Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Десятого ноября Даниэльсона вызвали к министру иностранных дел Кеменю, выразившему удивление по поводу того, что шведское правительство до сих пор не признало венгерский режим. Даниэльсон продолжил попытки повлиять на МИД, но Стокгольм сохранял непреклонную позицию. Зайди разговор о разрыве дипломатических отношений, Даниэльсону следовует напомнить, что Швеция представляет интересы Венгрии в 11 странах.

Ликвидация всей шведской спасательной акции, которой угрожал чиновник МИДа, не заставила себя ждать. Восемнадцатого декабря нилашисты конфисковали крупнейший склад продовольствия миссии на улице Сенткирали, 8 (шоколадная фабрика Штюмера) под предлогом того, что товары будут переданы Красному Кресту. Хотя Валленберг много часов вел переговоры, все продовольствие увезли. Это был тяжелый удар по обитателям гетто. На следующий день два нилашиста ворвались в охраняемый дом по улице Реваи, 16, где жили штатные сотрудники шведской миссии, и забрали все ценности. Происходили и другие нападения на охраняемые дома. Когда Швеция 22 декабря заявила протест против “нарушений права экстерриториальности, собственности и охраны королевской миссии” и угрожала отозвать сотрудников миссии из Будапешта в течение шести дней, венгерские власти отвечали “уклончиво”[66].

Служебное удостоверение, согласно которому г-н Золтан Зауэр состоит в штате шведской миссии и шведского Красного Креста. Перед приходом Красной армии удостоверение было снабжено и русским текстом.

Остается вопрос, можно ли было избежать нарушений экстерриториального права, если бы Швеция по-другому отнеслась к вопросу о признании режима. Как мы видели, Даниэльсон, Ангер и Валленберг были сторонниками более гибкой по сравнению с занятой МИДом позиции. В пример ставилась Испания, поверенный в делах которой, Анхел Санс-Бриз, слал “полные энтузиазма, но ни о чем не говорящие сообщения” в венгерский МИД, а там, желая добиться дипломатического признания, предпочитали не замечать обмана. Так же как Швеция давала защиту евреям, имевшим какое-то отношение к Швеции, Испания обязалась взять на себя защиту сефардских евреев в оккупированных нацистами странах. Готовилась и испанская акция по репатриации, похожая на шведскую и касавшаяся около 2 тыс. человек, но и она не осуществилась. Когда Санс-Бриз в конце ноября покинул Будапешт, его должность занял Джорджо Перласка, итальянский фашист, перешедший на сторону противника. В ходе официальной командировки в Будапешт он был интернирован по причине враждебности к немцам. После бегства он нашел приют в испанской миссии, где его взяли в штат и предложили заниматься еврейским вопросом. Чтобы остаться в Будапеште после отьезда Санс-Бриза, Перласка сделался испанским подданным с испанизированным именем Хорхе. За два месяца, которые он проработал в миссии, число испанских подзащитных выросло с 200 до 5 тыс. Валленберг часто имел дело с Перлаской. Они были родственными душами: тот, как и он сам, не стеснялся использовать любые средства для достижения своих целей.

Принципы шведской гуманитарной деятельности

22 декабря венгерскому МИДу был вручен меморандум, который подводил итоги шведской деятельности по спасению евреев. Меморандум не подписан, но не подлежит сомнению, что его автор – Валленберг. Об этом прежде всего свидетельствуют упоминания об Эльзе Брендстрём, “сибирском ангеле”. Рауль был ее большим почитателем, а его мать и сестра познакомились с ней во время поездки в США в 1938 году[67]. В меморандуме ее деятельность во время Первой мировой войны приводится как пример шведской традиции гуманитарной помощи.

Меморандум перечисляет трудности, с которыми сталкивалась шведская спасательная акция в Венгрии, прежде всего касательно репатриации шведских подзащитных. Другой пункт затрагивает вопрос о посредничестве. Швеция представляет интересы Венгрии за границей, а венгерское правительство не соблюдает дипломатическую неприкосновенность шведской миссии в Будапеште. Тем временем преследования евреев продолжаются. Пешие марши в Хедьешхалом причинили людям не имеющие себе равных страдания, а условия в гетто ухудшаются с каждым днем: “Там лежат даже не сотни, а тысячи больных, в нетопленых комнатах, без матрасов, без одеял, при минимальном медицинском уходе и питании в соответствии с официальными нормами, составляющими четверть того, что считается нормальным количеством продовольствия. На набережной Дуная евреев часто расстреливают без предшествующего судебного разбирательства”. Исходя из этого миссия “настоятельно” просит венгерское правительство прекратить перемещение еврейских детей из детского дома в Большое гетто, а также разрешить выдачу дополнительного количества охранных паспортов. Ни одна из просьб не была удовлетворена.

Это необыкновенное сочинение – пространное и хорошо аргументированное, написанное в экстремальной ситуации, под аккомпанемент гранатометного огня и падающих бомб. Это последняя попытка, “поместив шведскую гуманитарную деятельность в более широкий контекст”, вынудить венгерский режим пойти на уступки без его официального признания. Наивная попытка, но типичная для Валленберга, который никогда не сдавался.

Петля затягивается

В тот самый день, когда меморандум был вручен, подвергся нападению детский дом шведского Красного Креста на площади Сент-Иштван, 29. Детей и персонал увели, вероятно, в Большое гетто. В тот же день была облава в одном из домов Международного гетто, 41 человека увели в штаб-квартиру венгерского гестапо.

Эти акции привели к всплеску деятельности нейтральных стран, и прежде всего Швеции. В восемь часов утра 23 декабря для составления ноты протеста в нунциатуре собрались Валленберг, Ангер, Даниэльсон, Ротта, Феллер, Перласка и Понграш. Около двух часов Валленберг отправился в штаб гестапо, чтобы поговорить с Петером Хайном. Рауля принял заместитель Хайна, Ласло Колтаи, к которому он, согласно воспоминаниям его спутника из отдела протоколирования, обратился с “ошеломляющей, совершенно фантастической речью”. Когда вошел сам Хайн, он заявил, что никаких детей никто не уводил, все это ложь. Валленберг вернулся в нунциатуру, и вместе с Ангером они поехали в МИД, где Ангер передал составленную утром ноту протеста заместителю министра Ено Анреанскому. В ноте подчеркивалось, что “закон и совесть запрещают враждебные действия против детей даже во время войны”. Эта нота стала последним документом, переданным нейтральными странами режиму Салаши. В результате “дальнейшие нарушения” в отношении детских домов три дня спустя были запрещены. Но к тому моменту переселение в Большое гетто уже завершилось.