Лидия Герман - Немка

«Юрий, не сейчас же». — «Сейчас и только сейчас. Здесь так заведено. Если уж освободится квартира, её тут же занимает кто-нибудь другой — нуждающийся, и никто не заставит его освободить её». — «Это так», — подтвердили Клавдия Сергеевна и её муж. «Ты боишься? — спросил он, заметив мою нерешительность. — Я тебя буду защищать. Я перенимаю ответственность, если уж что… Лида, даже если ты не захочешь быть со мной вместе, у тебя будет своя квартира». Я не смогла противостоять и пошла с ним.

Его мать поприветствовала меня как невестку. Поздно вечером следующего дня, был понедельник, мы с Юрием пришли из школы. Мы открыли дверь, вошли и остановились, как вкопанные. Из кухни вышла с полной сковородой чего-то жареного Зинаида Ивановна, поздоровалась и пошла в свою комнату. В нашу комнату. Мы смотрели друг на друга растерянно, у меня дыхание спёрло. На какой-то станции милиция высадила семью З. И. из поезда и сопроводила их назад в Барнаул…

Мой чемодан стоял в комнате у Евтуховых у стены, на нём — всё мое постельное белье и одежда. Я хотела взять и вернуться к Клавдии. Он отвел мои руки и сказал матери: «Мама, теперь мы будем жить все вместе в одной комнате. Временно, может, совсем недолго, что-то найдется». А я только качала головой. Нет! Нет! Не то я делаю… Что мне делать?.. И осталась.

Первые две недели мать относилась ко мне вполне нормально, только взгляды её часто казались недоверчивыми. Она работала дезинфектором, и у неё, наверное, не было твердо установленного рабочего времени. Она могла в любое время дня приходить домой и опять уходить. Мы вместе с ней готовили обеды, и при этом она постоянно жаловалась на трудную жизнь. С её соседкой Зинаидой Ивановной она теперь враждовала, и я не могла понять почему.

Однажды, когда я одна была дома, оказались мы с Зинаидой вместе на кухне. Я спросила её, почему у неё с Юриной матерью произошел разрыв. И она мне объяснила. Еще когда я жила у Клавдии С., мать Юрия как-то узнала, что я состою на учёте в НКВД, что я настоящая немка. Сначала она обвиняла Клавдию, что та скрыла от неё всё это, теперь я во всём виновата, что мы якобы специально освободили квартиру, чтобы вас свести вместе.

«И как только такое могло ей прийти в голову?» — возмущалась З. И.

«И если они с Юрием остаются вдвоём, она тут же начинает его против вас настраивать. И что только она не говорит…» Но он будто ей прямо однозначно разъяснил: «Тебе никогда не удастся нас развести. И я предупреждаю тебя, не вздумай с ней плохо обходиться или её обидеть. Ты пожалеешь об этом».

Зинаида говорила еще, только я уже ничего не слышала. Всё разрушилось для меня, весь мир… Вот ведь в чем дело. Так непродолжительно было моё счастье… Я не могу остаться в этом жилище. И я не могу допустить, чтобы произошел разрыв между ним и его матерью. По сути, она права…

В школе я спросила нашу техничку, не может ли она помочь мне найти жилье. Она бы сама могла сдать мне угол, но только мне одной, потому как она живет с внучкой в одной комнате. Меня это устраивало… Юрий, безусловно, заметил, что я как-то изменилась. Он хотел знать, не связано ли это с его матерью. «Нет, нет», — ответила я. А она при нем вела себя весьма сдержанно. «Я должен тебе в чем-то признаться, Лида, — вдруг сказал Юрий. — Каким-то образом потерялся мой паспорт, но он обязательно найдется. Тогда мы сразу пойдем в ЗАГС».

Его мать хорошо знала, что я никогда не стану жаловаться Юрию (и никому другому), и продолжала плести интриги. В один из свободных от занятий дней я решила уйти, хотя… Я не знала, как мне без него дальше жить… Иногда он приходил с работы в обеденный перерыв домой, хотя было далеко, и он едва успевал, чтобы хоть немного побыть со мной вдвоём. Я надеялась, что он сегодня тоже придёт. И он пришел. В бодром настроении. Он взял меня на руки, принес в комнату и закрыл дверь.

«Я что-то тут принес», — и он подал мне какую-то квитанцию. «Что это?» — «Читай». Это был ордер на место жительства на мое имя. Комната в женском общежитии. Для меня одной. Я сидела на коленях у него и хотела встать. Он держал меня. «И у меня есть справка, что я имею право жить у тебя. Теперь мы упакуем чемоданы, сначала твой, и я отведу тебя. Потом я приду. Мне надо еще кое о чём с матерью поговорить. Надеюсь, ты понимаешь меня?» — «Я тебя понимаю, но не хочу, чтобы из-за меня страдала твоя мать». — «Она не будет страдать. Моя мать придет к здравому смыслу и успокоится». Я сложила остаток своих вещей, Юрий положил что-то из своих в мой чемодан. Он отпросился с работы на полдня, чтобы привести в порядок свои семейные дела. Мы пообедали и пошли в новую квартиру…

Узкая продолговатая комната с одним окном на передней стене. Справа железная, 60 см. шириной кровать, маленький стол у окна и кухонный стол напротив умывальника, две тумбочки «престарелого возраста», два стула. На стене два крючка. Впоследствии мы принесли из моей бывшей комнаты у Маши красивую картину с цветами и книги.

«Вот видишь, Лида, я же говорил… Прошло чуть больше месяца, и мы вдвоем…» — сказал он.

Мы были счастливы, хотя в глубине души я чувствовала себя виновной…

Моя национальность — как она воспринималась в те годы — со временем могла тяжким бременем обернуться… и сделать Юрия несчастным.

Однако любовь может быть сильнее всех невзгод… и он твердо верил в лучшее будущее.

Евтухов Г. И.

Глава 14

Матрёна Павловна — так звали Юрину мать — видимо, успокоилась. Три-четыре недели мы не виделись. За это время я узнала его бабушку и дедушку, родителей его матери, Евдокию Прокопьевну и Павла Ивановича Федько. Бабушка — всеми называемая бабушка Дуня — встретила меня, будто она меня давно ждала, а у меня было чувство, будто я пришла к одной из моих родных бабушек, узнать которых при жизни я судьбою была лишена. Её полная фигура, её низкий приятный голос, её умные карие глаза — всё её существо излучало спокойствие, теплоту и здравый рассудок и выражало доброту её сердца.

Пока Юрий с дедом на кухне немного выпивали, мы с бабушкой Дуней дружно беседовали. Обо мне она уже кое-что знала и спросила, как дела у моей мамы. Я достала из кармана письмо от моей сестры Эллы, в котором она дословно привела ответ моей матери на наше письмо. Я перевела всё письмо — оно было написано по-немецки. Бабушка тоже хотела, чтобы мы как можно скорее зарегистрировали наш брак в ЗАГСе. По-моему, она по мне заметила какую-то неуверенность и сказала: «Я хотела бы тебе кое-что посоветовать, Лида, а может быть, и предупредить… у моей дочери, твоей свекрови, нелегкий характер… Не бери это так близко к сердцу, если она иногда бестактно с тобой обойдется, незаслуженно обидит. Во избежание конфликтов лучше всего было бы не так часто с ней встречаться. Извини, пожалуйста, она моя дочь и у неё есть немало положительных качеств. Я надеюсь, ты в этом сама убедишься, хотя и понимаю, что это не так просто». Потом: «Мой внук нашел в тебе свое счастье, и я хочу, чтобы вы оба были счастливы».