Питер Акройд - Шекспир. Биография

То, что пьеса так легко вышла из-под пера автора, говорит о присущем ему от природы остроумии, последнее же означает, что ее можно рассматривать как традиционную английскую комедию. Там есть все составляющие английского юмора — постоянное сводничество, непристойные словечки и курьезное переодевание мужчины в женскую одежду, как это делает Фальстаф, изображая толстуху из Брентфорда, чтобы его не узнали. Есть в пьесе и комический француз, а в конце самым естественным образом происходит поворот к сверхъестественному. И, что еще важнее, плотские устремления неуклонно преобразуются в фарс. На этом строятся сотни английских комедий, и в данном случае сексуальный намек и скабрезная шутка находят свое законное место. Не раз замечали, как в комедии сотнями разных способов искажается и коверкается английский язык в устах Француза и Валлийца; но это лишь еще одно проявление разнообразия и гибкости шекспировского стиля, когда автор достигает высот своего творчества. В мире, где в качестве нормы предлагаются абсурд и нелепость, слова сами по себе превращаются в фарс. В каком-то смысле «Виндзорские насмешницы» напоминают ставшие к тому времени очень популярными городские пьесы; но тут мы имеем дело с более добродушным настроем. Разворачивая действие в провинциальном городке, за пределами Лондона, Шекспир избегает приемов городской сатиры, свойственных Джонсону и Деккеру.

Комедия, с ее внезапными поворотами сюжета и мистификациями, не могла не стать подарком и для актеров. Кемп, сыграв роль Фальстафа, тут же переодевался в наряд брентфордской толстухи и имел «бешеный» успех; худощавый Синкло играл Слендера[279]. Часто говорилось о том, что Шекспир заимствовал свои комические сюжеты из итальянского театра; но, переправившись через моря, они совершенно изменялись. Так проявилось свойство воображения англичан: впитывать и менять, величайшим примером чего явились пьесы Шекспира.

ЧАСТЬ VI. «Нью-Плейс»

ГЛАВА 55

В начале мая 1597 года Шекспир приобрел один из самых больших домов в Стратфорде. Он назывался «Нью-Плейс»[281] и был выстроен в конце пятнадцатого столетия самым известным жителем города, сэром Хью Клоптоном. Владение собственностью подтверждало факт рождения Шекспира в этом городе. Дом был около 60 футов в ширину, около 70 футов в глубину и высотой 28 футов. Он был сложен из кирпича, с фундаментом из камня, островерхой крышей и окнами-эркерами, выходящими на восток, в сад. Топограф Джон Леланд назвал его «внушительным домом из кирпича и дерева», и среди стратфордских жителей он был известен как «Большой дом». Мальчиком Шекспир каждый день проходил мимо него по дороге в школу, и дом запомнился ему как идеальное место для житья. Он был воплощением детских грез о процветании и успехе. В точности то же чувство руководило Чарльзом Диккенсом при покупке «Гэдсхилл-Плейс» в Кенте; для него дом также был мерилом детской жажды успеха и известности. «Если будешь как следует работать, — сказал сыну Джон Диккенс, — то в один прекрасный день сможешь купить себе такой дом». Может быть, нечто подобное говорил и Джон Шекспир.

Дом стоял на углу Чэпл-стрит и Чэпл-Лейн, просторное жилище с пристройкой для слуг на Чэпл-стрит; за ней размещались внутренний двор и основное помещение. Это был респектабельный, но нельзя сказать чтобы тихий район. На Чэпл-стрит стояло много хороших домов, но на Чэпл-Лейн царили бедность и зловоние, шедшее от свинарников и навозных куч; возле глинобитных стен теснились крытые соломой амбары. Как раз напротив «Нью-Плейс» была охотничья гостиница, а прямо у входа располагался сырный рынок. Дальше, вниз, на другой стороне улицы находилась часовня гильдии и школьный класс, где он когда-то сидел. Он вернулся в то самое место, где провел детство.

Шекспир купил дом и землю за «шестьдесят фунтов серебром», это было его первое крупное вложение капитала. В этом он отличался от своих театральных товарищей, которые старались на накопленные деньги приобретать для себя и своих семей жилье в Лондоне. Судя по тому, с какой готовностью Шекспир купил дом в родном городе, в Лондоне он оставался, как выражались греки, «жителем-чужаком». Впрочем, никому не известно, чувствовал ли он себя дома хоть где-то.

В бумагах указана сумма в 60 фунтов, но продажа имущества в елизаветинское время была таким запутанным делом, что реальная цена могла вдвое превышать названную. Правда, до того как Шекспир купил дом, его оценивали как «основательно поврежденный и разрушенный, непригодный для жилья». Другими словами, он продавался дешево, и Шекспир усматривал в этом хороший способ вложения денег. По словам потомка Клоптона, Шекспир «привел дом в порядок и устроил по собственному разумению». Ему виделся дом каменный, поэтому строительные работы, должно быть, тянулись долго и почти на уровне подсознания проникли в пьесу, которую он сочинял в то время. Во второй части «Генриха IV» трижды упоминается строительство дома, план, чертежи и стоимость.

Дом включал в себя по меньшей мере десять комнат (и в них десять каминов, за которые впоследствии пришлось платить налоги), при доме было два сада и два амбара. Позднейшие упоминания о фруктовых деревьях, видимо, говорят о том, что Шекспир и его семейство использовали часть садов в практических целях. Похожее, хотя и менее просторное строение, на расстоянии двух дверей от первого, состояло из холла, спальни для гостей, «парадной комнаты» и двух других — возле кухни с чуланом. Были ли в «Нью-Плейс» кабинет хозяина дома, а может быть, и библиотека? Об этом документы, конечно, молчат. Но если, по кое-каким догадкам, Шекспир теперь чаще бывал в Стратфорде, ему требовалось место для чтения и работы.

Шекспир расширил сад, купив дополнительно землю и снеся коттедж. Были там и два старых колодца, которые все еще видны на пустом ныне участке. Шекспир чувствовал себя легко в этих краях, и не важно, часто или не часто он сюда возвращался. Весьма вероятно, что у него был экземпляр книги «Травник, или Общая история растений» Джона Джерарда, напечатанной в том же году, когда он купил «Нью-Плейс». В этом сборнике сведений по ботанике встречается вероника с голубыми лепестками, которую валлийцы называли «fluellen». Это имя — Флюэллен Шекспир дает валлийскому капитану в «Генрихе V». Вероятно также, что он посадил в саду тутовое дерево, которое позднее стало служить неиссякаемым источником материала для изготовления изделий «для туристов», например пресс-папье или трости для прогулок. Если он в самом деле посадил шелковицу, то это было сделано двенадцать лет спустя после покупки дома; в 1609 году некий француз по имени Вертон, выполняя желание Якова I, продавал молодые тутовые деревца в графствах Средней Англии. В хозяйстве Шекспира были и виноградные лозы, приносившие хороший урожай. Через несколько лет после его смерти местное высокопоставленное лицо просило выдать ему с «Нью-Плейс» «два или три лучших отростка прошлогодних лоз».