Женские истории в Кремле - Галина Николаевна Красная

актеров засыпали цветами. Среди прочих восторженных зрителей был и Владо. Они встретились глазами. Татьяна тут же отметила про себя, как он потрясающе красив. Она подумала, как умело он носит мундир, как хорошо держится. Именно в этот вечер она полупила от Тито знаменитую корзину черных роз. Маршал покинул страну. Больше они не виделись. Но всякое ее появление в главной роли отмечалось корзинами теперь уже кроваво-красных роз. Свой дом… Как давно она мечтала о нем. В нем она могла быть полновластной хозяйкой, общаться с тем, с кем она хотела общаться, и отмечать свой любимый Татьянин день. Теперь этот дом у нее был. Деятельность мужа привела к тому, что на них посыпались блага, словно манна небесная. Они отдыхали в Переделкино, лечились в кремлевской больнице и получали продовольственные пайки, содержащие немыслимые для тех времен деликатесы. Меньше всего Татьяне хотелось посещать больницу, но с легкой руки ее шофера Юрки, разбившего «мерседес», она все-таки туда попала. Ссадина была ерундовой (рассечена бровь), но то количество заботы, которое она встретила в больнице, просто поразило ее. Белобрысый, курносый 19-летний Юрка попал в эту аварию по глупости. Обычно он возил Татьяну на «москвиче», но когда тот забарахлил, Юрке пришлось пересесть на «мерседес». Обе эти машины, конечно, здорово отличались друг от друга, и Юрка просто не учел этих обстоятельств. В 6 часов утра они возвращались с ночной съемки. Погода была мерзкая, холодная. Татьяна сидела на переднем пассажирском сиденье. По дороге домой им пришлось пересекать трамвайные пути. Юрка решил, что успеет проскочить через рельсы, прежде чем показавшийся вдали трамвай доедет до этого места. Однако, когда автомобиль переезжал через вторые рельсы, мотор неожиданно заглох. Трамвай, словно лишенный управления, несся прямо на них. Юрка бросился к нему, стал размахивать руками, но трамвай как будто был без водителя. Отскочив в сторону, Юрка не своим голосом крикнул Татьяне, чтобы она выскакивала. Та успела только открыть дверцу — и ее ударом выкинуло в сугроб. Чуть позже выяснилось, что вожатая просто задремала, а когда очнулась, делать что-либо было уже поздно. Протокол составлять не стали — пожалели женщину.

Карьера ее мужа Бориса развивалась как нельзя лучше. Он получил Сталинскую премию за «Непокоренных». Татьяна нашла это очень странным, так как не считала «Непокоренных» каким-то особенным произведением. Она понимала, что премию он получил только потому, что умудрился издать эту книгу огромными тиражами на всевозможных языках.

Татьяну несколько обескуражили вдруг свалившиеся на их голову блага. Борис приносил ей самые невероятные пропуска. Один из них — пропуск на паперть Богоявленского патриаршего собора на праздник Пасхи. Она и не представляла о существовании таких пропусков! Обычно они выдавались дипкорпусу, но иногда еще и тем, кто мог достать их по блату.

Татьяна очень любила обращаться к опыту прошлых лет. Она болезненно воспринимала современную интеллигенцию и видела, как невыгодно та отличалась от дореволюционной. Она видела обласканных правительством выскочек-писателей, художников, специализирующихся в написании портретов членов ЦК. Ее охватывал ужас, когда она не могла найти в интеллигенции тех настоящих, предопределяющих черт, которые и позволяют назвать человека интеллигентом. Современное ей высшее общество представляло собой группу однообразных вождей, их жен и детей. Они все были одинаково неприятны ей. В глазах Татьяны они были серыми, с пустыми глазами и лицами, лишенными каких бы то ни было человеческих страстей. Говорить с ними было сложно и неинтересно. Творческая интеллигенция с течением времени становилась похожей на них. Не исключением были и Борис, и Садкович, и Константин Симонов.

Татьяна посещала приемы, устраиваемые Всесоюзным обществом культурных связей с заграницей (БОКС). Там собирались, как правило, по-настоящему воспитанные, интеллигентные люди, витал совершенно иной дух. Этим воздухом хотелось дышать и наслаждаться. Старинный особняк нежноголубого цвета, в котором находился БОКС, уже сам по себе располагал к приятному общению. Все здесь — деревья, гардины, мебель, свет — настраивало на духовность. Именно здесь Татьяна встретила Зою Федорову — актрису прошлого поколения. В тот момент у Зои был роман с американским морским офицеров. Это была на удивление красивая пара. Они не стеснялись своей любви и не скрывали ее. Здесь же Татьяна встретила своего давнего возлюбленного — выдающегося советского пианиста Гилельса. Он был искренне рад встрече. На Татьяну сразу нахлынули воспоминания. Много лет назад они встретились в Горьком, и талантливый пианист полюбил ее на всю жизнь. В эту встречу он признался, что не пропускал ни одного спектакля с ее участием, по нескольку раз смотрел фильмы, в которых она снималась. Он следил за всеми переменами в ее жизни. Знал о муже, дочери, ее поездках за границу, любви к ней Тито. Татьяна испытывала к Гилельсу такие же нежные чувства и могла бесконечно слушать музыку, рождавшуюся под его волшебными пальцами.

Забеременев от Бориса, Татьяна решила во что бы то ни стало избавиться от ребенка и сделала аборт у какого-то кустаря. И вот она снова попала в Кремлевку. Ее откачали. С трудом, но откачали. Татьяну стали мучить кошмары, тревоги, она впадает в депрессию, ей чудились странные вещи. Вытащивший ее с того света доктор Корчагин предложил обратиться за помощью к психиатру — пожилой еврейке. Вопреки ожиданиям, врач оказалась холодной и безразличной. Она чуть ли не открытым текстом сказала больной: «Что, с жиру бесишься?» Расстроенная Татьяна пошла к своему доктору. Он как мог утешил ее, говоря о том, что нельзя винить эту женщину. Через ее руки проходит вся гниль нынешней власти, и той особенно невыносимо общаться с женами партийных боссов. Эти крестьянские девки в соболях представляли из себя настоящий театр абсурда. В большинстве своем они были здоровы, больница же для них служила эдаким развлечением. Тем более, что меню здесь не уступало меню в ресторане «Националь». Среди них трудно было найти умное, обаятельное лицо, даже красивые черты не могли скрыть неприглядной сути.

Пока Татьяна лежала в больнице, она порядком устала от бесконечных назойливых приставаний этих женщин, которые ради престижа постоянно искали знакомства с ней. Татьяна очень тяжело пережила этот аборт. У нее пропал аппетит, пропало желание видеть людей и вообще жить. Она не могла найти оправдания для себя. Ситуацию усугубило и общество неприятных для нее людей, находившихся в больнице. Выписавшись, она уехала в Переделкино. Татьяна всегда тяжело переживала непонимание, зависть, обращенную к ней. На одном из приемов, где она была вместе с Валей Серовой, до ее ушей донесся чей-то громкий шепот. Говоривший надеялся на то, что она это услышит: «Две суки продали