Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы

На другой день Риббентроп возвращается в Берлин. Два часа спустя все высшие чиновники получают следующий циркуляр: «Соглашение с Францией только что подписано. Мы требуем, чтобы вы позаботились о том, чтобы народ не стал предаваться иллюзиям о мире. Мы рассчитываем на вас в том, чтобы держать в напряжении все силы, дабы рейх мог быть готовым к любой возможной ситуации: к конфликтам, которые могут быть порождены экспансионистскими действиями Германии на Востоке; к конфликтам, которые могли бы возникнуть в связи с необходимостью для Германии оказать поддержку итальянским притязаниям в Северной Африке!»

Глава 33. Гитлер в Градчанах

Мандель и франко-англо-германское совещание. – «Поступайте как хотите, но так, чтобы Мюнхенское соглашение не ставилось под вопрос». – Женева без Литвинова. – Испания – первое поле битвы во Второй мировой войне, которая неотвратимо надвигается. – Муки президента Гаха. – Даладье в бешенстве. – «Вы, проходящие мимо, скажите, есть ли скорбь, подобная моей?» – Мадам Лебрен и «Кохинор». – Последняя капля воды подобна остальным, однако именно она переполняет чашу. – В Париже царит пораженчество. – Геринг – мягкий человек. – Самоубийство на Эйфелевой башне. – Большой прием в польском посольстве. – 14 июля на площади Этуалъ. – Русские не питают больше доверия к нам.

Пятнадцатого декабря 1938 года в 8 часов вечера в министерстве колоний в кабинете Жоржа Манделя.

Входит министр морского флота Сезар Кампинки.

– Что происходит в палате? – спрашивает его Жорж Мандель.

– На заседании – ничего. Но нам сообщили, что на совещании, которое имеет место в Мюнхене, по вопросу об установлении международных гарантий для Чехословакии, – рассказывает Кампинки, – ни Кэ д’Орсэ, ни Форин офис не оказывают немцам серьезного сопротивления!! Совершенно очевидно, что… министры, которые сейчас побуждают свои парламенты приветствовать их за то, что они якобы сумели сохранить мир, не дают достаточно твердых инструкций своим послам. Вот почему Риббентроп с такой наглостью руководит переговорами. «Ну хорошо, – отвечает он послам Франции и Англии, – если вы настаиваете, я поговорю об этом с фюрером, и он поставит под вопрос Мюнхенское соглашение».

Жорж Мандель замыкается в суровом молчании.

Кампинки продолжает:

– На днях, по-видимому, было много телефонных звонков от французских дипломатов, требовавших инструкций. Кто-то с Кэ д’Орсэ был как раз на заседании. Он вышел и ответил от имени своего вышестоящего начальника: «Поступайте как хотите, но только так, чтобы Мюнхенское соглашение не ставилось больше под вопрос».

С безмерной горечью Жорж Мандель то с сарказмом, то с глубокой скорбью говорит:

– Вместо того чтобы неустанно прилагать все свои силы для преобразования франко-русского политического пакта в военное соглашение, вместо того чтобы вплотную заняться перевооружением страны, наше правительство дает поистине образец постоянной несогласованности и полнейшей нерешительности. Разве можно сказать сегодня с уверенностью, будет ли наконец Франция проводить политику сопротивления или, наоборот, безропотно решится на отход в колонии, что так усиленно проповедуется в некоторых кругах.

Морской министр грустно прощается с Жоржем Манделем.

– Немецкая пропаганда наносит поистине колоссальный вред, – говорит он в заключение.

Дверь приоткрывается!

Беатриса Бретти, красивая, элегантная и сдержанная блондинка, актриса театра «Комеди франсэз», с улыбкой напоминает министру, что гости уже пришли.

Всегда готовая проявить великодушие Бретти и ее непоколебимый здравый смысл придают некоторую общительность этому «фанатику труда», каким является Жорж Мандель, «человек будущего во Франции, ибо только благодаря его инициативе будет воздвигнута в один прекрасный день Четвертая республика», как говорит и думает каждый француз.

Редко говорившая о своей профессии, которая между тем захватывала ее, Бретти три года назад привезла Жоржа Манделя в «Комеди франсэз», чтобы спасти театр, касса которого была пуста!

Жорж Мандель, бывший в то время министром почт, телеграфа и телефона, решил организовать ежедневные передачи по радио пьес из репертуара театра. Он помог «Дому Мольера» выйти из затруднения!

Сегодня, как всегда, не создавая себе иллюзий в отношении человеческой благодарности, Жорж Мандель говорит Бретти:

– А, вот ваши коллеги, я их вижу отсюда… Они вас так любят, что страдают оттого, что не имеют возможности пожалеть вас!

– Его превосходительство господин Осуский прибыл, – повторяет служащий.

Восемнадцатое января 1939 года. 104-я сессия Совета Лиги Наций в Женеве.

Впервые Литвинов отсутствует.

Во время последней Ассамблеи он сказал французскому министру:

– Я прощаюсь с вами. Я не вернусь больше в Женеву, так как в течение многих лет я доказывал своему правительству, что оно должно основывать свою политику на политике Парижа и Лондона. Сегодня Москва ясно отдает себе отчет, что нет никакой англофранцузской политики, если не считать ту, которая излагается на страницах газет. – И Литвинов потрясает экземпляром газеты «Матэн», на первой странице которой помещена статья, озаглавленная: «Направим же германскую экспансию на Восток, и тогда на Западе мы будем спокойны».

И в то время, как французский министр поднимается, чтобы попрощаться, советский министр иностранных дел с невыразимой горечью добавляет:

– Мне отлично известно, что на днях в Бурбонском дворце в комиссии по иностранным делам один из ваших ответственных дипломатических работников сказал буквально следующее: «Я глубоко изучил франко-русский пакт – он никак не связывает Францию автоматически. Нет смысла поэтому его денонсировать, по-сколькуя в сущностия он не налагает на нас обязательства переходить к действиям».

Один за другим через большой мраморный коридор проходят члены Совета. Сейчас начнется заседание.

На повестке дня стоит вопрос и об окончании дискуссии по поводу жалобы и требований оружия испанских республиканцев, которые все еще продолжают бороться.

– Мы теперь не питаем иллюзий, – говорит дель Вайо. – После Мюнхена мы убедились, что никто в Европе не будет больше сопротивляться немцам.

Заседание Совета тянется бесконечно. Испанский вопрос – последний. Боннэ и Галифакс притворяются, будто не слушают дель Вайо, который внезапно в ожесточении и отчаянии повышает голос:

– Да, господа, израненный, покинутый, преданный всеми испанский народ будет продолжать борьбу. Поскольку не смогли установить справедливого мира, нам остается лишь бороться насмерть. Но когда-нибудь вспомнят о наших предостережениях и убедятся, что Испания была первым полем битвы во Второй мировой войне, которая теперь неотвратимо надвигается.