Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

Вот бы, думал он, адмиралтейские «лорды и начальники» проявили такую же щедрость и понимание. Но они явно вознамерились держать его в подвешенном состоянии — «настоящая волчья стая». Помимо всего прочего, Нельсону не давало покоя, лишь усиливая его недовольство, упорное нежелание власти наградить его медалью за победу над датчанами. А ведь он ценил ее дороже, чем герцогский титул, он прямо говоря об этом Сен-Винсену. Но медалью и не пахло, а почему, горько сетовал Нельсон, спросите лорда Сен-Винсена.

В ответ на просьбу о предоставлении отпуска по состоянию здоровья последовал совет Трубриджа потеплее одеваться. «Неужели он так заботится обо мне? — риторически вопрошал Нельсон, прекрасно осведомленный, насколько не одобряет его отношений с леди Гамильтон его близкий в прошлом друг, однажды названный им лучшим моряком на службе его величества. — Да нет, конечно, но не важно». «А ведь мог бы вспомнить, — говорил Нельсон Эмме, — что это я добыл ему медаль за Нил». И вообще «благодаря кому он стал известен?.. Кому обязан своими титулами, званиями, наградами, тысячью унций при отсутствии, сколь я знаю, каких-либо расходов? Кто обеспечил ему 500 фунтов в год от неаполитанской короны?.. Нельсон. И вот благодарность. Я прощаю ему, но, видит Бог, забыть не могу».

«Я видел лорда Нельсона три дня назад, и он был чрезвычайно разочарован отказом адмиралтейства предоставить ему отпуск, — пишет капитан Харди. — Судя по всему, в Лондоне только и знают, что ставить ему палки в колеса. Я думаю, лорд С.-В. хочет ему немного подрезать крылышки, и, конечно, булонское дело оказалось в этом смысле весьма кстати. А Трубридж как истый политикан бросил старого друга, которому обязан всеми своими почестями».

Уильям Питт, вынужденный, в результате неудачной попытки провести акт, облегчающий положение католиков-ирландцев, оставить недавно пост премьер-министра и сделавшийся главой государственной картографической службы в правительстве Генри Аддингтона, выражал Нельсону сочувствие, полагая весьма странным то, что его держат на море, когда война, по существу, кончилась.

«Мне давно пора греться у камелька в компании добрых друзей», — жаловался Нельсон. А так, живя в холодной каюте, он схватил тяжелую простуду, его то и дело преследовали приступы морской болезни, неотступно ныли зубы. Помимо того, как он мрачно сообщал Эмме, никак не удавалось привести в порядок желудок, да и лихорадка время от времени давала о себе знать. Порой ему казалось, что никогда уж он не согреется, перо из рук выпадает. Питт пригласил его на обед, но «я, — пишет Нельсон Эмме, — отказался, ни с кем не хочу садиться за стол, пока с тобою, верным моим, единственным другом, не увижусь… Если я раздражен, ты должна меня простить — на то есть причины, великий Трубридж все для этого делает».

Беспокоило Нельсона не только здоровье. Условия, на которых английское правительство готовилось заключить мир с французами, представлялись ему неприлично выгодными для противника. За что же тогда Англия боролась все это время? «Пусть сейчас у нас мир, но я считаю, все французы должны жариться в аду». Кроме того, Нельсону не давали покоя толки относительно его неудачи в Булони, повлекшей якобы слишком много ненужных потерь. «Дьявольские козни продолжаются, — писал Нельсон в адмиралтейство. — Все идет в ход, вплоть до расклейки газет на улицах Диля с целью восстановить матросов против Нельсона, готового повести их на бойню… То же самое в Маргейте — стоит сойти людям на берег, как отовсюду слышится: «Неужели вы снова пойдете на убой?» Об этом толкуют в кают-компаниях, среди мичманов и так далее… Судя по всему, я теперь не слишком-то популярен среди офицеров и матросов… Всерьез полагаю, лучше бы мне оставить нынешний пост».

Не забывал Нельсон и о доме в Мертоне, о расходах на покупку и ведение хозяйства. Отчет маркшейдера оказался убийственным: «Дом хрупкий, перекрытия старые, места мало, почти негде уединиться, отдохнуть». Поблизости — общественные дороги, почва истощена, вода в канале грязная, практически черная, местность сырая, в общем, заключает маркшейдер, благородному семейству здесь делать нечего, лично он впервые сталкивается с таким неуютным местом. Да, но Эмма сердцем прикипела к нему, и если, пишет Нельсон, после «всех (своих) трудов на благо страны» он не может себе позволить купить его, «пусть все катится к черту, (он) уходит в отставку». Эмма должна стать «Верховной Правительницей всех земель и вод Мертона, а мы все — твои гости, обязанные подчиняться любым законным распоряжениям». Поскольку Нельсон отказался принять от сэра Уильяма деньги на все, кроме доли в текущих расходах (когда таковые появятся), дом полностью обустраивается им. «Тебе я могу сказать, — пишет Нельсон Эмме. — Душа моя слишком велика для моего кошелька, и все же я всерьез желаю купить все для дома сам, вплоть до простынь, полотенец и т. д.». Нельсон ясно дал понять — он не хотел бы выделять помещений для книг сэра Уильяма и тем более его слуг. Иметь дело с адвокатами, агентами, прежним владельцем, который упорно не желал выезжать из дома, Нельсон предоставил Эмме, однако же неустанно бомбардировал ее поручениями: смотри, чтобы тебя на обвели вокруг пальца; оба берега канала надо обнести сетками, а то Горация, не дай Бог, свалится в воду; не забудь напустить в канал рыбу, только не всякую, с выбором, ведь не зря сэр Уильям, а он в этих делах дока, говорит, будто «одна порода истребляет другую». Эмме также следует научиться сдерживать себя при виде уволенных со службы матросов, ибо «по своей доброте она любого нищего в дом впустит». Ну и конечно, надо держаться подальше от принца Уэльского. «Уверен, людей королевской крови ты в свой дом не допустишь, — говорится в одном из писем. — Таких наглецов свет не видывал». И в другом: «Еда у нас будет простая, но вино хорошее, и для друзей двери всегда открыты. Но никто из великих не потревожит наше мирное жилище. Ненавижу их всех… Обратим мысли к нашей славной ферме. Что бы ты там ни сделала, все будет правильно и хорошо… Можно избавиться от нынешней мебели и купить новую, а старую на этих днях отправить в Бронте».

«Обожаю свинину и домашнюю птицу, — говорится в очередном пространном письме. — Овцам, конечно, нужна трава… Надо бы купить книгу по фермерству… При тебе любая живность будет размножаться, ведь ты вряд ли пустишь кого-нибудь на убой… Смотри только, чтобы животные никуда не разбегались, в это время года от них земле одна польза… А церковь в Мертоне есть? Мы должны подавать пример добропорядочности местному люду… Покупать будем тоже у местных, зачем нам приезжие (впоследствии Нельсон будет с удовольствием повторять их ласкающие слух пасторальные имена: мясник Гринфилд, конюх Пиртри, москательщик Вудмен, сыровар Уайлд, торговец спиртным Стоун, наконец, Футит — «солод, хмель и т. д.»), и постараемся сделать так, чтобы они нас своими заботами не обходили»[46].