Владимир Полушин - Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Кто знает, может быть, именно в этих строках он и проговорил всю правду своей неустроенной жизни. Вскоре поэт расстался со своими обворожительными племянницами. Закончилось, наверное, лучшее лето его жизни.

7 августа Николай Степанович и Анна Андреевна выехали из Слепнева в Петербург. По дороге они остановились в Москве. Здесь Николая Степановича с супругой пригласил позавтракать в ресторане «Метрополь» С. А. Поляков, финансировавший в свое время журнал «Весы». Гумилёв не утерпел и спросил его, почему он закрыл журнал. И меценат честно ответил, что молодежь пошла не за Брюсовым, а за Андреем Белым. Последнего Поляков финансировать не собирался. В этой же гостинице Гумилёв встретился с Андреем Белым. Борис Николаевич взял его стихи для альманаха издательства «Мусагет». Где-то 10 августа жена поэта уехала одна в Санкт-Петербург.

В 1911 году Анна Андреевна скучала в Слепневе и написала всего два стихотворения. Одно из них — отрывок о русалке. А второе — о тоске. Почти не участвуя в играх и игнорируя конные развлечения, она проводила время в одиночестве. Видимо, не совсем в ее душе умерли в ту пору чувства к Гумилёву и она ревновала его ко всем этим развлечениям. Однажды она написала стихотворение «Целый день провела у окошка…», в котором изливала тоску одиночества.

Из Санкт-Петербурга Анна Андреевна отправилась в Киев к своей матери, и 1 сентября 1911 года, в день убийства Столыпина, она была там.

Николай Степанович решил еще на несколько дней задержаться в Москве и посвятил свой досуг музеям, побывал в Третьяковской галерее и встретился со своим учителем В. Я. Брюсовым. На этот раз Валерий Яковлевич познакомил Гумилёва с молодым поэтом Николаем Клюевым.

Из Москвы Гумилёв почему-то не поехал в Санкт-Петербург, а вернулся в Слепнево. Вероятно, именно в это время он и закончил эссе о Теофиле Готье.

В августе многие журналы печатали стихотворения Гумилёва: «Да! Мир хорош как старец у порога…» («Нива», № 24), «Когда я был влюблен…» («Сатирикон», № 33), «Я закрыл Илиаду и сел у окна…» («Новое слово», № 8 и утренний выпуск «Биржевых ведомостей» от 14 августа), «Жизнь», «Константинополь» («Аполлон», № 8).

Из Слепнева поэт уезжал через станцию Подобино в двадцатых числах августа в преддверии наступающей осенней непогоды. Уезжали и Неведомские. Гумилёв на станции под моросящий вечерний дождь слагает экспромт[22]:

Грустно мне, что август мокрыйНаших коней расседлал,Занавешивает окна,Запирает сеновал.

И садятся в поезд сонный,Смутно чувствуя покой,Кто мечтательно влюбленный,Кто с разбитой головой.

И к тебе, великий Боже,Я с одной мольбой приду:Сделай так, чтоб было то жеЗдесь и в будущем году.

Грустно было поэту еще и потому, что он покидал Машеньку. В следующий раз ему было суждено встретиться с ней уже при других обстоятельствах. Осенью Маше стало совсем плохо и ее отправили на лечение в санаторий «Халил» в Финляндии. Николай Степанович оставляет все свои дела и 1 ноября едет к уже смертельно больной племяннице. Видимо, гнетущие чувства и мысли уже не о земном, а о вечном посетили поэта, появившегося в санатории 2 ноября. В альбом Маши он записывает довольно мрачное стихотворение:

Я до сих пор не позабылЦветов в задумчивом раю,Песнь ангелов и блеск их крыл,Ее, избранницу мою.

Стоит ее хрустальный гробВ стране, откуда я ушел,Но так же нежен Гордый лоб,Уста — цветы, что манят пчел.

Я их слезами окроплю(Щадить не буду я свое),И станет розой темный плющ,Обвив, воскресную ее.

(«Я до сих пор не позабыл…», 1911)

Печалью дышат строки, горечь осталась после посещения племянницы. Машеньке лечение не помогло, и родители решили отправить ее на излечение в Италию, куда она уезжала с Санкт-Петербургского вокзала. Проводить ее пришел Николай Степанович. И здесь он написал последнее стихотворение в ее альбом — «Хиромант, большой бездельник…». Это была лирическая надежда на переписку с девушкой и надежда на ее скорое выздоровление. Но, увы, 29 декабря в Сан-Ремо она скончалась от чахотки. Для Гумилёва это была самая большая трагедия в жизни. Вместе с Машей он похоронил и свою недостижимую мечту о девушке небесной чистоты.

Памяти М. А. Кузьминой-Караваевой поэт в январе 1912 года посвятил проникновенное стихотворение «Родос». Наверное, он все время сравнивал свою жену и Машеньку. Через три года он пошлет жене фотографию с фронта и с обратной стороны совсем не случайно напишет последнюю строфу из стихотворения «Родос»:

Но, быть может, подумают внуки,Как орлята, тоскуя в гнезде:«Где теперь эти крепкие руки,Эти души горящие — где?»

Не было ли это напоминанием о той, уже далекой Машеньке и ушедшем навсегда слепневском счастье?

Судьба подарит поэту еще одно слепневское лето. На сей раз это будет только лето покоя, а не любви.

Любовь у него в это время случилась, но не в Слепневе. А может быть, он хотел забыть Машеньку?..

Ночь с 31 декабря 1911 года на 1 января 1912 года супруги Гумилёвы проводили в только что открывшемся в Санкт-Петербурге на углу Итальянской улицы и Михайловской площади, рядом с Михайловским театром, ночном кафе «Бродячая собака». Кафе, располагавшееся в подвале, организовал Борис Пронин. Кузминым был написан знаменитый «Собачий гимн»:

Во втором дворе подвал,В нем — приют собачий.Всякий, кто сюда попал, —Просто пес бродячий.Но в том гордость, но в том честь,Чтобы в тот подвал залезть!Гав!..

13 января 1912 года, в пятницу, в этом, ставшем сразу популярным не только в среде творческой богемы, подвале проводился вечер, посвященный двадцатипятилетию творческой деятельности Константина Бальмонта. Самого поэта не было, он находился тогда в Париже и не мог вернуться на родину из-за опубликованных революционных стихотворений. Вечер открыл Сергей Городецкий. Потом читали стихи Николай Гумилёв, Анна Ахматова, Михаил Долинов, М. Моравская, Василий Гиппиус, Осип Мандельштам.

На вечере были не только поэты, но пришли художники и актеры. Среди посетителей была актриса театра Всеволода Мейерхольда Ольга Николаевна Высотская. Перед началом вечера она заглянула в «свиную книгу» кабаре, где посетители оставляли свои автографы, и прочитала на открытой странице: «Великий синдик Гу / Оставил точку на лугу». Подруга Алиса Творогова подтолкнула ее: «Смотри! Кто это расписывается в „Свиной книге“?» Когда новый посетитель отошел, Высотская прочитала: Н. Гумилёв.