Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

Мы выпили полбутылки «Джонни Уокера» Уходя, я уже знал, где именно будет устанавливаться первая очередь новых мобильных стратегических ракет «Минитмен». До его отъезда в Штаты мы встретились еще несколько раз. На последней нашей встрече он дал мне два рекомендательных письма на фирмы, с которыми я намеревался установить деловой контакт.

— Будешь в Штатах, заходи обязательно, — сказал он на прощанье. — Позвонишь по телефону, указанному на визитной карточке. Мы с тобой славно проведем время.

«Хьюстоп-Техас» — было на визитке.

В предстоящей поездке в США я, разумеется, намеревался воспользоваться этим приглашением. Но дальнейшие события нарушили мои планы. Что же, человек предполагает, а Бог располагает. Так, кажется, звучит в переводе с испанского известная пословица. Сотрудники ЦРУ, проводившие допросы после ареста, очень интересовались Фрэнком. Я им объяснил, что встреча была случайной, нейтрального характера.

Еще во время нашего приезда в Москву, когда мы ехали на машине, «Веста» как бы шутя спросила нашего куратора Геннадия Савельевича:

— А что скажет Центр, если мы заимеем еще одного ребеночка?

— А что он скажет? Улыбнется ваш Центр, разведет руками и пришлет свои поздравления. А куда ему деваться? Но если серьезно, дети — тоже прикрытие. Через детей заводят нужные для нас знакомства: Давайте, если есть такое желание.

И вот в конце 1969 года у нас родилась еще одна девочка. Роды прошли нормально, как и в первый раз, все в том же Немецком госпитале. Но теперь уже не по причине языка, а потому, что этот госпиталь был, на наш взгляд, в смысле медицинского обслуживания наиболее надежным. Теперь нас стало четверо.

«Весту» очень беспокоили сообщения о состоянии здоровья больной матери. Она опасалась, что, как и я свою мать (недавно пришло сообщение о ее смерти), также больше ее не увидит. Она упросила Центр дать ей возможность на этот раз одной совершить краткую поездку в Союз, легендируя ее ухудшением состояния здоровья своей базельской тетушки. В конце июля 1970 года я проводил жену в аэропорт Эсейса. Две миловидные девушки в форме стюардесс фотографировали пассажиров и всех тех, кто проходил на площадку для провожающих, расположенную на крыше здания аэропорта. Сфотографировали и меня. Мне подумалось: «Что это? Бизнес или работа Интерпола или полиции?»

— И давно это они у вас тут фотографируют? — спросил я служащего аэропорта, покидая площадку для провожающих.

— Да уже с полгода. Это мы сами такой бизнес организовали.

«Бизнес, бизнес, — думал я, направляясь к машине и разглядывая только что отпечатанный, неплохо выполненный фотоснимок. — А бизнес ли это?»

«Боинг» «Люфтганзы» взмыл ввысь, унося «Весту» в Европу. Вернувшись домой, я купил бутылку шампанского и жаренного на вертеле цыпленка, поужинал дома в невеселом одиночестве. Дети находились в доме няни. Я думал о том, как-то все сложится у «Весты».

Рассказ «Весты»

Самолет авиакомпании «Люфтганза» круто набирал высоту. В лучах заходящего солнца слева уплывал Буэнос-Айрес. Внизу простирались мутные воды реки Ла-Платы. Слева в сизой дымке замаячили и исчезли огни Монтевидео. Дальше летели над ночным океаном. Первая посадка в Дакаре, затем Цюрих. Один день в Цюрихе, и я ночным рейсом вылетаю в Хельсинки. Там явка, обмен документов и пароход. И вот — снова Москва.

Мы долго раздумывали, прежде чем предпринять эту поездку. Любая подобного рода поездка может быть чревата неприятными последствиями. Прошло три года со времени нашего последнего посещения Союза. За это время здоровье моей мамы ухудшилось, и она боялась, что мы больше не увидимся. А дети? Младшенькой было почти восемь месяцев, старшая только что переболела ветрянкой. И тем не менее я решилась на эту поездку. Когда-то еще доведется поехать домой. На конспиративной квартире в Москве, в одном из высоких домов на проспекте Вернадского, меня ожидали пятеро мужчин, из которых только двое были знакомы. За чашечкой кофе велась деловая беседа. Обычная встреча вновь прибывшего нелегала с руководством. Все шло нормально, пока один из джентльменов, вроде без всякого повода, вдруг сделал мне комплимент: «Какие же у вас красивые глаза!» «Так хоть за эти-то глаза меня не выдавайте», — мелькнула какая-то совершенно несуразная, необъяснимая, отчаянная мысль. Не более уместная, впрочем, чем сам комплимент. Беседа после некоторого оживления продолжалась, но какое-то непонятное, тягостное чувство с этой минуты овладело мной и не повидало вплоть до самого отъезда. Непрерывно мучили мысли: «Как там дети? Как «Вест»? Все ли у них там в порядке?» Началась бессонница. А если сон и приходил, то заканчивался кошмарами. Пришлось принимать снотворные, чего раньше я никогда не делала.

Встречи, инструктажи, отработка новых, более совершенных средств связи, радиодело, оперативная переподготовка, новые явки, пароли. Предстояла настоящая работа, связанная с перебазированием в США. Накануне отъезда— прощальный обед на конспиративной квартире где-то у Даниловского монастыря. Был Шеф, его зам, куратор, кто-то еще. Шеф вручил мне юбилейную медаль «100-летие со дня рождения В. И. Ленина» и объявил о присвоении мне воинского звания лейтенанта (до этого я была вольнонаемной, привлеченной). Мы подняли рюмки с коньяком, и Шеф приготовился было произнести тост в мою честь, как вдруг оглушительное «бум-м-м-м» медных литавров ворвалось через открытое окно, выходившее в огромный, залитый ярким солнцем двор, после чего грянули звуки похоронного марша. Кого-то хоронили. Рука у Шефа дрогнула. Капли коньяка пролились на белоснежную скатерть.

— Эх, некстати! — невольно вырвалось у него. — Но мы же не суеверны, не правда ли? — тут же поправился он.

— Конечно нет, — отвечала я, а у самой в сердце вошло что-то холодное, недоброе. — Неужели что-нибудь случилось с детьми?

Я с трудом продержалась до конца встречи, усилием воли заставляя себя вести непринужденную беседу, улыбаться. Предчувствие беды, однажды зародившееся еще тут, на первой встрече, теперь уже не покидало меня. Мозг сверлили один и тот же вопрос: «Что случилось? В чем там дело?»

Над этими ее предчувствиями смеялись те, кто вел служебное дознание после нашего возвращения домой в 1972 году.

— Все это лирика, — говорил с усмешкой В. Е. — Какие там еще могли у вас быть предчувствия? Ведь мы же материалисты. Или это не так? Чепуха все это.

Как ошибались эти люди! Люди с огромным опытом оперативной работы. Во время войны они не раз вступали в смертельные схватки с абвером, сажали самолеты с немецкими диверсантами, перевербовывали заброшенных к нам немецких радистов… Вели радиоигры с немецкой разведкой. Где им было поверить или хотя бы прислушаться к каким-то там несерьезным женским предчувствиям? А может, не мешало бы? Как ни странно, предчувствие никогда меня еще не обманывало.