Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл
– Кажется, я начинаю и сам мыслить в духе «1984». Итак, незнание – сила. Зачем терзаться глупыми вопросами вроде того, почему Большой Брат всемогущ, но он не способен, например, выиграть войну? Или почему по радио говорят о двукратном росте производства молока, а вам не по карману купить кусок масла, хотя раньше с маслом точно было получше. Чем больше подобных глупых, неуместных вопросов вы себе задаете, тем хуже, слабее себя чувствуете. Просто принимайте мир таким, какой он есть. Если партия говорит, что масла стало больше, значит, это правда – его стало больше. А ваши наблюдения, свидетельствующие об обратном, – это лишь ваши личные проблемы. Счастлив тот, кто ни о чем не задумывается. Незнание – вот настоящая сила.
К этому времени мы уже зашли в дом, включили свет.
Я привез с собой пару бутылок хорошего односолодового виски из горного района Шотландии. Пояснил, что местный островной дымный торфяной виски хоть и необычен, но слишком резок на мой вкус. Хозяин дома понимающе, но без особого интереса кивнул. В отличие от табака, алкоголем он не увлекался. На ужин я на двоих пожарил баранину, которая выглядела и пахла отменно, а после долгого тяжелого холодного дня казалась вдвойне аппетитной. К моему удивлению, автор съел лишь крохотный кусочек. Он находился в той стадии болезни, когда еда не вызывала у него уже почти никакого интереса.
Я старался работать последующие дни как можно быстрее. Мы мало разговаривали – и чтобы не отвлекаться от дела, и дабы лишний раз не терзать измученные легкие автора.
Спустя десять дней напечатанная в двух экземплярах рукопись романа «1984», во всех нюансах согласованная с Оруэллом, лежала перед ним на столе. Весь следующий день он тщательно вычитывал ее, но исправлений уже почти не было. Утром мы отдали напечатанные листы почтальону. Крайне сдержанный в проявлении чувств, писатель единственный раз после завтрака подошел и тепло, с благодарностью, похлопал меня по плечу. Несмотря на раннее время, мы символически выпили по рюмке за успех его детища. До приезда повозки, которая должна была отвезти меня в гостиницу, оставалось еще какое-то время. Мы снова заговорили о романе.
– В одной из финальных, самых страшных сцен главному герою в комнате 101 устраивают пытку с помощью крыс. Насколько я понимаю, это ваша личная, самая большая фобия?
– Да, не буду скрывать. В идеальное произведение искусства художник или писатель не должен вкладывать ничего из глубоко личного, собственного. Но часто устоять перед таким искушением невозможно. Действительно, всю жизнь я больше всего боюсь крыс. Еще на войне в Испании, даже под градом пуль и снарядов, я не испытывал и близко такого ощущения ужаса, как иногда по ночам, когда я просыпался от того, что по мне быстро пробегала крыса.
– Впечатляет сама идея комнаты 101. Самых упорных еретиков, которые даже после всех «обычных» пыток и избиений продолжают ненавидеть Большого Брата, отправляют в комнату, где каждому достается нечто самое страшное в мире лично для него. Что ж, возможно, спецслужбы будущего так и станут действовать. Еще невероятно глубока идея о том, что еретика нельзя убивать до тех пор, пока он полностью, абсолютно не раскается в своих «ложных» взглядах. Это требуется для того, чтобы в этом мрачном мире будущего не было не только оппозиции как таковой, но даже и ни одной неправильной, с точки зрения партии, мысли хотя бы в одной живой голове. Я согласен, что именно это и есть высшая, абсолютная степень тоталитаризма.
– Да, именно так. Спецслужбы будущего будут называться полицией мыслей или как-то похоже.
Здесь я неожиданно для Оруэлла и даже для самого себя сменил тему:
– Все эти дни я не говорил о том, почему я взялся бесплатно сделать эту работу, причем откликнулся раньше всех. Дело в том, что я тоже писатель. На сегодня я написал две книги, но вы о них точно не слышали. Одна рассказывает об истории мировой финансовой системы, но в жанре увлекательного триллера, почти детектива. Вторая книга – технологическая фантастика. Тоже антиутопия, как и у вас, если хотите. Но в ней действие происходит примерно на сто лет позже – в конце XXI века. В ней особенный упор делается на развитие технологий и искусственный компьютерный интеллект. Но я хочу сказать о другом. У меня в голове… даже не знаю, как это объяснить… есть странная, но четкая картина того, каким будет мир лет через семьдесят, в третьем десятилетии следующего, XXI века. Можете считать это сном… Но это очень подробный, реалистичный сон.
Мой коллега-писатель понимающе кивнул и с интересом стал слушать дальше.
– В этом мире есть, например, устройства, похожие на те, что вы назвали в книге телекранами. У вас это огромные телевизоры, которые нельзя выключать и которые с утра до вечера передают пропагандистские программы. И одновременно следят за каждым человеком. Так вот, в этом моем сне о будущем есть такие экраны, через которые вы связываетесь со всем миром. Но они при этом сами подсматривают и подслушивают за вами. Например, чтобы показать вам рекламу того товара, который лично вас особенно интересует. И, кто знает, может быть, чтобы доносить о нас «полиции мысли»? В 2017 году в этом же сне президентом США, которая и тогда будет самой могущественной страной мира, станет шоумен и записной лжец. За четыре года своего правления он солжет в прямом эфире по разным вопросам около девяти тысяч раз. Можете себе представить? В среднем шесть неправд в день: открыто, всему миру. И ни один суд так и не привлечет его за этот безбрежный океан публичной лжи к ответственности. А один из его помощников скажет, что президент никогда не лжет, но иногда излагает альтернативные факты. Но ведь это же термин, придуманный вами! Еще в этом странном мире есть целые страны, жителям которых запрещено общаться с иностранцами, чтобы те их ничем не смущали. Вы написали, что «свобода – это право сказать, что 2 + 2 = 4». В том будущем далеко не везде в мире у людей будет такое право.
Оруэлл неопределенно пожал плечами.
– Что ж, такой вариант будущего выглядит как вполне возможный.
На прощание мы обсудили перспективы его романа. Автор посетовал, что может оказаться, что его смелый замысел постигнет неудача. Но затем философски заметил:
– Ну что ж. Жизнь любого человека, если разобраться, это серия неудач: в смысле несбывшихся надежд. Утешение в том, что некоторые наши неудачи вовсе не так уж и плохи.
Сделал долгую паузу, затушил в пепельнице очередную сигарету, затем продолжил:
– Возможно, конечно, что в будущем все окажется совсем
