Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

Таким образом, от имени Советской власти в систему государственного управления вводится несправедливая, безжалостная мера наказания безвинных людей. Исходя из вседозволенности, чекисты захватывают заложников сотнями, многие из которых были расстреляны.

В циркулярном письме ЦК РКП(б) ко всем членам партии – комиссарам, командирам и красноармейцам осенью 1918 г. указывалось: «Нужно железной рукой заставить командный состав, высший и низший, выполнять боевые приказы ценою каких угодно средств… Красный террор сейчас обязательнее, чем где бы то ни было и когда бы то ни было… Командный состав должен быть поставлен перед единственным выбором: победа или смерть»[504].

«– Без серьезных и опытных военных нам из этого хаоса не выбраться, – уверял Троцкий Ленина, на что следовало сомнение:

– Да как бы не предали…

– Приставим к каждому по комиссару, – предлагал наркомвоенмор.

– А то еще лучше двух, – соглашался председатель Совнаркома»[505].

Получив от Ленина одобрение своим действиям, Троцкий телеграфирует: «Казань Реввоенсовет. Раскольникову.

…При сомнительных командирах поставьте твердых комиссаров с револьверами в руках…»[506]

Ленин – Троцкому: «Удивлен и встревожен замедлением операций против Казани… По-моему, нельзя жалеть города и откладывать дальше, ибо необходимо беспощадное истребление…»[507]

Одной из причин казанской катастрофы председатель Реввоенсовета республики считал «отсутствие револьверов». «Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможностей»[508]. Троцкий наводил «революционный порядок» в войсках пулеметами и пушками именного бронепоезда, в котором имел и «золотой» фонд партии – «рукастых коммунистов».

«…Нам необходимы крепкие заградительные отряды из коммунистов и вообще из боевиков, – уверял Троцкий Ленина. – Надо заставить сражаться. Если ждать, пока мужик расчухается, пожалуй, поздно будет.

– Конечно, это правильно, – отвечал Ленин, – только опасаюсь, что и заградительные отряды не проявят должной твердости. Добер русский человек; на решительные меры революционного террора его не хватает…»[509]

Хорош разговор руководителей Советской России, загородившихся отрядами «из коммунистов и вообще из боевиков» от русского народа, который «добер» и «на решительные меры революционного террора его не хватает». Большевистские вожди были правы, ибо русские никогда не были палачами, предпочитая быть освободителями.

Единодушие Ленина и Троцкого в разговоре о необходимости радикальных мер при взятии власти и ее удержанию стало основой их альянса. Троцкий не только рьяно претворял в жизнь ленинские идеи революционной борьбы, но и значительно их обогатил. В работе «Терроризм и коммунизм» Троцкий, еще недавно именуемый Лениным «каутсканцем», менторски отвечал К. Каутскому летом 1920 г. на его замечание в книге аналогичного названия о том, что оправдание террора соображениями «революционной целесообразности» – есть извращение марксизма[510]. «Революция требует от революционного класса, чтобы он добился своей цели всеми средствами, какие имеются в его распоряжении: если нужно – вооруженным восстанием, если потребуется – терроризмом. Террор вытекает из природы революции, – утверждал революционный практик, – цель (социализм) при известных условиях его оправдывает. Кто отказывается принципиально от терроризма, т. е. мер подавления и устрашения по отношению к ожесточенной и вооруженной контрреволюции, тот должен отказаться от революционной диктатуры… и ставит крест на социализме»[511].

Все это было ладно на словах, хотя и не соответствовало гуманным целям и лозунгам коммунистов. На деле же террор, объявленный официальной политикой правящей партией, не обеспеченный законодательной основой, проводимый против большинства населения России, был преступен. И никакого оправдания у юридически образованных вождей большевизма – Ленина и Троцкого не было. Политика ликвидации инакомыслящих, устрашение оставшихся в живых проводилась Лениным и его соратниками сознательно. Необходимо было сломать волю личности, превратить народ в толпу, заставить его умирать за «новую Россию».

«Пугать террором и погромами людей, – считал Горький, – которые не желают участвовать в бешеной пляске г. Троцкого – над развалинами России, – это позорно и преступно. Все это не нужно и только усилит ненависть к рабочему классу. Он должен будет заплатить за ошибки и преступления своих вождей – тысячами жизней, потоками крови»[512].

«…Наши руки обагрены кровью», – признавался нарком просвещения А. Луначарский в ответ на жалобы писателя Короленко о терроре красных.

Наиболее показательным фактом безнравственности, беззакония и жестокости новой власти являлось расказачивание. На протяжении веков крупнейшее военное сословие России – казачество служило оплотом государственной власти, получая за свою верность землю и различные льготы. И все же чаяния и мечты их в основном были схожи с крестьянством. Они так же, как и все, устали от войны и стремились решать свои проблемы собственными силами. 10 января 1918 г. в станице Каменской собрался съезд представителей вернувшихся с фронта казаков. Прибыли делегаты от 21 казацкого полка, 5 батарей и 2 запасных полков. В работе съезда приняли участие прибывшие из Воронежа руководители Донского областного ВРК С. Сырцов, А. Френкель, представители Московского Совета и ВЦИК М. Янышев и А. Мандельштам. Съезд принял резолюцию, по которой власть в Донской области переходила к избранному делегатами съезда казачьему Военно-революционному комитету во главе с вахмистром Ф. Подтелковым и прапорщиком М. Кривошлыковым.

Таким образом на Дону возникло двоевластие, так как в Новочеркасске заседало Донское войсковое правительство во главе с атаманом А. Калединым.

Многие казачьи полки все более и более отходили от Каледина, признавая Каменский ВРК, который готов был установить связь с командованием советских войск, блокировавших Донскую область. Казаки считали, что Советская власть не принесет им вреда и не затронет их обычаи и сословный уклад жизни. Не достигнув компромисса с Донским войсковым правительством, Каменский ВРК устами Ф. Подтелкова ультимативно заявил: «Мы требуем передачи власти нам, представителям трудящегося народа, и удаления всех буржуев из Новочеркасска и Добровольческой армии с Дона…»[513]

Видя безысходность своего положения, атаман Каледин после очередной болтовни, от которой погибала Россия, застрелился. В предсмертном письме, адресованном генералу Алексееву, он писал: «Казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого предводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага»[514].