Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

В качестве меры предосторожности я послал Калби Мохаммада впереди ярдах в двухстах как разведчика. Он поскакал галопом, а мы следом тут же рысцой стали спускаться в долину.

Полоса камыша у реки, должно быть, была шириной ярдов четыреста или пятьсот с этой, русской стороны реки, и когда он достиг ее, Калби Мохаммад что-то выкрикнул и вскинул руку, но продолжал спускаться в долину к реке. Я не мог понять, что он имел в виду, поэтому, крикнув остальным, чтобы они продолжали держаться вместе, поскакал галопом, чтобы догнать его.

Я сумел догнать его уже на берегу реки, и наши две уставшие и измученные жаждой лошади погрузились в воду до подпруг, чтобы насладиться столь долгожданным напитком. Река была здесь шириной приблизительно восемь ярдов[111] и глубиной четыре фута.[112] Калби Мохаммад сказал мне, что когда он спускался к реке, он видел несколько человек, укрывшихся в камышах по его правую руку. В этот момент раздался выстрел, и вслед за ним еще выстрелы. Калби Мохаммад и я фактически находились в реке в этот момент, а остальная часть отряда была в двухстах или трехстах ярдах[113] позади, рысью направляясь к нам. В этот момент я в глубине души больше всего боялся, что персы из деревни Наурозабад, находившейся приблизительно в тысяче ярдов[114] от реки, могут подумать, что мы напали на них, и окажут нам сопротивление. Поэтому я забрал у Калби Мохаммада его винтовку и приказал ему скакать как можно быстрее в персидскую деревню, чтобы предотвратить их возможное вмешательство. Я же стоял и поджидал весь наш отряд, мчавшийся уже к тому моменту вскачь во весь опор на соединение со мной. Затем я увидел, что госпожа Мандич, которая была очень слабой наездницей, осталась одна, отстав от всех ярдов на двадцать, с головы у нее упала шапка, и волосы свалились вниз. Она совершенно не управляла своей лошадью, которой вдруг взбрело в голову остановиться в воде среди камышей, чтобы попить! Я предполагал, что меньше чем через минуту весь отряд спрыгнет в воду с обрывистого берега реки, не давая своим измученным жаждой лошадям возможности остановиться, чтобы попить, и выберется по пологому берегу реки на персидской стороне к длинной стене в нескольких ярдах от реки, за которой можно было бы укрыться. Когда они мчались мимо меня, седельные сумки Авал Нура свалились в реку. Он спрыгнул с лошади, чтобы спасти их, и я помог ему опять уложить их на лошадь. Это заняло всего несколько секунд, но когда я снова взглянул назад, то увидел, что лошадь госпожи Мандич спрыгнула с берега реки в воду без наездницы, сама госпожа Мандич лежит на земле, в то время как капитан Искандер — сын Великого князя, скачет назад к ней. Все это время звучали выстрелы, направленные в нашу сторону. Сын Великого князя подъехал к госпоже Мандич и о чем-то говорил с ней. Я боялся, что она могла быть серьезно ранена. Я намеревался узнать, могу ли я ей чем-то помочь, когда пуля, ударившаяся о землю, подняла фонтанчик земли всего в нескольких футах от нее; после этого она вскочила и попыталась взобраться на лошадь позади своего спасителя, но она не смогла это сделать, поэтому она побежала к тому месту, где стоял в реке я, держась за стремя лошади офицера. Когда они добрались до крутого берега реки, в паре ярдов от того места, где стоял я, капитан Искандер поставил свою лошадь внизу под обрывистым берегом, и дама смогла легко усесться на лошадь, и она переправилась через реку и присоединилась ко всем остальным.

Все это выглядело очень театрально, все были в туркменских одеждах, и напомнило мне некоторые сцены из кинофильмов. Огонь с обеих сторон велся все это время. Этот мужественный поступок Искандера при других обстоятельствах был бы, безусловно, отмечен какой-нибудь наградой за храбрость.

Два других русских офицера, как только они пересекли реку и выбрались на пологий берег на персидской стороне, стали стрелять, сидя прямо верхом на лошадях. Их лошади все время вертелись на месте и пытались присоединиться к остальным, которые были уже позади стены, и, конечно, у стреляющих таким образом не было никаких шансов попасть в цель.

Большевики были ничем не лучше; они прятались в высокой траве приблизительно в ярдах четырехстах от нас, вскакивали, чтобы поспешно выстрелить, а потом опять сразу прятались, в глаза бросались их приметные туркменские шапки. Единственный человек, который вел себя как хорошо обученный солдат, был Авал Нур, он лежал на земле и вел точный прицельный огонь. Я оставался в реке, готовый вернуться и прийти на помощь сыну Великого князя и госпоже Мандич в случае необходимости, но они переправились благополучно без всякого вреда, и как только они пересекли реку, я повернул свою лошадь и спешился, и попросил Авал Нура подержать ее, а сам произвел несколько выстрелов в одного человека, который выскочил из камышей и бежал по открытому пространству. Мои выстрелы заставили его передумать, и он убежал назад. Как только весь наш отряд переправился, и мы, и большевики решили прекратить стрельбу, чтобы не нарушать персидский нейтралитет! Они вышли из камышей, а два русских офицера, Авал Нур и я присоединились к остальным нашим товарищам позади стены.

Все были сильно возбуждены, а госпожа Мандич была просто несчастна, поскольку она потеряла свои седельные сумки, в которых были безделушки (мои kleinigkeiten,[115] как она их называла). Позже я узнал, что произошло позади бешено скачущих галопом лошадей и облака пыли, поднятого ими, когда они мчались к реке. Госпожа Мандич в конце концов убедила свою лошадь, что не время пить, и надо быстро скакать, чтобы догнать остальных. Тут она свалилась с лошади, и в то же самое время ее седельные сумки свалились с лошади в нескольких ярдах от нее. Она отказывалась уходить без своих седельных сумок, и сын Великого князя спорил с ней и что-то ей доказывал в связи с этим, когда большевистская пуля, одна из многих, пролетевших где-то недалеко от каждого из нас в тот день, попала в землю буквально рядом с ней. Это убедило ее, наконец, бросить свои драгоценные сумки, и она попыталась, как я мог видеть, сесть на лошадь позади капитана Искандера.

Я был, естественно, раздосадован на мадам Мандич, из-за того, что она подвергала и свою, и чужие жизни смертельной опасности из-за каких-то своих безделушек. Тут она мне сказала, что в сумках были не kleinigkeiten, а драгоценности. На это я ответил, что весьма глупо класть небольшие по размеру ценности в седельные сумки. Такие вещи человек должен перевозить на себе. Тут вся правда и открылась. В течение нашего двухмесячного пребывания в Бухаре мадам Мадич занималась тем, что покупала себе платья из великолепного бухарского шелка. Результатом ее трудов оказалось семь прекрасных платьев, находившихся в пропавших сумках! Это привело меня в еще большее негодование, поскольку я говорил, что мы не должны перегружать своих лошадей бесполезными вещами, и брать мы должны были только еду и абсолютно необходимые вещи. Лошади должны были везти нас около шестисот миль с очень малом запасом еды и воды, от которых зависела наша жизнь.