Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Геннадий Аркадьевич Шевченко
В июне 1986 года отец писал в канадской газете, издаваемой на русском и английском языках: «То, чего мне недоставало, — это свободы. Несмотря на все материальные преимущества, жизнь в клетке, даже если она позолоченная, рано или поздно становится невыносимой. Зная, что за каждым твоим шагом наблюдают, каждое твое слово прослушивается, не имея возможности быть честным даже в своей собственной семье, не доверяя никому, быть постоянным конформистом — все это очень трудно. Кроме того, существовали постоянная озабоченность и страх потери твоего высокого положения… Страх был постоянным чувством советской элиты». Отец отмечал, что дожить до возможности свободно высказывать свои мысли, да просто до торжества здравого смысла в СССР он не рассчитывал. Как и многим другим, общественный застой, безвременье, кладбищенская тишина представлялись ему незыблемыми. Хотя убежденность в том, что у России есть будущее и русский народ не может вечно пребывать в бесправии и безмолвии, никогда его не покидала.
А.Н. Яковлев в своей книге «Омут памяти» пишет нечто похожее: «Все мы, особенно номенклатура, так и жили двойной, а вернее, тройной жизнью. Думали — одно, говорили — другое, делали — третье. Шаг за шагом подобная аморальность становилась образом жизни, получила индульгенцию и стала именоваться нравственностью, а лицемерие — способом мышления».
Отец подчеркивает в своей книге: «Я думал о том, чтобы уйти в отставку, присоединиться к настоящим диссидентам и бороться с режимом внутри страны. Но я понимал, что в таком случае я проведу остаток жизни в тюрьме или психушке и ничего не добьюсь, кроме раздражения властей. Я слишком много знал, чтобы правительство оставило меня на свободе на родине или выслало бы на Запад».
По словам бывшего генерала КГБ О.Д. Калугина, у Шевченко были основания отрицательно относиться к советской власти. Он был внутренним диссидентом, умным и образованным человеком. Будучи советским интеллигентом, который слишком много знал, имел доступ к значительной информации и видел политику не по заголовкам газеты «Правда», он имел основания для сомнений и разочарований в советской власти.
Отец всегда воспитывал меня в патриотическом духе. Я думаю, что он оберегал меня, молодого человека, от своих диссидентских мыслей. Отец писал в своей книге: «Я понял, что давно потерял Геннадия. Ради его же собственного блага я никогда не толкал его к критике советской власти, никогда не обсуждал ни с ним, ни с Анной мои истинные намерения. Я даже Лине не раскрывался полностью. С годами я понял, что обсуждение недостатков советской власти даже в семейном кругу может стать опасным».
Отец был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим высоким назначением в ООН он был обязан своей жене Леонгине, которая подарила супруге А.А. Громыко брошь с 56 бриллиантами за этот пост. Отец мне не один раз говорил: «Но ведь посланником я стал сам!» Кстати, он на этот счет заблуждался, ибо моя мама еще в 1969 году показывала мне дорогие вещи, которые она собиралась подарить жене Громыко. В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом) для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было также иметь высоких покровителей или делать дорогие подарки.
В мемуарной литературе модна версия: ЦРУ или ФБР поймали отца с помощью проститутки. В частности, известный в определенных кругах Г.П. Климов, офицер, сбежавший после Великой Отечественной войны на Запад, видимо, несчастный в семейной жизни и не имеющий детей, писатель-антисемит, автор многочисленных книг с сексуально-патологическим уклоном, популярных среди определенного круга людей, отмечает в своей книге «Протоколы советских мудрецов», что отца «переманили при помощи обычной проститутки». Далее он пишет в духе скандально известного российского писателя В. Сорокина. В своей книге «Красная кабала» Климов развивает эту же версию, отмечая, что соблазнившая отца проститутка была лесбиянкой-садисткой активного типа. Он далее пишет, что жена А.Н. Шевченко «Леонгина покончила с собой. Это при Хрущеве-то» (с. 281). В качестве домашнего задания для читателя Климов предлагает проследить дальнейшую судьбу детей Аркадия Шевченко и заодно выяснить, откуда у его жены было такое экзотическое имя. Видимо, память начала изменять писателю Климову. Моя мама покончила жизнь самоубийством 6 мая 1978 года, Хрущева отстранили от власти в 1964 году, а в 1971 году он умер. Что-то уж больно, мягко сказать, неточную информацию заставляет «глотать» русских читателей бывший советский офицер, сбежавший на Запад, видимо, в поисках благополучия, ибо никакие репрессии со стороны тоталитарного режима ему явно не угрожали. Кстати, дети Шевченко и его пятеро внуков — мальчиков — на здоровье не жалуются, да и жизнь у них сложилась не так уж и плохо, несмотря на все превратности судьбы.
Эту же версию выдвигают и бывшие сотрудники КГБ. В частности, в комментарии на мою статью в газете «Аргументы и факты» от 30 апреля 2003 года бывший заместитель начальника службы безопасности МИДа СССР полковник КГБ в отставке И.К. Перетрухин утверждает, что американцы подставили отцу очень красивую женщину, агента ЦРУ. Но эта «версия» не имеет под собой никаких оснований. Отец пошел на такой шаг обдуманно и самостоятельно, отказавшись в 1970 году от работы в Международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в ранге посла (Женева). Кстати, ЦРУ предупреждало отца об опасности связей со случайными женщинами, в том числе и с проституткой «высокого полета» Джуди Чавес (судя по ее поведению и раскрытию местопребывания отца в США, державшегося в секрете, она никак не могла быть агентом ЦРУ). Из-за нее, как считают многие бывшие сотрудники КГБ, отец был вынужден сотрудничать с американцами и сбежать к ним, так как он был знаком с ней якобы с 1976 года, со времени отпуска в Майами. Подобная версия может вызвать только гомерический смех. Прежде всего, отец попросил у американцев политическое убежище еще в 1975 году. В Майами отец отдыхал вместе с мамой, и они находились там все время вместе.
Кстати, сама Чавес в своей книге «Любовница перебежчика» (1979) датирует свою первую встречу с отцом 2 мая 1978 года.