Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

На следующее утро мы встали в половине девятого и оказались в очень плотном и холодном тумане. Позже он рассеялся, и мы увидели, к своему страху и разочарованию, что, хотя после пересечения реки мы и проехали достаточно большое расстояние, мы все еще были достаточно близко к реке и могли видеть деревья, растущие вдоль реки. Всегда оставалась возможность, что большевики могли услышать, как мы переправлялись, и послать за нами вдогонку людей. Я был уверен, что обязанность нашего персидского арестанта в том и состояла, чтобы предупреждать большевиков о подходах таких подозрительных групп.

Мы проехали несколько колодцев, у одного из которых мы остановились и попили чай из растопленного снега, и остро почувствовали нехватку еды. Мы видели несколько газелей и зайца, но не смогли подстрелить их. Попадалось также несколько песчаных куропаток. Снова опустился сильный туман. По своему компасу я мог видеть, что мы уклоняемся от маршрута, но наш проводник сказал нам, что все в порядке, и он знает, куда он нас ведет. Внезапно мы поехали по следам большой группы людей, и мне потребовалось минуту или две, чтобы понять, что мы сделали круг и снова едем по своим собственным следам! Теперь проводник признался, наконец, что мы заблудились, таким образом, мы, двигаясь по нашим следам, приехали к колодцу, где мы пили чай. Мы отъехали от него снова в шесть и на полпути снова заблудились, поэтому снова остановились. Была холодная, морозная ночь. Мы проехали в целом двадцать шесть миль, из которых шесть было потрачено на бесцельные блуждания. Это раздражало, учитывая опасность нахождения невдалеке большевиков, охранявших железную дорогу, и нехватку у нас еды.

На следующее утро мы выехали в восемь и проехали рядом с двумя колодцами, которые проезжали предыдущим днем. Через четырнадцать верст мы подъехали к группе из пяти колодцев, называющихся Кокчу, у подножья бросающегося в глаза холма. Мы не смогли набрать воды, так как колодец был слишком глубокий, поэтому, немного отдохнув, мы отправились в путь дальше и в шесть вечера мы подъехали к колодцу с хижиной около него под названием Гумбузли Теке, где мы нашли человека с одним верблюдом, достававшим воду из колодца, которой и напоили наших лошадей. Этот колодец был глубиной сто тридцать пять футов.[110] К этому времени у нас совсем закончились наши собственные продукты, и мы ели зерно, предназначенное для лошадей, которое мы прожаривали или варили. Человек у колодца сказал, что он из соседнего лагеря, и мы уговорили его дать нам немного еды. Мы послали с ним одного из наших проводников, чтобы он взял эти продукты. Мы ждали его возвращения в течение часа, но он не возвращался, поэтому мы пошли в темноте за ним, и через некоторое время увидели впереди огонь. В этой стране очень опасно неожиданно, врасплох подходить к людям в ночное время. Они склонны сначала начать стрелять, а уж потом смотреть и разбираться, что это было; поэтому мы стали им кричать. В ответ они стали кричать «Убирайтесь или мы будем стрелять». Потом наш проводник подошел к нам вместе с одним из тех людей, которой объяснил нам, что они были шайкой разбойников; это объясняло, почему они не остановились около колодца, а остановились лагерем в одной версте от него и послали одного человека к колодцу за водой.

Они боялись нас и, конечно, стали бы стрелять, если бы мы подошли еще ближе к ним. Бороться с ними было бесполезно, поэтому мы отошли немного назад, так, чтобы они не могли видеть нас в свете костра, а они пообещали прислать нам немного еды. Вскоре, как только мы немного отошли, они крикнули нам, что у них ничего нет для нас, и нам лучше убираться совсем. Все это было весьма утомительно и печально, так как мы были очень голодными. Зато у нас была отличная вода, которой у нас, возможно, и не было бы, если бы наткнулись на этих весьма мало приятных людей у колодца.

Мы возвратились на тропу, по которой мы двигались в течение часа и приехали к колодцу с хижиной под названием Крест. Здесь мы в темноте потеряли дорогу, так как вся земля была истоптана следами овец. Мы потратили час впустую на поиски тропы, а затем пошли и заночевали в хижине. Мы думали, что у нас совсем закончилась еда, но тут кто-то обнаружил немного муки. Мой слуга Хайдер, было, собрался испечь для нас чупатти, но госпожа Мандич стала настаивать на том, чтобы испечь что-то еще, что повлекло за собой поиски соды, которая у нее где-то была. Это продолжалось так долго, что я лег спать совсем без всякой еды. Голод сказывался на наших характерах. Я помню, что был весьма раздосадован на нее.

Утром, как раз когда мы собрались уже выезжать, прискакал туркмен. Он направлялся из Пендждеха в Саракс и ему пришлось ужинать вместе со вчерашними разбойниками. Они очень нервничали из-за его появления, думая, что он был нашим человеком, засланным, чтобы разузнать численность их шайки и их вооружение. Этот туркмен рассказал нам, что, как только разбойники прогнали нас прошлой ночью, они собрались и быстро уехали, опасаясь, как бы мы не напали на них ночью.

Наш персидский арестант к этому времени вполне освоился со своим положением, хотя мы и не ослабляли своих мер предосторожности. Он знал немного эту местность — во всяком случае лучше, чем наши проводники. Положение с продовольствием было серьезным, и я подумал, что мог бы, если повезет, подстрелить какую-нибудь дичь. План охоты, предложенный русскими, состоял в том, чтобы направиться всей толпой и всем вместе стрелять по цели, которую видно, пока она не скроется из глаз. Наш арестант, оказалось, лучше был знаком с повадками местной фауны пустыни. Я подумал, что вместе с ним мы сможем преуспеть в охоте настолько хорошо, что взял его с собой, чтобы попытаться добыть немного мяса. Нам встретилось несколько стай песчаных куропаток, которые, вероятно, кормились на участках снега. Я видел несколько лис и около тридцати газелей. Я подобрался к последним на расстояние приблизительно сто пятьдесят ярдов, но мой выстрел оказался неудачным. Я пользовался старой бухарской трехлинейной винтовкой, о которой не очень хорошо заботились в бухарской армии. Это было неутешительно. Но в целом все оказалось хорошо, когда мы позже утром приехали в туркменский лагерь, где мы купили хлеб и баранину, и у нас еще было четыре часа времени, чтобы приготовить еду и поесть.

Вечером мы добрались до колодца, называвшегося Гумбезли, где мы надеялись встретить людей, которые бы помогли нам поднять воду из колодца и дали еды. Однако там никого не оказалось, и у нас возникли трудности и задержка с подъемом воды из шестидесятифутового колодца. У нас ушло три часа на то, чтобы дать каждой из наших тридцати лошадей по одному ведру воды. У нас с собой было одно ведро. Второе ведро сократило бы это время, поскольку можно было бы его опускать в колодец в то время, пока лошадь пьет из другого ведра. Я даже поссорился с одним из русских из-за того, что он хотел дать своей лошади два ведра воды. Если бы мы все так поступили, мы никогда не закончили бы поить своих лошадей. Если бы мы встретили хороших туркмен с одним или двумя верблюдами, мы могли бы заполнить корыто водой всего за несколько минут. И еще я подумал, находясь в этом месте, что в пустыне было так мало хороших мест, которым можно было дать название, что казалось странным и ненужным двум близко расположенным местам давать почти одинаковые названия — Гумбузли Теке и Гумбезли.