Гвидо Кнопп - История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ

Коль проинструктировал Тельчика успокоить Горбачева, что тот и сделал. «Как позже сказал мне Михаил Горбачев, после этого разговора он недвусмысленно просигнализировал хозяевам Восточного Берлина, что Советский Союз не пустит танки, как 17 июня 1953 года. Я и сегодня очень благодарен Горбачеву, что он не поддался подстрекателям».

Уже позже канцлеру удалось в качество морального удовлетворения — намекнуть на это все. Но в тот момент все происходящее было за кулисами. На ладони было только то, что внешний образ политики Коля нужно было срочно менять.

Этому были свои причины. В дни после падения стены поначалу главенствовало впечатление, что большинство жителей ГДР держатся за самостоятельность ГДР. Слово было отдано правозащитникам. В газете «Франкфуртер Альгемайне» от 15 ноября было написано: «(Режим СЕГ) может не опасаться требований о расформировании двугосударственности». Но уже на Лейпцигской демонстрации в понедельник, 20 ноября, было отчетливо слышно желание объединения. На транспарантах и в устах собравшейся толпы было одно и то же: «Германии единая родина». Лозунг «Мы — народ» мутировал в «Мы один народ». Согласно опросам, 70 % жителей ФРГ были за немецкое единство, в ГДР их было около 60 %.

Исход из второго немецкого государства выглядел почти угрожающим. Передовицы газет, от «Райнишер Меркур» до «Франкфуртер Рундшау», требовали от политики сообразных концептов для Германии. Кто займется темой, кто возьмет на себя основную роль в выработке стратегии? Над этим билась и не одна голова в канцлерском ведомстве.

Колю нужны были явные успехи, его результаты опросов были плохими. Геншер, Брандт — и внутрипартийный конкурент Коля Лотар Шпет — путешествовали по ГДР. Они давали встречать себя с ликованием, пока канцлеру приходилось упражняться в сдержанности и оставаться в Бонне. Тельчик пишет: «Пришло время открыто принять на себя руководство стратегией».

Повод к этому подали Советы, не желая этого. 21 ноября «консультант ЦК» Николай Португалов, считавший себя посредником между канцлерством и Кремлем, появился у советника Коля, Тельчика, с двумя страницами вопросов, которые должны были прощупать, какие шаги немецкое правительство планирует в отношении Германии, а также просигнализировать, что Москва с обеспокоенностью смотрит на любые вмешательства во внутренние дела ГДР.

Без ведома Горбачева член ЦК Валентин Фалин расширил список вопросов и добавил к ним «личные размышления», и Португалов тоже озаботился тем, чтобы ввести в игру формулировки, которые не были одобрены сверху. В разговоре речь шла о будущих перспективах, звучали такие термины, как «новое единство», «воссоединение» и «немецкая федерация». Тельчик пропустил мимо ушей, что речь шла еще и о выходе из НАТО, но «воссоединение»? «Я был как будто наэлектризован», — вспоминает советник канцлера: «После этого разговора я тут же беседовал с канцлером, сказав ему, что если это правда, что советское правительство обсуждает такие вопросы, тогда у нас не остается никаких причин, чтобы не поддержать эту тему явно» — и смотри-ка: «Португалов нечаянно стал спусковым крючком для плана из десяти пунктов, благодаря которому канцлер добрался до вершины своего развития». Судьба имеет много лиц.

23 ноября состоялась встреча ближайших сотрудников Коля в канцлерском бунгало, среди них были министр канцлерства Зейтерс, Хорст Тельчик, Эдуард Акерман, руководитель службы написания речей, Норберт Приль, Юлиана Вебер и Вольфганг Гибовский из исследовательской группы по выборам. Была поднята тема о «безобразной работе федерального правительства с общественностью». Коля гораздо больше интересовал конкретный план движения к единству, по пунктам. Тельчик ратовал за «освободительный удар». Зейтерс был настроен скептически, Коль отдал распоряжение, чтобы под руководством Тельчика была разработана концепция, но никто, «даже внутри правительства», не должен знать об этом.

Министр канцлерского ведомства Зейтерс, поддерживаемый со знанием дела своими служащими, высказал сомнения, что нужно так торопиться, кроме того, нужно было бы проконсультироваться с членами Альянса.

Так выкристаллизовались разные типы советников в окружении канцлера. Например, карьеру Тельчика всегда можно было рассматривать в связи со становлением Коля. Успех одного был удачей другого — уже со времени и Майнце. И Тельчик видел решения только под углом зрения Коли. «Классические» ведомственные служащие и профессиональные дипломаты в окружении канцлера имели, понятным образом, другой подход. Они постоянно имели в виду интересы и других задействованных актеров.

Поэтому в процессе объединения Коль прежде всего делал ставку на своих самых близких поверенных — на Тельчика и Шойбле. Под руководством Тельчика был создан эскиз плана из десяти пунктов, который в субботу, 25 ноября 1989 года, шофер привез в Оггерсхайм. После этого в резиденции канцлера состоялась более чем редакторская правка, набросок был заточен под цели внутренней немецкой политики — несмотря на то что в мемуарах Тельчика участие канцлера практически не упомянуто.

Коль спорил об этом предложении с друзьями, присутствующими братьями-священниками Рамштеттер из округа Пфальц, а в заключение позвонил Рупергу Штольцу. Супруга Ханнелоре в конце концов перепечатала программу заново на портативной пишущей машинке. Окончательная формулировка последнего пункта была сделана в понедельник утром в канцлерстве в присутствии Эрнста Альбрехта: «Как будет выглядеть опять единая Германия, сегодня не знает никто. Но то, что единство наступит, когда этого захотят все, в этом я уверен».

28 ноября федеральный канцлер Коль озвучил свою программу. Он включил туда и предложение Ганса Модрова о «договорном обществе», но зашел в своих предложениях дальше. При условии демократически правомочного режима в ГДР Федеративная республика готова развивать конфедеративные структуры между двумя государствами с целью создания федерации, то есть федерального государственного порядка».

Так был вбит гвоздь, к которому потом уже не возвращались. Позднее канцлер оправдывался: «Если бы я начал согласовывать десять пунктов внутри коалиции или даже с союзниками, в конце концов дело кончилось бы обычной болтовней. Момент не располагал к размышлениям».

Уже накануне Тельчик распустил информацию среди журналистов, что канцлер будет держать большую речь в бундестаге, но позволил себе только неясные намеки. Внимание общественности было обеспечено. Дебаты о бюджете 28 ноября в парламенте послужили трибуной для выступления канцлера.