Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

8/ IX, 1927

«Часто я люблю бродить одна…»

Часто я люблю бродить однаПо туманным набережным Сены,Слушать, как играет тишинаЛасковым, мучительным и тленным.

Жизнь моя! Уж мне себя не жаль,Милая! Я этого не стою.Пусть одна бессменная печальНепробудно ляжет надо мною.

В мире есть одна большая грусть,Лишь она — жива и неизменна.Я когда-нибудь не возвращусьС опустевшей набережной Сены.

9/ IX, 1927

«Отяжелела душа…»

Отяжелела душа.Мелко-мелко дрожат ресницы.На мосту замедлю шаг —Мне ведь некуда торопиться.

Жутким кажется Нотр-Дам.А внизу чернеет вода.

Спотыкаюсь на каждом шагу,На холодном ветру коченея.Только знаю, что не смогу,Всё равно — не сумею.

Над Парижем небо в крови…— Мыслитель, благослови!

10/ IX, 1927

«День прошёл без меня…»

День прошёл без меня.День прошёл. И беде не помочь.Но мне жаль бесполезного дня,Соскользнувшего в тихую ночь.

Завтра — время кляня —Снова ждать роковой темноты,Отцветанья ненужного дня,Чтоб назвать его снова пустым.— Ведь и тыБез меня.

18/ IX, 1927

Из дневника («В тот день ни купол неба мутно-синий…»)

В тот день ни купол неба мутно-синий,Воздвигнутый над городом, как храм,Ни красота архитектурных линий,В туман закутанного Нотр-Дам,Ни глубина Латинского кварталаНе радовала и не волновала.

И не было трагедии, ни фраз,Звучащих патетически. А простоМне было скучно. И в ресницы глазВплетался мутный, синеватый воздух.И долго я стояла на мосту,Уныло вглядываясь в пустоту.

И вызвал вдруг впервые цепкий страхСреди фигур у левого порталаСвятой, которого не раз видала,Держащий голову свою в руках.За мной следил, как некий тайный зритель,И, может быть, благословлял Мыслитель.

А дома — знала — безнадёжный круг,Где время крутит часовые стрелки,А на столе — немытые тарелки,На лицах — боль и на губах — испуг.А я люблю весёлый, звонкий смех,Быть может, больше всех, сильнее всех…

В тот день без шляпы, с спутанной причёской,Бродила я по берегам реки,И на мосту в лицо мне ветер хлёсткийХлестал и жутко холодил виски.И ничего как будто не случилось,А просто всё ушло, переменилось.

На набережной там, в последний разЯ ощутила странное волненье,При сочетанье пёстрых: слов и фраз,Что прежде называли вдохновеньем,Что прежде было счастьем и мечтой,А после — тоже стало пустотой.

Я в этот день не понимала — где я?Мне всё хотелось что-то рассказать,Быть с кем-то ласковее и нежнее,Кому-то письма длинные писать,И лечь в постель, сжимая нервно пальцы,Чтоб больше никогда не просыпаться.

19/ IX, 1927

«Ясней и ясней синяки под глазами…»

Ясней и ясней синяки под глазамиИ яркость накрашенных губ,С тех пор, когда губы впервые сказали:«Зачем я себя берегу?»

Он горек, мой жребий: в тоске подневольной,Жечь день за мучительным днём,Чтоб вечером снова обидно и больноКлеймить себя страшным клеймом.

На всех перекрёстках упрямо и долгоКричать о неистовом зле,Что я не исполнила страшного долга,Что страшно мне жить на земле.

Что больше нет силы, нет силы, нет силыЯ стала покорно слаба,И глупой гримасой улыбка застылаНа сжатых, безмолвных губах.

И буду кричать я, и буду томиться,Скую себя тихой тоской,А счастье, как милая Синяя Птица,Так близко и так далеко.

20/ IX, 1927

«Побледневшая, встала у зеркала…»

Побледневшая, встала у зеркала.В коридоре, за дверью — шаги.И зачем я себя исковеркалаНа забаву себе и другим?

Беспощадную повесть слушая,— И жалея меня, и любя —Ты мне только скажи, что не хуже яМногих женщин, любивших тебя.

23/ IX, 1927

«Взгляд в пролёты улиц брошен…»

Взгляд в пролёты улиц брошен.Темнота и тишина.Эта жизнь опять роскошнаОт любви и от вина.

Не ломай ночные чары,Ничего не говори.Вдоль блестящих тротуаровУбегают фонари.

Убегают, пропадают,Зарываются в туман.И, как скалы, нависаютНепробудные дома.

Завтра станет жизнь понятна,И душа укрощена.Под глазами лягут пятнаОт тоски и от вина.

И ничто не будет странным,И погаснет на зареСвет тревожный, свет обманныйЛиловатых: фонарей.

1/ X, 1927

«В Сен-Сюльпис, где всегда тишина…»

В Сен-Сюльпис, где всегда тишина,В пределе строгом святой Женевьевы,У самого алтаряОзарить весёлым дрожащим пламенемБледную свечку,За больную, маленькую Жинетт.

1/ X, 1927

«За все обиды и упрёки…»

За все обиды и упрёки,За зло, в котором я жила,За все просроченные срокиИ не свершённые дела,

За бесполезное шатанье,Как белка в глупом колесе,За дни ненужные, за всеНе сдержанные обещанья.

За всё, чем я была жива,Чего ждала и что жалела,За очертанья улиц белых,Когда кружилась голова,И за твои, твои слова,Звучащие легко и смело…

1/ X, 1927