Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Рейли хорошо знал Локарта и, несомненно, был в курсе его симпатий к социализму, его недовольства английской интервенцией и, возможно, подозревал, что Локарт рассматривал возможность остаться в России ради Муры. Он вполне мог быть перебежчиком. Если Мура действительно сказала Локарту, что смерть Рейли была инсценировкой, то это было необычайным безрассудством или смелым доверием. Если и было что-то, чему Мура так и не научилась сопротивляться, то это побуждение дать людям понять, что она держит руку на пульсе того, что находится за пределами их знания.

В течение 1932 г. Муру и Уэллса все чаще видели вместе. Они проводили выходные в загородном особняке лорда Бивербрука (начальника Локарта) в Черкли-Корт, и Уэллс дал Муре ключ от своей квартиры на Бейкер-стрит. В апреле они вместе провели отпуск в Эскоте, остановившись в гостинице «Роял», которой управлял эксцентричный Джон Фотерджил, носивший зеленый костюм с медными пуговицами и башмаки с пряжками и державший на территории гостиницы трех слонов. Муре нравилось кормить их «еблоками», как она говорила, нарочно усиливая свой русский акцент.

Именно здесь Уэллс впервые заговорил с Мурой о браке. Неудивительно, что она была против этой идеи. Настаивала, чтобы у них все продолжалось как обычно, и была непреклонна в том, что не хочет ничего менять в их отношениях.

Уэллс был на грани разрыва с Одеттой Кеун, но, несмотря на разговоры о браке с Мурой, он все еще не положил конец этим отношениям. Его возмущало бурное поведение Одетты, но он, видимо, боялся сказать ей, что между ними все кончено. Когда годом ранее у Уэллса диагностировали диабет, Одетта приехала в Лондон, прошла короткие курсы медсестер и потребовала, чтобы ей разрешили ухаживать за ним, надеясь, что он женится на ней из благодарности. Уэллс сказал ей, что сам вполне способен позаботиться о себе и, безусловно, не желает ее вмешательства. Впервые увидев Муру в своей домашней обстановке, он понял, как мало у них общего и как его смущают ее экстравагантное поведение и нелепая одежда.

В конце 1932 г. Уэллс провел с ней зиму в Грассе последний раз. Становясь все более подозрительной, Одетта обнаружила письма от Муры. Она пригрозила самоубийством и сказала, что опубликует и продаст письма, которые Уэллс когда-то писал ей, и напишет книгу об их совместной жизни. Уэллс и Одетта расстались в марте 1933 г., а в 1934 г. она опубликовала книгу «Я открываю англичан», в которой фигурируют убийственные комментарии об отношении англичан к сексу. Уэллс воспринял это спокойно и сказал ей, что рад успеху ее книги. Одетта сказала ему, что очернила его имя на приеме с Ллойд Джорджем и Стэнли Болдуином. «Все они слушали о тебе и твоей Муре. Знаешь, я придумала для нее имя. Оно станет известным всему Лондону. Такое смешное имя. Весь Лондон будет смеяться над тобой. Я называю ее… баронессой Бедбаг (bedbug – постельный клоп по-англ.)»[670]. Если бы Одетта только знала, что мужчины в английском правительстве слышали и худшие сплетни, чем о Муре Будберг.

Уэллс был настолько увлечен Мурой, что ему было все равно, что делает Одетта. Он знал о ее недостатках (тех, по крайней мере, которые смог и хотел увидеть) и все равно любил ее. В 1934 г. он записал свои размышления о Муре, пытаясь разобраться, что же так его зацепило.

Это неряшливая женщина с морщинами на беспокойном лбу и сломанным носом… с седыми прядями в волосах. Она немного склонна к полноте. Ест очень быстро, кладя в рот еду огромными порциями. Она пьет огромное количество водки и бренди без каких-либо явных последствий. И у нее четкий мягкий голос, немного глухой, возможно, от чрезмерного курения сигарет. Как правило, она ходит с раздутой старой черной сумкой, которая редко бывает должным образом застегнута. Она держит ее руками очень красивой формы, на которые никогда не надевает перчаток и которые часто неопрятны. И все же редко случалось, чтобы в комнате, в которой помимо нее находились и другие женщины, она не была не только в моих глазах, но и по мнению многих других людей самой привлекательной и интересной из присутствующих[671].

Она не была фотогеничной: «Я не знал никого, к кому фотокамера была бы столь враждебной… Обычно фотоаппарат выдает просто уродство – лицо дикарки с широкими ноздрями под мясистым носом, сломанным в детстве»[672].

Уэллс относил притягательность Муры на счет ее бесстрашного выражения лица, сдержанности и спокойной уверенности. Ее карие глаза смотрели «твердо и спокойно», а «широкие татарские скулы» делали привлекательной даже тогда, когда она была не в настроении.

Пока Уэллс боролся со своими чувствами, Мура продолжала ездить по Европе, и ее отсутствие причиняло Уэллсу страдания, как и раньше Горькому.

В 1933 г. Горький наконец покинул Италию и поселился в России. В марте перед его отъездом Мура навестила Горького в Сорренто в последний раз. Это был очень важный момент. Она приехала в разгар дебатов о том, что делать с архивом писем и документов Горького, в которых содержался материал, который, по мнению Сталина, обличил бы их авторов – русских писателей-эмигрантов и интеллигентов, писавших Горькому в 1920-х гг., пытаясь убедить его перестать защищать советское правительство. Эти письма, полные антисталинских настроений и личной информации, включая замечания о людях, все еще находившихся в России, были собраны в чемодан, но никто не мог решить, что с ними делать. Сын Горького Максим знал об этом чемодане, знал, вероятно, и его секретарь Крючков. (А если они знали, то знали и Ягода, и его тайная полиция.) Но они не могли решить, то ли обличить людей, имена которых значились в документах (и, возможно, самого Горького), то ли разгневать Ягоду и Сталина.

Было принято решение доверить этот чемодан Муре вместе с ключом от ячейки для ценностей в Дрездене, в которой хранились другие архивные материалы[673]. Мура теперь обладала опасным оружием, которое могло привести к сотням смертей.

В тот же год в досье, хранившееся в МИ-5, был подшит отчет, в котором говорилось, что, несмотря на выдачу визы баронессе Будберг, она считается «политически подозрительной», и на нее был выписан ордер Министерства внутренних дел. В течение месяца ее пребывания в Великобритании перед поездкой в Сорренто почта Муры вскрывалась, ее передвижения отслеживались, а телефон прослушивался. Собранный материал, в котором не было ничего убедительного, был добавлен в ее досье, хранившееся в МИ-5.

Как будто у нее не было достаточно дел, чтобы занять время и тревожить совесть, Мура закрутила роман еще с одним новым любовником, и еще один виток добавился к шпионской спирали, в которую она была вовлечена.