Валентина Мирошникова - 50 знаменитых чудаков

Хозяин виллы оказался на побережье Средиземного моря – в княжестве Монако на юге Франции, расположенном на Лазурном берегу между французской Ниццей и итальянским Сан-Ремо. И даже в эмиграции, в городе Монте-Карло, Николай Павлович организовал художественную галерею «Голубая роза». Его партнерами стали известные американские промышленники Морган, Рокфеллер, а также Вандербильт.

Интересно, что на начальном этапе революционной борьбы за власть в России братья Рябушинские активно финансировали именно большевиков, точнее – национал-большевиков. Николай Рябушинский еще в 1914 году открыл в Париже антикварный магазин, торговавший предметами русской старины, ас 1917 года вполне официально занимался российской комиссионной торговлей. Воспользовавшись связями Николая в среде антикваров, владелец нефтяных промыслов Степан Лианозов организовал контрабандный канал для поставки из России во Францию художественных ценностей, а также наладил доставку черной икры с рыбных промыслов Каспия. Канал Лианозова был придуман и организован им вместе с большевиками, и единой нитью связал персидский порт Энзели, чьи икорные промыслы как раз и принадлежали Лианозову, и нефтяной Баку, где работала его генеральная нефтяная компания «Ойль». Из Баку контрабандный товар шел в Грузию, через Батуми попадал на Черное море, а уже оттуда – в Средиземное море и, наконец, в Монте-Карло.

Николай Павлович Рябушинский доживал здесь последние годы своей феерической жизни, лелея уже не скандально знаменитую московскую виллу «Черный лебедь», а свой маленький антикварный магазин на площади Бомарше. Но к женщинам все равно питал слабость. Уже в глубокой старости, когда ему было за семьдесят, работая в художественной галерее «Эрмитаж» в Монте-Карло, Рябушинский пережил последнее увлечение. Он полюбил молодую – втрое моложе его – беженку из Германии.

Умер Николай Павлович Рябушинский 19 апреля 1951 года в Ницце.

СКАВРОНСКИЙ ПАВЕЛ МАРТЫНОВИЧ

Знаменитый меломан. Граф, покровитель композиторов и музыкантов. Неудержимая, никем и ничем не контролируемая страсть к музыке сделала его одной из самых курьезных фигур XVIII столетия.

В книге русского писателя Михаила Ивановича Пыляева (1845–1900), изданной в Санкт-Петербурге в конце XIX столетия, несколько страниц посвящено Павлу Мартыновичу Скавронскому. В наши дни его имя практически не известно. Однако в царствование императрицы Елизаветы Петровны он занимал при дворе почетное место и был широко известен благодаря своим эксцентричным выходкам, связанным исключительно с музыкой.

Высокого положения Павел Мартынович достиг потому, что был сыном родного брата императрицы Екатерины I, Мартына Карловича – лифляндского (латышского) крестьянина. Как известно, Петр I очень любил свою жену-простолюдинку, поэтому и родственники ее были обласканы царем. Родившийся в бедности, Мартын Карлович был принят при дворе, а в царствование дочери Петра, Елизаветы Петровны, стал одним из крупнейших российских вельмож. В 1727 году получил титул графа, потом звание генерал-аншефа и должность обер-гофмейстера. Своему сыну Павлу он оставил огромное состояние. Это, однако, не пошло на пользу его единственному отпрыску.

Энергичный Мартын Карлович знал цену хорошим манерам и образованию, поэтому нанял сыну лучших учителей-иностранцев. Но Павел Мартынович так и не смог сделать приличную карьеру. Все силы его ума и души были направлены на утоление единственной страсти – музыки. К сожалению, музыкальных способностей у графа не было, что вовсе не мешало ему чувствовать себя чрезвычайно одаренным человеком.

В этом Скавронский был убежден уже в юности. Однако его пение и музыкальные сочинения не вызывали у слушателей энтузиазма. Тогда граф решил, что на родине нет настоящих ценителей его таланта, и отправился за границу.

В то время музыкальной Меккой в Европе считалась Италия. Поскольку Скавронский был чрезвычайно богат и швырял деньги налево и направо, вокруг него очень скоро образовался большой круг прихлебателей из числа оперных артистов, музыкантов и просто сомнительных личностей, вовсю расхваливающих его необыкновенный талант. Он задавал им пиры и дарил дорогие подарки в виде изящных сюрпризов, чем прихлебатели были очень довольны.

Как человека богатого и знатного его охотно принимала аристократия. Однако граф и не подозревал, что его чрезвычайная популярность связана с тем, что его новых друзей привлекают его деньги и экстравагантный образ жизни, граничащий с шутовством.

Друзья-музыканты притворно восхищались бездарными музыкальными произведениями, разучивали их и даже выступали с ними на сцене, вызывая либо недоумение, либо возмущение взыскательной итальянской публики. Сочиненные Скавронским оперы ставились на сцене в Италии. Однако за их постановку он платил огромные деньги, закупал половину мест в театре для людей, которые громко аплодировали актерам, заглушая свист и крики настоящей публики. Часть зрителей приходила специально для того, чтобы насладиться этим курьезным зрелищем, а критики соревновались друг с другом в резкости оценок. Графа, однако, это нисколько не смущало. Все неудачи он списывал на недоброжелательство завистников. В этом мнении его поддерживали и мнимые друзья.

Дошло до того, что Скавронский заставил всех слуг в своем доме обращаться к нему только посредством пения. По нотам, написанным хозяином, лакей-итальянец, украшая свое пение колоратурами, сообщал господину, что карета подана, метрдотель-француз – что стол накрыт. Даже русский кучер исполнял целую арию, спрашивая у графа, куда он собирается ехать. Нередко, отвечая графу на вопросы, он с козел пугал своим густым басом прохожих.

Во время парадных обедов вся прислуга Скавронского пела хором, квинтетом или квартетом. Меню исполнял метрдотель; официанты, разливая после каждого блюда вино, хором извещали о названии предлагаемого ими напитка. Сам граф отдавал приказания тоже в музыкальной форме. У гостей, которые во время застольной беседы тоже были вынуждены сочинять музыкальные импровизации, создавалось впечатление, что они участвуют в опере, что, впрочем, быстро утомляло присутствующих.

Так прошло 5 лет. В 1781 году Скавронский вернулся в Россию. В то время ему исполнилось 27 лет. Здесь он вскоре женился на племяннице князя Потемкина Екатерине Васильевне Энгельгардт, а в 1785 году вернулся в Неаполь уже в качестве русского посланника.

По мнению Пыляева, граф совершенно исправился и в дальнейшем вел обычный образ жизни. Но в это трудно поверить. То, что Павел Мартынович не оставил своих привычек, косвенно подтверждается одним обстоятельством: в Неаполь за мужем молодая жена не последовала. Она появилась там лишь спустя пять лет. К тому же в это время у графа появились и другие привычки, очевидно связанные с его новым положением, которые свидетельствуют о нем как об очень недалеком человке. Один из соотечественников, наблюдавший Скавронского в Неаполе, писал: «Соединяет он с крайнею неосторожностью в разговорах высокомерие о своем месте и для того слово “депеши” в разговорах употребляет; везде и во всякой тесноте кричит о сем и людям своим приказывает, что он “il ministro di Moscovia (московский посланник)”».