Как я стал собой. Воспоминания - Ирвин Ялом
В 2012 году швейцарский кинорежиссер Сабина Гизигер обратилась ко мне с предложением снять документальный фильм о моей жизни. Это предложение показалось мне странным, но потом я увидел ее превосходный фильм «Гуру» – об Ошо Раджнише, руководителе секты, жившей коммуной в Орегоне, и заинтересовался этой идеей. Когда я спросил Сабину, почему она выбрала меня в качестве объекта для своего нового фильма, она ответила, что после работы о Раджнише чувствует себя так, будто испачкалась, и хочет сделать фильм о «достойном человеке». «Достойный человек» – это меня подкупило.
Мы начали съемки, которые продлились более двух лет, с Сабиной в качестве режиссера, Филиппом Делаки в качестве продюсера и их великолепной командой звуко- и кинотехников. Съемочная группа несколько раз гостила в нашем доме в Пало-Альто, приезжала в Стэнфорд и сопровождала нас в семейном отпуске на Гавайях и юге Франции, и вскоре весь коллектив уже казался частью нашей семьи. Меня снимали во множестве ситуаций – во время публичных выступлений, едущим на велосипеде, плавающим, ныряющим с маской, играющим в пинг-понг, а однажды – даже сидящим с Мэрилин в нашем джакузи.
Все это время я не переставал гадать, кто захочет смотреть фильм, демонстрирующий столь будничные аспекты моей жизни. Я не вкладывал в ленту никаких денег, но, близко сойдясь с режиссером и продюсером, начал беспокоиться о средствах, которые они непременно потеряют. Под конец, когда вся моя семья и несколько близких друзей присутствовали на закрытом показе первой версии фильма в Сан-Франциско, у меня отлегло от сердца: Сабина и ее монтажер проделали превосходную работу, просеяв многие десятки отснятых часов и превратив их в связный семидесятичетырехминутный фильм. Невзирая на мои протесты, его назвали «Ялом как лекарство».
И все же я никак не понимал, почему кому-то не из числа моих ближайших родственников и друзей может быть интересен этот фильм. Более того, я был смущен и чувствовал себя беззащитным. Хотя я привык отождествляться со своими литературными работами и считал написанные мной книги, особенно рассказы и романы, главными вехами своей взрослой жизни, этот фильм обращает мало внимания на меня как писателя и сфокусирован на моих повседневных занятиях. И все же, к моему удивлению, этот фильм оказался успешным в европейском прокате и в конечном счете был показан в пятидесяти кинотеатрах нескольким сотням тысяч зрителей.
Осенью 2014 года, когда он должен был выйти на экраны в Цюрихе, режиссер попросила нас с Мэрилин присутствовать на мировой премьере. Хотя я принял решение больше не ездить за границу, от этого приглашения отказаться не мог. Мы полетели в Цюрих и присутствовали на двух показах: для приглашенной аудитории, состоявшей из психотерапевтов и почетных гостей, и для широкой публики. В конце каждого показа я отвечал на вопросы и чувствовал себя совершенно голым, особенно в тех фрагментах фильма, когда нас с Мэрилин снимали в джакузи, хотя видны были только наши головы и плечи.
Обложка журнала «Парископ» от 20 мая 2015 г.
Но я был в восторге от сцен семейного отпуска, в которых наши внуки, Алана и Десмонд, участвуют в танцевальном конкурсе. Другая наша внучка, Лилли-Вирджиния, профессиональный композитор и певица, исполняет песню в конце фильма.
Когда спустя пару месяцев фильм вышел во Франции, Мэрилин вылетела в Париж на премьеру и выступала перед аудиторией кинотеатра после показа. Она с радостью увидела наши лица на обложке «Парископ», популярного еженедельного путеводителя по интересным событиям в Париже.
Еще через пару месяцев фильм вышел на экраны в Лос-Анджелесе, но, в отличие от Европы, вызвал мало интереса. Несмотря на благоприятную рецензию в «Лос-Анджелес таймс», показы длились всего пару дней.
Заодно с поездкой на премьеру фильма в Цюрих я принял предложение выступить в Москве. Соблазнили меня две вещи: необыкновенно щедрый гонорар и возможность полететь из Цюриха в Москву на частном реактивном самолете. Этот перелет сам по себе оказался памятной историей. На борту было только четверо пассажиров: я, Мэрилин, мой бывший пациент, с которым я много лет назад провел всего один сеанс, и близкий друг этого пациента, русский олигарх, которому принадлежал самолет.
Меня усадили рядом с олигархом, с которым я самым приятным образом и проговорил весь полет. Он оказался очень вдумчивым, душевным человеком, обеспокоенным неудачами в нескольких сферах своей жизни. Я посочувствовал его невзгодам, но из вежливости не стал копать слишком глубоко. Лишь намного позже я узнал, что целью (увы, необъявленной) этого полета было сделать так, чтобы я провел с этим осажденным несчастьями человеком сеанс психотерапии. Если бы только я об этом знал, если бы кто-то сказал об этом более прямо, я бы постарался помочь ему.
Мою лекцию в Москве организовывал Московский институт психоанализа, она проходила в зале, который часто используется для проведения рок-концертов. Спонсоры планировали дать синхронный перевод через семьсот имевшихся в наличии наушников, но на выступление пришли тысяча сто человек, и это вызвало такой хаос, что организаторы отказались от первоначальной идеи. Они потребовали вернуть наушники и велели перепуганной переводчице переводить вживую.
Когда я начал свое выступление и заметил, что ни одна из моих шуток не вызывает в зале улыбки, я понял, что у нас серьезная проблема с переводом. Впоследствии организаторы сказали мне, что переводчица перенервничала, и ей потребовалось около пятнадцати минут, чтобы успокоиться, но после этого она прекрасно справилась с работой.
После конференции спонсоры устроили театральное представление – на русском языке – по «Арабеске», одному из рассказов, вошедших в книгу «Все мы творения на день». Его героиней является русская балерина. Две необыкновенно красивые актрисы, одетые в экзотические костюмы, изображали сюжет в лицах, а за ними молча наблюдал старик (полагаю, я сам), сидевший в углу. Фоном для спектакля служил большой киноэкран, на котором рука художника маслом писала прекрасные сюрреалистические узоры. Под конец мероприятия мы с Мэрилин провели «марафонскую» автограф-сессию.
В Москве я принял необычное приглашение – провести полуторачасовую встречу с сотрудниками банка и обсудить с ними экзистенциализм. Мы встретились в красивом большом зале на верхнем этаже небоскреба. Присутствовало около пятидесяти человек, в их числе президент банка, один из немногих, кто говорил по-английски. Я совсем не говорю по-русски, и необходимость перевода сильно затрудняла разговор.
Слушатели казались совершенно незаинтересованными в экзистенциализме и не задавали
