Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Когда я заявил бургомистру, что, к сожалению, у нас нет больше времени для транспортировки винтовок, он остался этим недоволен. А дальше он спросил, как ему поступить с запасом армейских мясных консервов. Я сразу ответил: «Раздайте их населению!» И конечно, опять сделал большую глупость, не попросив нам на дорогу хотя бы десяток банок. И за это мне очень досталось от ребят.
В это время в дом вернулись хозяева, которых мы поздравили с окончанием войны и, извинившись за допущенный во дворе и в доме беспорядок, отправились в обратный путь. На шоссе нам повстречалось несколько грузовиков с немецкими военными, в основном эсэсовцами. К счастью, они не посчитали нужным обратить на нас внимание, хотя в такой ситуации могли и расстрелять. Теперь им явно было не до советских пленных – видимо, боялись, как бы самим не угодить в плен.
Когда мы добрались почти до центра Дечина, вдруг увидели пехотинцев с советским стрелковым оружием. Оказалось, это следовала на Прагу польская воинская часть. Внезапно какой-то молоденький солдат, от которого разило спиртным, выскочил из строя и стал меня обнимать, восклицая: «Анджей, Анджей, вот ты где! Давай пойдем с нами в Прагу, а там – к американцам. Поедем жить в Америку, будем жить там хорошо!» Инцидент закончился тем, что командир загнал солдата в строй.
Дальше мы опять встретились не с теми, кого мы так ждали, – подошла большая группа бывших военнопленных. Вдруг один пленный узнал меня: летом 1943 года мы вместе находились в лазарете в Шморкау. Увидев на мне советскую военную форму, он закричал товарищам: «Вот он! Вот он, наш солдат-победитель! Качать, качать его!» Толпа сразу подняла меня на руки и стала побрасывать, высоко кидать вверх и снова ловить. Напрасно я кричал, что я такой же, как они, пленный. Но это не помогало – им так хотелось встретить настоящего советского фронтовика.
Наконец все успокоились, и я спокойно поговорил с товарищем, который, оказалось, шел из лагеря в Кёнигштайне, где содержались не только русские, но и военнопленные из других стран. Среди них было два красивых француза, одетые в необычные брюки: одна штанина имела темно-зеленый цвет, а другая – ярко-красный. Спросили, что это означает. Получили ответ, что эти военнопленные ребята соблазнили на работе двух молодых немок и поэтому были заключены в каторжную тюрьму с ношением таких особых брюк.
Когда вся толпа продолжила движение, ко мне подошел пожилой чех и попросил срочно помочь ему избавить людей от страшной угрозы: вчера утром во двор их дома упала бомба, но не взорвалась. Надо, чтобы я ее обезвредил. И от такой просьбы я просто остолбенел. Но услышавшие слова старика Андрей Маркин и другие заступились за меня, объяснив, что я не сапер, а жителям надо дождаться прихода специалистов, а пока оцепить опасное место и сделать надпись «Осторожно, бомба!».
Бедный чех остался нами недоволен, а мы продолжили движение, намереваясь выйти из города. На главной улице в это время скопилось множество фур с лошадьми, грузовых и легковых автомашин, пешеходов с тележками и без них. Из-за этого мы не могли продвигаться достаточно быстро, а кроме того, совсем не знали, где нам найти хоть какое-либо пристанище. Среди беженцев нам повстречались немцы из Каменца, в частности высокий косоглазый кучер, работавший раньше на кухне аэродрома и не очень жаловавший нас – пленных. А теперь он заискивающе смотрел на нас. И вот в этой суматохе вдруг раздались крики: «Русские! Русские, солдаты!» И действительно, показались вооруженные автоматами красноармейцы и обгоняющие их грузовики с вооруженными солдатами, а также легковые автомашины самых различных типов и марок с офицерами и высшими чинами. Люди обступали их, поздравляли и уступали дорогу.
Почти все солдаты оказались в сильно загрязнившихся гимнастерках с измятыми погонами, в грязной обуви, обросшими. Они шли беспорядочно, не строем. Признаться, этот внешний вид наших воинов у меня, привыкшего в Германии видеть хорошо ухоженных, всегда и во всем соблюдавших строгий порядок немецких военнослужащих, сразу вызвал какое-то разочарование. Конечно, мы понимали, что нашим воинам, которые в последние дни непрерывно наступали, было не до приличного внешнего вида.
Поскольку войска очень спешили на Прагу, то они начали конфисковывать у беженцев автомашины. Мы стали свидетелями, как один майор выгнал из машины престарелых мужчину и женщину и троих маленьких детей. Старик умолял оставить им машину. Я не выдержал и стал переводить майору просьбу старика. Старик говорил, что он один из бывших руководителей Социал-демократической партии Германии, сейчас очень болен и слаб, добраться пешком до дому он и его супруга с внуками не состоянии. Но майор остался непреклонным, сказав: «Ничего, доберетесь! Я же добрался сюда от самого Сталинграда!»
После того как майор уехал, один из присутствовавших при данной сцене и слышавших мою немецкую речь военных спросил у меня имя, фамилию и другие сведения о себе, а затем неожиданно предложил сейчас же поступить к нему на военную службу в качестве переводчика. Я, разумеется, с великой радостью согласился. И тут же, спешно попрощавшись с товарищами и забыв от волнения захватить с собой шинель и мешок с личными вещами, быстро взобрался на заднее сиденье стоявшей вблизи «трофейной» легковой автомашины моего нового командира – капитана. А рядом со мной села красивая молодая женщина-лейтенант, которой капитан представил меня, однако она с недоверием и даже враждебно посмотрела на меня. Когда мы доехали до того красивого многоэтажного дома, во дворе которого лежала неразорвавшаяся бомба, а на витрине обувного магазина были выставлены отличные мужские и женские сапоги, лейтенант грубо приказала мне выйти, разбить витрину и принести ей оттуда сапоги. Я сначала опешил от этих слов, но быстро пришел в себя и резко ответил, что, во-первых, мы находимся в Чехословакии и не следует обижать братьев-чехов, а во-вторых, во дворе лежит неразорвавшаяся бомба, которая в любой момент может взорваться. Лейтенант разозлилась и истерично закричала на меня: «Вон из машины, гаденыш, предатель Родины! В Сибири тебе гнить и сдохнуть, мальчишка!» После этого капитан молча открыт заднюю дверь автомашины и выпустил меня. Так мне и не удалось оказаться в рядах действующей армии и с честью вернуться домой после окончания войны.
Автомашина исчезла за поворотом улицы, а я поспешил догнать товарищей, так как другого выхода не было. К счастью, они не ушли слишком далеко. Вскоре возле нас остановилась немецкая легковая автомашина, из которой вышел водитель, поприветствовавший нас по-русски словами «Добрый вечер!». Далее он пытался объясниться со мной по-польски, но я попросил его перейти на немецкий язык.
