Сергей Есин - Дневник, 2006 год

Требушинина Ирина, 1989, Москва. + + + Мешает первый врез, сделанный как бы чужой рукой, а дальше все прекрасно «приключенческая повесть», и даже столь не любимая мной мистика, «потустороннее», показались мне естественными. Все сотворено с искусством не 17-ти лет. Да

Николаева Анна, 1985, Архангельск. + — Мне это не нравится. Манерная, филологическая проза. В 21 можно писать лучше. Ум — это еще не талант. Из вежливости: + —

Бунина Екатерина, 1989, Москва.

Девочка с милыми задумками, но с совершенно разбалаисированной повествовательной речью. Это видно уже по первой фразе. Таких случаев немало. Но по содержанию «Божья коровка» мне нравится. Что делать, не знаю. И все же «нет».

Петрова Алла, 1986, Москва. Нет. Три материала, названия коорых говорят за себя. «История о маленьком карлике» — мечта и вздохи; «Американские глазки» — монолог и третий рассказ «Рыжая душа», здеь преданность собаки. Здесь тожевседовольно привычное. «Нет».

Чутак Екатерина, 1988, Наро-Фоминск. + —. Объем слишком мал, чтобы определить одаренность и подготовленность абитуриентки к поступлению в институт. Две милых картины: описание экскурсии и житье у бабушки сделаны и мило, и довольно точно. Хорошие детали, хороший взгляд на мир, но этого мало для старта в Литинституте. Нет опыта.

КорзунАнтон,/987,Беларусь. + —. Замечательная мужская проза, с драйвом. Все читается с напряжением и нервом. Не знаю, что лучше: «Суицид» — игра музыкантов или «Андерграунд» — автогонки и игра в автогонки. Здесь слово и литература. Правда, парню на 2 года больше, чем остальным. С ним будет трудно — своя воля, чему учить?

Романов Кирилл, 1986, Москва. «Да». Много выпендривается, умничает, сытый и довольный. В текстах и романтически-сказочная мура, и этюды с претензией на философию. Есть хороший рассказик в диалогах «Перед зеркалом». Несколько зажатый язык. За душой не много.

Камынин Алексей, 1989, Москва. Без особого нерва несколько рассудочная, очень правильная проза, а скорее еще не вполне вызревшая до конца философия сегодняшней жизни. Добр, домашен, внимателен. Да.

5 июня, это понедельник. Когда прихожу в институт, трудно бывает что-либо потом вспомнить, время уходит в какую-то мелкую воронку. Утром принес БНТ заявление СП., он уходит со штатной должности и остается только руководителем семинара на кафедре литературного мастерства. Для института это двойная потеря — во-первых, это доктор наук, во-вторых — прекрасный специалист по современной английской литература. И всё это в преддверии аттестации. Что касается наших штатных специалистов, то Елена Алимовна, в лучшем случае, это «озерная школа» и восторги вокруг Блейка. Джимбинов современную литературу, полагаю, не читает, он блестящий специалист по Джойсу, а ребята-англичане, которых мы выпускаем, должны знать современную литературу, им жить с сегодняшними реалиями.

Довольно долго говорили с ректором о так называемом научном секторе. Я не понимаю логику двух вещей: почему руководство этим научным сектором должно финансироваться из денег, отпущенных на научную работу, практически из гранта? С моей точки зрения, это не целевое расходование бюджетных средств. И я уж не говорю о том, что возникает в сознании старая присказка: «Один с сошкой — семеро с ложкой». И второе: почему при такой системе, когда у нас один грант, связанный с основным, сакральным событием в институте — созданием научного исследования об обучении литературному мастерству — почему этот грант, словно какой-то пришлый со стороны, должен обслуживаться бухгалтерией опять за какие-то дополнительные денежные суммы. И мысль о том, что это, как наши дамы считают, дополнительная работа для бухгалтерии института, меня убивает. Я понимаю, если этот грант был бы пришлым, как, например, грант Демина, или в свое время грант Тарасова… Некие движения науки вообще, не связанные с тематикой Лита. Но здесь ведьсвое, родное, чем кормимся, с чего, если уж на то пошло, получают свое образование все дочки, внучки и племянницы наших сотрудников, включая бухгалтерию. Каким-то образом довольно быстро, без всяких помощников за прошлый грант отчитался Сергей Петрович, никогда раньше этого не делавший. Теперь же, мы должны создавать некую новую бюрократическую структуру. Задача этой структуры ставить нолики и плюсики в специальной таблице, бланке годового отчета.

В два часа обедали почти в том же составе, в котором совещались у ректора, говорили о приемных работах — о них писать не буду, уже много писал.

К семи вечера, каки обещал Вишневской, поехал в Геликон-

оперу на презентацию неких премий, учрежденных журналом «Планета красоты». Сразу скажу, что все это выглядело солидно, хотя, как точно подметил В.Андреев, при слове «элита» его пробирает дрожь. Неужели мы тоже эта самая элита? Приятная неожиданность заключалась в том, что началось все с неплохого фуршета, к которому я, к сожалению, не притронулся, а СП., планируя на вечер прямо из своего нового «Университет», со своим знаменитым рюкзаком за плечами, по-моему, хорошо отоварился. В институте пошла мода на рюкзаки для комсостава среднего и старшего возраста. С рюкзаком ходит Чудакова, СП., я и Леша Тиматков. Хотел бы отметить, что все люди подвижные, энергичные и творческие. Я, к сожалению, фуршет не потерзал, разговаривал с дамами.

Система этой элитарной театральной премии была такова: сначала — «Любимые «народные», потом лучшие актрисы, лучшие художницы и проч. и проч. Все описывать не буду, не моё это дело, и не стоит этим заниматься. Но презентация «народных» — вещь достаточно занятная. На сцене сидели вызванные туда «Большие» дамы — я подозреваю, что всем им, может быть за редким исключением, по 80 лет. Я помню их еще мальчишкой (может быть, правда, они рано начали, а может, я замедленно рос). Итак, сидела легендарная Шмыга в платье с воротником елизаветинской моды, сидела вечно молодея Касаткина, вся в белом, с расчетливо контрастирующим к белому зеленым шарфом; сидела и наша бесценная Инна Люциановна, на этот раз как-то ушедшая в тень, в белой кофточке и довольно простоватой юбке. Пока в Люциановне не было заметно ее обычная авантажности, впрочем, она появилась в ней позже. Когда она врезала по «кавалерам». Сидела и моя соседка по гаражу Вера Васильева, тут же была и совсем неизвестная мне художник-дизайнер Сельвинская. Подумать только знаменитая дочь знаменитого отца-поэта. Первым говорил Володя Андреев, который до сих пор работает со Шмыгой в спектакле «Перекресток», столь любимом мною. Вот надо бы посмотреть, я видел этот спектакль с Э.Быстрицкой, тоже было не слабо.