Виктория Федорова - Дочь адмирала
— Тогда зачем же его потребовали? — спросила я.
Мужчина пожал плечами.
— Не знаю. Если хотите, мы его приобщим к вашему делу, но в этом нет никакой необходимости.
— Приобщайте, — сказала я и вышла.
Дни походили один на другой и тянулись мучительно медленно. Я не виделась почти ни с кем из друзей, потому что сидела дома в ожидании телефонного звонка. Может, оно и к лучшему — не хотелось знать, сколько моих друзей поняли вдруг, что дружба со мной не так уж и безопасна.
Конечно же, позвонил Коля, не в силах побороть желание помучить меня.
— Проверяю, дома ли ты. Кто знает, долго ли ты еще сможешь отвечать на звонки, наделав столько глупостей.
— Я вешаю трубку!
— Погоди! — закричал он и продолжал уже более мягким тоном: — Послушай, Вика, ты мне так нужна! И я тебе нужен. Вспомни, сколько у нас было хорошего.
— Я помню, сколько было плохого, — сказала я и шмякнула трубку.
Кроме мамули, единственным человеком, с которым я часто встречалась, был Борис, или, как я звала его, Боря, — танцовщик из Большого театра. Милый человек, питавший ко мне самые нежные чувства, он, к сожалению, появился в моей жизни в самое неподходящее время. Он признался мне в любви, был очень добр, но я не могла ответить ему взаимностью. Все мои мысли были заняты отцом, и я хотела лишь одного: чтобы он дожил до нашей встречи.
Медленно текущие февральские дни скрашивали только звонки Ирины. К тому же они были хорошим знаком — раз она дозванивалась до меня, значит, ее звонки пропускали.
От Ирины я узнала, что весь мир читает обо мне и моем желании встретиться с отцом. Москва хранила молчание. Ирина посоветовала мне держаться подальше от газетчиков, которые хотят заключить со мной сделку об эксклюзивном интервью, но я ответила, что этот человек, Генри Грис, уже несколько раз звонил и сказал, что отец подписал соглашение с газетой. Как бы ни любила я Ирочку и ни доверяла ей, я понимала, что мне следует поступать в соответствии с желаниями отца.
В телефонных разговорах Ирина то и дело упоминала имена то Кеннеди, то форда, то сенатора, то конгрессмена — имена людей, которых я и знать не знала. Я каждый раз отделывалась невразумительными возгласами «О-o!» или «В самом деле?», делая вид что все замечательно и я их всех прекрасно знаю. Я понимала, зачем она кидается именами знаменитых людей — конечно, для КГБ, который, по ее твердому убеждению, прослушивал все наши разговоры.
От нее я узнала также, что пишут газеты за пределами моей страны. В одной газете появилось сообщение, что я уезжаю в Сибирь сниматься в новом фильме. Я сказала ей, что это ложь. Я договорилась с директором студии, он пообещал не занимать меня в новом фильме, пока не решится вопрос о моем выезде к отцу.
Ирина поинтересовалась, знаю ли я Джона Линда, с которым до его высылки из России, по мнению газет, у меня были отношения наподобие тех, что связывали моих родителей. Я рассказала Ирине, что с англичанином Джоном Линдом мы действительно дружили, когда вместе учились в институте. Если Джон Линд и был влюблен в меня, то для меня это осталось тайной.
Многие годы я не видела Джона Линда и ничего о нем не слышала, но, когда газеты начали писать обо мне, получила от него очень милое письмо. У него возникла идея приехать в Москву и предложить себя властям в качестве заложника на все то время, пока я буду в Соединенных Штатах. Я написала ему, поблагодарив за проявленную доброту.
На смену февралю пришел март, и мне казалось, я сойду с ума, день ото дня ожидая телефонного звонка с предложением прийти за визой и другого звонка—о смерти отца.
Наконец восемнадцатого марта раздался звонок, и холодный жесткий мужской голос произнес:
— Федорова В.?
—Да.
— Принесите деньги — в рублях — и паспорт. Вам предоставлена виза сроком на три месяца.
Трубку повесили.
На мой крик из своей комнаты, прижимая руку к сердцу, прибежала мамуля.
Я схватила ее и закружила по комнате.
— Виза! Я получила ee!
ИРИНА КЕРК
Ирина ехала в Бриджпорт, штат Коннектикут; где ей предстояло прочитать лекцию в местном храме.
Она неважно себя чувствовала, так и не оправившись после Лос-Анджелеса, и машину вел ее сын Марк. Попросив Марка не выключать радио, она удобно расположилась на заднем сиденье.
Подъехав к храму, он разбудил ее.
— Мама, мы приехали, но тут явно что-то происходит.
Еще не проснувшись как следует, она выглянула в окошко и увидела толпу людей. Едва она отворила дверцу машины, к ней подбежал мужчина с магнитофоном и микрофоном в руках.
— Доктор Керк, — обратился он к ней, — какова ваша реакция?
— На что?
Мужчина поднес микрофон поближе:
— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
— Не знаю.
— Виктория получила визу.
Ирина заплакала.
Вернувшись домой, она тут же заказала Москву. Зоя объяснила, что Виктории нет дома, бегает по всяким делам, связанным с визой. Женщины поболтали о радостном событии, и Зоя сказала, что, вернувшись домой, Виктория позвонит ей.
Ирина попыталась дозвониться до Джека Тэйта, но его телефон был все время занят. Она понимала почему. У нее самой телефон звонил почти безостановочно, друзья поздравляли, репортеры просили интервью.
Виктория позвонила на следующий день.
— У меня просто замечательный отец, — сказала она. — Он посылает сюда Генри Гриса, но вы никому об этом не рассказывайте. Отец оплачивает ему билет, чтобы он забрал меня отсюда. Отец не хочет, чтобы я летела одна.
Очевидно, Виктория не до конца поняла суть заключенной с газетой сделки.
— Вика, это означает, что я не увижу тебя, — воскликнула Ирина.
— Как — не увидите? — в голосе Виктории прозвучали нотки обиды и раздражения. — Вы ведь обещали встретить меня в аэропорту.
— Да, обещала. Но Грис и его люди даже близко не подпустят меня к тебе.
— Как так? Они что, думают, что везут тряпичную куклу? Я им кое-что скажу. Я уже объяснила Генри Грису, какую огромную роль сыграли вы в моей жизни, что, если б не вы, ничего вообще бы не было. Я знаю, он понял.
Ирина постаралась успокоить ее. Очевидно, командовал всем Генри Грис, зачем же огорчать Викторию? Все кончено.
Повесив трубку, она снова набрала номер Джека. Ответил незнакомый мужской голос:
— Сожалею, но вы не сможете поговорить с ним.
— Я не репортер. Мое имя Ирина Керк.
— Вы не сможете поговорить с ним.
— Почему?
— Послушайте, леди, я всего лишь исполняю приказ.
Раздался щелчок, телефон отключился.
Ирина продолжала сидеть, держа в руке трубку и вслушиваясь в доносящийся по линии гул. Она была потрясена. Шестнадцать лет неустанной работы, наконец момент триумфа, — и она оказывается совершенно оттеснена.