Берлин-45 - Сергей Егорович Михеенков
В 1923 году она провела свой первый большой сольный концерт в Ростове-на-Дону. С тех пор именно Ростов-Дон станет второй, после Саратова, родиной Руслановой. Родиной великой певицы. Двумя годами раньше Русланова дебютировала в Ростове-на-Дону в составе солистки местного эстрадного театра «Скоморохи». Это было её первое официальное место работы.
Выразительности она добивалась удивительной, недосягаемой. И благодаря своему в общем-то скромному, простому, но очень продуманному и сценически правильному костюму. Русская песня выходила к публике в своём исконном, народном наряде и обличье. Выход Руслановой к публике, а затем исполнение той или иной песни не походил на стилизацию.
Эта история произошла уже в годы войны. Во время очередного концерта фронтовой бригады в полувыгоревшем и полувырубленном артиллерийским налётом лесу к ней подошли молодые бойцы. Они только что вернулись с передовой и снова должны были уйти туда. Один из них сказал ей:
– Видишь, какие мы чумазые после боя. Но песней своей ты нас умыла, как мать умывает своих детей. Спасибо. Сердце оттаяло. Спой еще.
И она, сдёрнув с плеч платок, запела раздольную русскую песню «Вот мчится тройка удалая».
И снова родная Волга хлынула ей в душу и затопила все берега. Она пела им так, как пела бы только мать, которой изо всех сил и всей своей любовью хочется охранить их, защитить, уберечь от вражьей пули.
Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дорожке столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит уныло под дугой…
Как она пела им в том изрубленном войной лесу, могли бы рассказать только они.
В каноническом тексте последний стих другой: «…и заливался соловьём». Но Русланова изменила мажорную концовку на минорную. Песня в её авторской трактовке получила грустно-поэтический финал. Эта печаль в изменённом тексте выглядит более естественной и, как это ни парадоксально, слеза ямщика превращается в слезу утешения и даже надежды.
Русланова допела, поклонилась солдатам. И они ушли к передовой, в окопы. А лес содрогался от дальних взрывов снарядов крупного калибра.
Фронтовые кинооператоры запечатлели фрагмент, когда Русланова готовится к выступлению – надевает сарафан прямо на одежду, на платье. Некогда. Да и холодновато, видимо.
4
В 1929 году Русланова рассталась с мужем-чекистом. С Науминым она прожила почти десять лет. Детей не было. Она больше так и не родит. Будет тосковать по сыну от офицерика, своему ангелу с золотистыми кудрями, потерянному во время революции, всю жизнь искать его. И в конце жизни Бог воздаст её душевным мукам и страданиям – материнское будет одарено приёмной дочерью.
Итак, в 1929 году Русланова встретилась с Михаилом Наумовичем Гаркави. Они, как говорят в народе, сошлись и жили в гражданском браке. Известная певица, любимица публики и не менее известный и популярный конферансье. Семейная лодка с Наумом Науминым давно уже дала течь и медленно оседала в пучину. Видимо, роман с Гаркави не был уже тайной.
Михаил Гаркави – высокий, толстый, но удивительно, почти неестественно подвижный – появлялся на сцене стремительной походкой, улыбающийся, с широко разведёнными руками и обрушивал на зрителей ливень шуток-прибауток, мгновенно располагал к себе. Читал короткие фельетоны, исполнял куплеты. Иногда затевал рискованный разговор с залом. Ему задавали вопросы, а он мгновенно отвечал.
С новым мужем Руслановой было легко. Во-первых, он всегда в нужную минуту оказывался рядом. Во-вторых, они прекрасно работали в паре. Хорошо зарабатывали. В-третьих и остальных, Гаркави умел превращать жизнь в праздник. Слегка обжора, любитель хороших сигарет и всяческих розыгрышей, он любой случайный угол преображал в сцену. Если с Науминым Русланова увлекалась собирательством и коллекционированием редких книг, то Гаркави пристрастил её к более, как сейчас сказали бы, бюджетному коллекционированию.
Концертов они давали много. Работали с утра до ночи. Гонорары и сборы, как правило, были высокими. Всегда – аншлаг. Так что могли себе позволить и весьма дорогие покупки.
Гаркави знал толк в редких книгах. Их Русланова покупала по-прежнему, не жалея денег. И, надо заметить, все потом прочитывала.
Неплохо он разбирался и в драгоценностях, и в живописи. Русланова завела знакомство с директорами всех антикварных и букинистических магазинов Москвы. И когда вдруг появлялась какая-нибудь редкая старинная вещь, которая могла её заинтересовать, или картина, ей тут же звонили. Она приезжала и смотрела товар. Иногда привозила с собой кого-нибудь из своих знакомых, кто хорошо разбирался в живописи и предметах старины. Очень часто во время таких походов её адъютантом бывал Илья Грабарь.
Грабарь был ключевой фигурой в этой ещё одной масштабной и весьма удачной операции, проведённой нашими войсками в ходе Великой Отечественной войны. Его назначили главой так называемого Бюро экспертов. Со своими подчинёнными он составил реестры и каталоги лучших произведений искусства – живописных полотен, гобеленов, коллекций фарфора, серебра, скульптур малой формы, – которые хранились в музеях Европы и могли оказаться в полосе действий наших войск. Искусствоведы и научные сотрудники музеев работали как пчёлки днями и ночами, чтобы составить сводный, наиболее полный каталог сокровищ Европы, а также предметов искусства, которые могли оказаться вывезенными оккупантами с территории СССР.
Искусствоведы Грабаря, переодетые в военную форму, колесили по Германии, разбирали завалы на месте музеев, вытаскивали из подвалов шедевры старых мастеров. Иногда прямо из воды. Немцы сражались до последнего. Гибнущему солдату не до Рубенса, не до хрупких пастушек и пастушков мейсенского фарфорового завода.
Трофейные команды на месте принимали решения об изъятии и вывозе обнаруженных культурных ценностей, как «брошенного» или «бесхозяйного» имущества, «в целях их сохранности от порчи, разрушения или расхищения». Упаковывали, делали опись, грузили в вагоны. Можно предположить, что многое из музейных предметов, минуя склады Бюро экспертов, уходило в вагоны, где распоряжались другие люди, настоящие военные – адъютанты и порученцы генералов и маршалов.
В трофейной компании будет принимать активное и деятельное участие генерал Крюков, четвёртый муж Руслановой. В его гараж в Москве попадут четыре трофейных легковых автомобиля. Из 50 тысяч захваченных. Но вот картин в руслановском собрании, к тому времени уже большом, довольно изысканном и цельном, отражающем вкус и стиль владелицы, из поверженных немецких городов не оказалось. Ни одной! Все работы купила на честно заработанные деньги.
На формирования собрания картин любимых художников у Руслановой ушло почти двадцать лет. Гонорары порой почти целиком спускала на покупку очередной картины. И каждая желанная работа была для неё радостью, счастьем. Русланова была не просто коллекционером или богатой дамой, которая тешила свой каприз вложением лишних денег в картины, «которые всгда будут в цене». В её коллекции были картины Нестерова, Кустодиева, Серова, Малявина, Сурикова, Врубеля, Сомова, Шишкина, Репина, Поленова, Васнецова, Верещагина, Айвазовского, Тропинина, Левитана, Маковского, Крамского, Брюллова.
Гаркави пристрастил нашу героиню и к коллекционированию драгоценностей.
У них в доме часто собирались дружеские компании, устраивались весёлые вечеринки. Это были своего рода пиры единомышленников, людей одной профессии. А потому зачастую носили характер капустников. Но – ничего вычурного и искусственного. Пошлой драматургии Русланова терпеть не могла, а уж в своём доме ничего подобного никогда не позволила бы.
И она, и Гаркави любили гостей. Угощали щедро и вкусно.
Руслановские пироги. О них ходили легенды. Отведать их и, конечно же, провести вечер с хозяйкой, потолковать о том о сём, мечтали многие. И многие в её доме бывали.
Пироги она пекла сама. А секреты вынесла из саратовской деревни, от бабушки. Самыми изысканными и вкусными были пироги с капустой. Подавала также – с яблоками, с грибами. Но пироги с капустой были поистине шедевром кулинарного искусства. Вся артистическая Москва гудом гудела о руслановских пирогах с капустой.
5
Советско-финская война, которую в народе назовут Финской или Зимней, была проверкой прочности и Советского государства, и его Красной армии, и способностей Генштаба, и вооружения, и солдат, и генералов.
Свою проверку на прочность прошла и Русланова. И здесь, на этой «войне незнаменитой», окончательно определилось для неё многое. И её амплуа – петь для солдата, для труженика войны, ежедневно, ежечасно глядящему в глаза смерти. И её зритель. И её любовь. И судьба.
Личная же её судьба – генерал Крюков – ходила рядом. Как рядом ходила она
