Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий

Посоветовавшись со старшиной, Хмельницкий послал к Бутурлину переяславского полковника Павла Тетерю, чтобы договориться о предварительной неофициальной встрече. Условились встретиться в тот же день.

Из статейного списка русского посольства во главе с В. Бутурлиным, год 1654: «И того ж числа ввечеру приехал к боярину Василию Васильевичу на двор гетман Богдан Хмельницкий, а с ним приехали писарь Иван Виговский да переяславский полковник Павел Тетеря. И боярин Василий Васильевич с товарищи говорили гетману: присланы они от великого государя и великого князя Алексея Михайловича и всея Руси самодержца и многих государств государя и обладателя с его государевым, милостивым полным указом по его, гетманову, челобитью и всего войска Запорожского. И чтоб завтра, генваря в 8-й день, ему, гетману, государеву грамоту подать и государев милостивый указ сказать на съезжем дворе, а, подав бы государеву грамоту и сказав государев милостивый указ, того же дни идти в церковь и учинить ему, гетману, и полковникам, и иным начальным и всяким людям веру, как им быти под государевою высокою рукою. И гетман говорил, что великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси самодержцу они со всем войском Запорожским служити и прямити во всем душами своими рады, и головы свои за государское многолетное здоровье положить, и веру ему, государю, учинити генваря в 8-й день, и во всем по его, государеве, воле быти готовы».

Долго говорили. Когда Хмельницкому зачитали государеву грамоту и указ, не все, в них изложенное, удовлетворило его. Завязался длительный спор. Лишь после взаимных уступок пришли к согласию. Было решено: чтобы сохранить престиж царской власти, документ оформить в виде челобитной на имя царя, принятие которой гарантировалось. Но и тогда гетман предупредил, что окончательно утвердит условия воссоединения лишь после совета с полковниками, который он назначил на завтра.

Рано утром 8 января 1654 года у гетмана состоялась Рада старшин. Она одобрила уточненные условия. И еще один вопрос был вынесен на всеобщее обсуждение. Хотя власть находилась в руках старшин и гетмана, но такого исторической важности дела, как воссоединение, они сами решить не могли. И старшина постановила созвать во второй половине этого же дня общевойсковую, народную Раду.

Уже когда начали расходиться, к гетманову дому прискакал казацкий гонец на взмыленной загнанной лошади. Он вручил Хмельницкому письмо с Запорожской Сечи. Полковники окружили гетмана. С волнением раскрыл он письмо. И чем дольше он читал, тем радостнее становились усталые, наполненные заботой глаза, разглаживались суровые морщины на лице. Наконец он поднял голову и воскликнул:

— Братья с Сечи одобряют наше дело! — И потом в полный голос торжествующе прочел: — «Замысел ваш — будь со всем народом малороссийским, по обе стороны Днепра живущим, под протекцией великодержавнейшего и пресветлейшего монарха российского, правильным признаем и даем наш войсковой вам совет, чтобы того дела не оставляли и оное кончили к наилучшей пользе отчизны нашей Малороссийской и всего Войска Запорожского…»

— Но тут далее, — продолжал гетман, — братья правильно нас предупреждают о том, о чем и мы сами только что говорили. Слушайте: «Как будете писать пакт, то извольте, ваша гетманская милость, сами прилежно проследить за тем, чтобы не было в нем чего лишнего и отчизне нашей вредного, а предковечным правам и вольностям нашим противного и неполезного. Знаем наверняка, что великодержавнейший и пресветлейший монарх и самодержец российский, как царь православный, примет нас охотно и ласково, как отец чадолюбивый сынов своих…

Хмельницкий поднял руку с письмом над собой как знамя.

— Это благословение и предостережение нам. А теперь за дело!

И забили литаврщики в котлы-барабаны, и сходились все, и стар и млад, и казак и мещанин, на Переяславскую площадь на великую и долгожданную раду, «явную всему народу».

Из статейного списка русского посольства во главе с В. Бутурлиным, 1654 год: «И по тайной раде, которую гетман имел с полковниками своими… во второй час дни бито в барабан с час времени — на собрание всего народа слышати совет о деле, хотящем свершитися. И как собралось великое множество всяких чинов людей, учинили круг пространный для гетмана и для полковников, а потом и сам гетман вышел под бунчуком, а с ним судьи и есаулы, писарь и все полковники…»

Московские послы со своей свитой стояли поодаль, на отведенном для них месте. Всенародная Рада была для них неожиданностью. Очевидно, ее решено было созвать на утреннем совещании у гетмана. И теперь послы, слегка растерянные, смотрели, что будет дальше. Вся площадь была запружена людьми, мальчишки воробьями облепили крыши прилегающих к ней домов.

Наперед вышел есаул и, подняв руку, потребовал тишины. Когда людской гул постепенно утих, в очищенный круг вошел гетман Богдан Хмельницкий. Был он в богатой одежде, в руке булава, усыпанная драгоценными камнями, над головой его держали бунчук. Он минуту постоял молча, внимательно всматриваясь в лица людей и унимая охватившее его волнение. Потом его правая рука с булавой взметнулась над головами людей и над площадью разнесся сильный звучный голос:

— Панове полковники, есаулы, сотники, все Войско Запорожское, и все православные христиане! Ведомо то вам, что уже шесть лет живем без государя в нашей земле в беспрестанных бранях и кровопролитии з гонителями и врагами нашими, хотящими искоренити церковь божию, дабы имя русское не поминулось в земле нашей, что уже вельми нам всем докучило, и видим, что нельзя нам жити боле без царя. Для того ныне собрали Раду, явную всему народу, чтобы избрать государя из четырех, которого вы хочете.

Речь Хмельницкого была четкой, говорил он не спеша, чтобы каждый мог понять и вдуматься в услышанное и решить для себя главное…

— Первый царь есть турецкий, который многажды через послов своих призывал нас под свою власть; второй — хан крымский; третий — король польский, который, буде сами похочем, и теперь нас еще в прежнюю ласку приняти может; четвертый есть православный Великой России государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец восточный, которого мы уже шесть лет беспрестанными молениями нашими себе просим, — тут, которого хотите, избирайте.

Хмельницкий засунул булаву за широкий красный пояс, и освободившаяся рука теперь, словно сабля, рубила воздух в такт его речи.

— Царь турский есть бусурман: всем вам ведомо, какую братья наши, православные христиане греки, беду терпят и в каком суть от безбожных утеснений. Крымский хан тож бусурман; по нужде в дружбу его принявши, нестерпимые беды приняли. Какое пленение, какое нещадное пролитие крови християнской от польских панов утеснения — никому вам сказывать не надо. А православный христианский великий государь, царь восточный, есть с нами единого исповедания. Тот великий государь, шестилетних наших молений беспрестанных не презревши, теперь своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил… Кроме как под его царской высокой рукой, благотишнейшего пристанища не обрящем. А буде кто с нами не согласен теперь, куда хочет вольная дорога!