Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

7/ I, 1928

«Твои стихи — подарок разума…»

Твои стихи — подарок разума,Мои — скользящий день за днём,Быть может, всё узнаем сразу мы,Всё непонятное поймём.

Всё то, что жуткими минутамиНам накоплял упрямый рок,Все нити длинные распутаемНезабываемых тревог.

И станет жизнь совсем утонченной,Но даже с матовых вершинТого, что как-то не закончено,Мы никогда не довершим.

Твои стихи — подарок разума,Мои — скользящий день за днём.И то, что кем-то не досказано,Мы никогда не назовём.

7/ I, 1928

«У меня в комнате совсем темно…»

У меня в комнате совсем темно,Тускло светит маленькое окно.Рисунков обой не различает глаз,Хотя ещё только второй час.

В окошке — крыши и чердаки,Символы бедности и тоски.Страшно на улицу смотреть вниз,И стонет колокол на Сен-Сюльпис.

И под низким, нависшим потолкомЯ сижу и думаю всё об одном —И в стекло стучит тёмный дождь,Издевается: «Ничего, подождёшь!»

В комнате, на шестом этаже,Я — недоумевающая — настороже…Я — знающая, что не одна,Зацветающая, как весна.

3/ II, 1928

На шестом этаже («Мысли тонут в матовом тумане…»)

Мысли тонут в матовом тумане.День за днём проходит, как в бреду.Нет конца беспомощным скитаньям,Никуда, должно быть, не приду.

День за днём, неделя за неделей…За окошком очертанья крыш,Улицы, как тёмные ущелья,Старый, заколдованный Париж.

По ночам — разгул, свистки и крики,Сердце замирает и дрожит.Тянется по лестнице безликий,Медленно считая этажи.

И глотая запылённый воздух,С напряжённой мыслью о тебе,Я гадаю здесь по мутным звёздамО своей изломанной судьбе.

Днём туман, внимательный и серый,Жизнь ясна, безвинна и проста.На стене — премудрая химераИ изображение Христа.

А на башне старого собораМощной болью вздрагивает медь.Кажется, что скоро — слишком скоро —Я смогу покорно умереть.

5/ II, 1928

«Я пуглива, как тень на пороге…»

Я пуглива, как тень на порогеОсторожно раскрытых дверей.Я прожгла напряжённой тревогойМного ярких и солнечных дней.

Оплету себя вдумчивой грустью,Буду долго и страшно больна,Полюблю эту горечь предчувствийИ тревожные ночи без сна.

И когда-нибудь, страшно сутулясь,В час, когда умирают дома,Я уйду по расщелинам улицВ лиловатый вечерний туман.

Где я буду в тот матовый вечер?Кто мне скажет, что я умерла?Кто затеплит высокие свечиИ завесит мои зеркала?

Так исполнится чьё-то проклятье,И не день — и не месяц — не год —Будет мир сочетанием пятенИ зияньем зловещих пустот.

6/ II, 1928

«Тебе — без корысти и лести…»

Всё тебе: и молитва дневная,И бессонницы млеющий жар.

А.А.

Тебе — без корысти и лести,Тебе, мой единственный друг,За наше весёлое «вместе»,За цепкость протянутых рук.

За дождик, ленивый и мелкий,И чёрные своды мостов,За переведённые стрелкиБезумных, как сердце, часов.

Тебе — мои дни, мои ночиВ весеннем, звенящем хмелю,И горечь рифмованных строчек,И жадное слово «люблю».

И в жизни тревожно-суровой,Склоняясь в неравной борьбе,Последнее — нежное — слово,Последнее слово — тебе.

22/ II, 1928

Старый квартал («Занавески на окнах. Герань…»)

Занавески на окнах. Герань.Неизбежные вспышки герани.В предрассветную, мглистую раньТонут улицы, в сером тумане.

День скользит за бессмысленным днём,За неделей — бесследно — неделя.Канарейка за тёмным окномЗаливается жалобной трелью.

Резкий ветер в седой вышинеБьётся в стёкла, мешая забыться.Иногда проступают в окнеНеприметные, стёртые лица.

А в бистро нарастающий хмельЗаметает покорные стоны.И над входом в убогий отельВ тёмной нише смеётся Мадонна…

13/ II, 1928

«Заставить сердце быть сухим, как камень…»

Заставить сердце быть сухим, как камень,Всё позабыть и разучиться петь,Глядеть на мир застывшими глазами —Ведь это же не значит — умереть.

Стереть своё лицо, совсем стереться,Сойти на нет, смирить безумный бег,И всё-таки, пока трепещет сердце,Ещё достойно имя — человек.

23/ II, 1928

«Руки крестом на груди…»

Руки крестом на груди.Полузакрыты глаза.Что там ещё впереди?Солнце? Безбурность? Гроза?

Снится лазоревый сон,Снится, что я не одна.В матовой пене времён —Сон, тишина и весна.

Больше не будет утрат,Всё для тебя сберегу,Верно, скривится с утраТонкая линия губ.

Не уходи, подожди.Знаешь, что будет потом? —И неспроста на грудиСлабые руки крестом.

19/ II, 1928

«Ни радости многоголосой…»