь идеи, воспользуйся ими – если они тебе нравятся. […]
[P.S.] Не забывай всегда писать: «через Бриндизи». Это письмо, вероятно, покинет Порт-Саид и дойдет до тебя в Триесте около 26-го. Не говори старушке Хатцфельдт ничего, кроме того, что ты едешь к врачу, чтобы посоветоваться о том, как провести месяц отдыха перед поездкой по Австрии. Не забудь оставить деньги, а также драгоценности в Триесте в известном банке или безопасном месте. Тебе скажут где.
* * *[18.2.1892; Каир – Вена. Телеграмма, с пометой Элеоноры Дузе[491]]
НАДЕЮСЬ НА ТЕЛЕГРАММУ ПОСЛЕ ПРЕМЬЕРЫ[492]
* * *[21.2.1892; Каир – Триест]
Получил телеграмму, как только было отправлено мое письмо. Я имею в виду телеграмму: «Огромный успех».
Я так рад! Но сказать тебе, что я счастлив, нет, не могу. Меня охватывает ужасная печаль. Жизнь без тебя для меня – уже не жизнь. Но ничего не поделаешь, поэтому волей-неволей подчинюсь.
Когда я думаю о том, как нас разделит Америка, мне больше не хочется жить.
Если бы я был моложе, всего на десять лет, для меня это не имело бы значения, потому что я бы чувствовал, что контролирую ситуацию и для себя, и для тебя. Теперь мои дни сочтены, и я подчиняюсь силе обстоятельств, даже не желая бороться.
Я всегда думаю о твоей жизни без меня. И чем больше об этом думаю, тем больше мне хочется устроить для тебя жилище на этой глупой земле. Думаю, что Венеция – это лучшее, что тебе нужно, и если твои дела в Австрии пойдут хорошо, мы организуем это в августе. Хочу, чтобы у тебя были две или три красивые, простые, но элегантные, уютные комнаты. Ты должна знать, что у тебя есть убежище, дом – с твоими воспоминаниями, с твоими друзьями, с самой собой, с памятью о твоем отце. […] Я мечтаю о лучшем для тебя, и если мы доживем, то сделаем это. […]
* * *[7.3.1892; Каир – Бриндизи]
Дорогая
