Дневники и письма комсомольцев - Катаева М. Л. Составитель
И все-таки я тянул, ждал чего-то. Манны небесной? В отделении по-прежнему стоял в первой шеренге, отвечал за отсутствующих на вечерней поверке: «Госпиталь. Отпуск. Командировка». Возможно, другой человек честно признался бы: «Ну и ладно. Найду что-нибудь другое, не всем же командовать», — и попросил бы снять его с должности. А я — опять от нерешительности? — молчал. Надеялся. А вдруг?.. Смешно. Приехал из отпуска взводный, и все решилось в один день.
21 ноября 1975
Понимаю, что доставил тебе массу переживаний. И все-таки не хочу, чтобы в письмах исчезла искренность и откровенность.
«Уверена, что ты выглядишь браво», — написала одна из моих знакомых девчонок.
Я-то в этом как раз не уверен, но стараюсь не вешать носа. У меня сейчас новая жизнь. Хожу на посты. Отстоять на посту при любой погоде четыре смены по два часа, конечно, нелегко. Помню, на «гражданке» ждать автобуса минут двадцать, и то бесишься. А тут откуда-то выдержка и спокойствие появились — может, оттого, что почувствовал ответственность? За время, пока хожу на посты, особенно начал ценить такие простые вещи, как сон, тепло, отдых.
Хочу ответить на твой вопрос: «Чем моя жизнь отличается от вашей «домашней»?» Смотри… Дома я говорил себе: «Встань в шесть, сделаешь зарядку, выучишь уроки». И что же? Просыпался в восемь, зарядку не делал, а вместо уроков шел в кино. В армии распорядок дня как заведенные часы.
Заведенный порядок, строгий армейский режим помогают мне бороться с «гражданской» расхлябанностью, и, кажется, скоро я сумею окончательно ее победить.
Сейчас я совсем по-другому смотрю на свое отстранение от должности командира. Уже не душит обида, и не потому, что время — лекарь, а просто пришло понимание железной логики армейской жизни. Авторитет складывается из многих качеств — здесь и знания, и жестокая самодисциплина, и уважительное отношение, и, конечно же, требовательность. Без панибратства и заигрывания.
За последнее время у меня появилось много друзей.
Я хочу рассказать тебе об этих ребятах.
Когда что-то не ладится, все идут к Сане Калмыкову. Он улыбнется, выслушает, поможет. Как это важно! Кажется, у Сани никогда не бывает плохого настроения. Будто огромными буквами на нем написано: «Прием граждан круглосуточно». Саня Калмыков работал в Казахстане трактористом. В работу вгрызался, как бур в землю. Работая с ним рядом, нужно выкладываться целиком, не жалея себя.
Посередине реки застряла коряга: ее сносит течением, но она занозистая — уцепилась и держится. Такое сравнение приходит в голову, когда я смотрю на Васю Щербаченя. В армию его сначала не брали (что-то с ногами). Тогда Вася обегал все военкоматы. Его просили: «Поезжай домой, мы тебя комиссуем», а он: «Нет». Если Вася дежурит по столовой, все у него сверкает, блестит.
В армии очень скоро обнажается все, что в тебе есть хорошего и дурного. Замечательно, что дурное отступает. Скажем, ты решил устроить себе в армии «легкую жизнь». В таком случае служба, конечно, медом не покажется. Но у большинства ребят два года все-таки проходят с радостью, интересом, азартом. Есть у нас парень — Саня Васильев. Он еще в своей белорусской деревне решил заняться радио. Кто его надоумил, он уже не помнит. Сейчас Васильева носят на руках. Сломалась пишущая машинка в штабе — бегут к Сане, испортилось радио, телевизор — снова к нему, свет в городе погас — к кому же еще? Ребята из ансамбля взмолились: «Сделай усилители для электрогитар, нигде не достанем!» И что же? Сделал. Сейчас ночь, а наш безотказный Васильев чинит проводку на кухне. Если ее сейчас не починить — завтрака не будет. Жалею, что я сам ничего не умел. Этим отчасти я объясняю некоторые армейские свои беды.
2 января 1976
Достал школьные учебники. Всерьез готовлюсь в институт.
Если бы во мне сидели два человека — «армейский» и «гражданский:», «армейский» сказал бы «гражданскому»: «Смотри, сколько я для тебя сделал!»
Очень ждали молодых и двух сержантов с учебки — нашу боевую смену. Наконец они прибыли. Стоят в стороне тихие, настороженные, еще совсем «зеленые». Интересно!
Отпечатали свои первые армейские фотографии. На меня смотрит испуганный мальчонка. Непривычная форма, смена обстановки, ожидание неизвестного, и в результате — вот такая физиономия. Потом ребята оживают, мужают, неуловимо меняются. В конце концов ни мальчишеской угловатости, ни суеты. Ничего не скажешь — настоящие солдаты!
ИВАР ЛЕЙМАНИС
ЧТО ЗАВИСИТ ОТ МЕНЯ…
Ивар Лейманис жил в дружной рабочей семье, где любовь, уважение и взаимопомощь были законом для всех ее членов.
Он рано научился читать и читал много. Увлекался философией, поэзией, туризмом. Он рос добрым и принципиальным, бесшабашным и углубленным, стремительным и задумчивым.
Рано стал самостоятельным, рано начал работать — электриком на ВЭФе. С белым листочком повестки в армию кончилось детство.
Когда он вернулся из армии, страна начала строить БАМ. Он не мог не принять в этом участия…
Это было 2 июня 1975 года. Ивар с товарищами, как обычно, отправились вниз по реке на просеку. Лесорубы валили лес уже в 15 километрах от Улькана. Неожиданно заглох мотор. Ивар дернул шнур, пытаясь завести его, еще раз, еще… Впереди выросла баржа, груженная кирпичом. Лодку несло прямо на нее. Последнее, что успел сделать Ивар, — это вытолкнуть ребят, спасая их. Сам он уже не мог успеть… Он знал это…
_____
Запись в дневнике; «Я берусь за перо, потому что меня пугает мысль, что я могу уйти, оставшись чужим для людей, не использовав право сказать им свое слово, то право, которое дала
