Дорога к людям - Евгений Генрихович Кригер
Начало великих работ, трудное, сложное, как начало всякого наступления, и в самом деле часто напоминало сражение — с его воодушевлением и опасностями, с его жертвами и победами. Особенно это относится к огнедышащему нефтяному Баку. Тут все чревато бедствием, взрывами, пожарами, и в те ранние годы мы в центре города не раз слышали зловещий гул укрощаемого где-то фонтана, долгий, бесконечный шум, напоминавший о том, что взбесилось чрево земного шара, что днем и ночью, порою неделями напролет, черные, задыхающиеся от густой едкой нефти люди ведут геройское единоборство с недрами. Все мы, и взрослые, и мальчишки, знали в лицо Мамиконяна, с восторгом и страхом бежали за его машиной в минуты тревоги, — начальника пожарных команд «Азнефти» знала вся страна, так велика была его слава и так понятна всем опасность пожаров на Апшероне, насыщенном скрытым, затаенным огнем. Теперь-то люди совладали с этой опасностью, почти устранили ее новой техникой, железной дисциплиной — всем, что человек может противопоставить слепой и часто жестокой природе нефтяных месторождений.
А тогда... А тогда свои герои нужны были всюду, как нужны они на фронте, в бою.
У промысловой конторы стоит ослепительная машина. Сам Баринов, начальник «Азнефти», приехал из Баку на пятый промысел. У Борца где-то у черта на куличках громыхает поспевший фонтан. Туда нужно срочно перебросить флянцы. Нет грузовика. Надменный, скучающий, сидит шофер на блистательном «паккарде» Баринова. Через минуту он стоит на земле, обескураженный, и смотрит, как сидящий за рулем Борц на щегольском автомобиле перебрасывает к ревущему фонтану свои многопудовые ржавые флянцы.
Вечером Борц разговаривает с Бариновым,
— Что ж ты государственную машину ободрал? — спрашивает начальник бакинской нефти.
Борц смотрит на «паккард». Вид у того действительно неказистый. Борц выхватывает из кармана пятьдесят рублей и дает Баринову. Он считает, что большего ремонт обивки не стоит. А пятьдесят рублей — это все же меньше, чем сотни тысяч рублей — цена спасенного фонтана.
— Рискованный парень, — высказываются стоящие рядом рабочие и при укрощении следующего фонтана заимствуют у инженера его умение рисковать.
И вот в самые трудные дни лихорадивших Сураханов у Борца вдруг смолкает на промысле самый надежный, мощный фонтан. В конторе собирается глубокомысленная комиссия. «Причины неясны, необходимо длительное изучение...» — записывает секретарь в графе «Слушали».
А Борц проводит свой выходной день на промысле. Возле больного фонтана его уши терзает катастрофическая тишина.
Теперь-то можно без волнения и тревоги вспоминать те времена, рубеж между двадцатыми и тридцатыми годами, когда возникала неотступная необходимость форсировать «осветление» программ нефтепереработки, другими словами, резко увеличить производство «светлых» нефтепродуктов, нужных моторам. С крестьянской лошадки страна пересаживалась на тракторы и автомобили.
Процесс «осветления» программ начинался мучительно. В Баку строился и опасно «бунтовал», не подчинялся людям первый в стране крекинг-завод. По тому времени предприятие новое, для нас очень сложное, со многими неизвестными. Взялись сооружать его по договору специалисты английской фирмы «Виккерс» — Ломакс, Джексон, шотландец Ванан.
В двух словах и весьма приблизительно поясняю: в условиях высоких температур и огромного давления молекулы мазута при крекинг-процессе расцепляются так, чтобы, перестроившись заново, полученные частицы дали в результате иной продукт — высокосортный бензин, пригодный для автомобилей и самолетов. Первый патент на этот чудо-процесс, напомнивший мне в юности библейские фокусы Саваофа, создавшего-де за шесть рабочих дней и землю, и небо, и даже лягушек, был получен еще в 1891 году русским инженером, впоследствии почетным академиком В. Г. Шуховым.
Но получилось так, что уже в советскую пору строительство и освоение первого крекинг-завода было поручено специалистам английской фирмы, — видимо, нужда наша в высокооктановых сортах бензина была так велика, что избрали «скоростной» вариант рождения нового для нас предприятия.
Скоростной вариант не удался.
Самоуверенные британцы завод построили, а вот освоить его не могли. Не знали, не понимали, как он должен работать. Завод оказался умнее и упрямей специалистов «Виккерса». Озадаченные, они пытались все же пустить завод, но чудовищная энергия, заключенная в нем, отвечала взрывами. В среде англичан не прекращались распри, осложняемые субординацией и разницей в служебном положении каждого из них. Глава группы и автор проекта Ломакс на людях делал вил, что все в порядке, дела идут хорошо. А завод стоял или взрывался. Взрывался. Взрывался и вспыльчивый Джексон — знающий, честный инженер. Он осмеливался доказывать Ломаксу, что проект кое в чем грешит. Старый специалист Ли склонялся к тому же, но молчал, не желая портить отношения с Ломаксом. Шотландцу Ванану, оператору, было труднее всех. Он стоял у пульта управления и ждал, когда все полетит в тартарары, весь завод, как это было когда-то в Америке.
Время шло. Программа «осветления» нефти была под угрозой. И вот на лихорадивший крекинг-завод стали приходить молодые специалисты из Бакинского политехникума. Пришел инженер Злобинский. Пришел Юрий Богословский, студент. Вместе с другими они начали разгадывать опасные тайны крекинг-процесса. Повторяю, время первой пятилетки часто требовало настоящих подвигов от рабочих, строителей, инженеров. Был опытный пуск завода, очередной. Надменный Ломакс одним своим видом гарантировал успех. Инженер Злобинский и шотландец Ванан ходили возле камер, надеясь: наконец-то успех!
Крекинг-установка не подчинялась британцам, то и дело взрывалась в разных местах. Наши инженеры, подчиненные Ломаксу, обменивались наблюдениями, крича друг другу на ухо: насилие над запертым в реакторы веществом сопровождается нестерпимым визгом. Они чувствовали, знали: Ломакс в чем-то ошибается. Шотландец болел туберкулезом. Ходил в шерстяной курточке даже летом. Это спасло ему жизнь, когда раздался взрыв и пылающий мазут обрушился на людей.
Злобинский кинулся к месту аварии, бежал сквозь огненный коридор. Крекинг-установку от огня отстояли, героя спасти не удалось. Вскоре он умер от страшных ожогов, один из героев трудного освоения крекинг-процесса.
В июле 1929 года англичане отказались продолжать работу, передали нам завод с 50‑процентной скидкой против договора, заплатили неустойку и уехали. Так и не сумели совладать со своим же заводом. Им надоело взрываться.
А один из важных участков «осветления» программы по нефти, непонятный, таинственный крекинг-завод, все еще стоял без движения, без пользы для набиравшего темпы народного хозяйства.
Таким образом, для бакинских инженеров чисто техническая задача освоения нового завода становилась задачей политической, классовой, революционной, поскольку каждый участник на обширном фронте пятилетки по-своему определял общий успех революции на тринадцатом году существования Советского государства.
Сроки, сроки!
