На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов
После этого краткого отступления возвращаюсь к прежней теме. Через пару недель после описанного разговора с Авдеевым я вылетел на несколько дней в Москву. Мне предстояло пройти утверждение на новую должность в комитетах по международным делам Думы и Совета Федерации.
Депутаты, почти все лично знакомые, терзали меня часа полтора. О Марокко, правда, речь даже не заходила – обсуждалась только ситуация в Югославии и возможные варианты ее дальнейшего развития. С сенаторами я общался не более десяти минут. Мне был задан всего один вопрос, да и выглядел он риторическим: как мы понимаем, ваш перевод в Рабат – это как бы заслуженный отдых за те перипетии, которые вам довелось пережить в Югославии? Пришлось оправдываться: ну почему же? Марокко крупная страна с населением более чем в тридцать миллионов, имеющая заметный вес в арабском мире. Думается, и там работы хватит.
После утверждения в обоих комитетах вернулся в Белград и с головой погрузился во все те же тревожные проблемы, которые нарастали, как снежный ком. После провала сербско-албанских переговоров в Рамбуйе и Париже (на них от посольства присутствовал Яков Федорович Герасимов) все яснее становилось, что дело идет к их военному решению.
В середине марта 1999 года начался массовый отъезд из Белграда сотрудников и семей большинства посольств западных стран. А 23 марта и мы получили следующую телеграмму: принято правительственное постановление о возможном вывозе из посольства и других российских учреждений членов семей (женщин и детей) сотрудников. МЧС поручено в этих целях предусмотреть направление в Будапешт до десяти бортов (Белградский аэропорт, находившийся под санкциями, был закрыт. – Ю.К.). Посольству дополнительно к смете выделяется такая-то сумма (довольно значительная) на аренду автотранспорта и прочие необходимые расходы. И последняя фраза: решение об эвакуации – за послом.
Срочно собрал на совещание старший дипсостав, руководителей «соседей», военного атташе, торгпреда. Ознакомил их с содержанием полученной депеши. Ну, что будем делать, коллеги? Поясняю, что вероятность того, что натовцы начнут военные действия в ближайшее время, очень велика, но все-таки не стопроцентная. А вдруг они все же пытаются окончательно запугать югославов, чтобы те пошли на уступки?
В ходе обсуждения возникшей проблемы большинство присутствующих высказалось за то, что медлить не следует. Хотя прозвучало и мнение, что, может, и не стоит так уж торопиться. В итоге вызвал шифровальщика и продиктовал короткую телеграмму примерно следующего содержания: «Принял решение об эвакуации женщин и детей завтра утром автобусами в Будапешт. Прошу распорядиться о направлении туда необходимого числа самолетов». Сразу добавлю, что в последующие дни мы таким же образом переправили в Москву более тысячи российских гражданок (жен югославов) с детьми. Согласие Центра на такое наше предложение было получено.
Завершили совещание принятием плана конкретных мер по организации предстоящего отъезда и ответственных за их исполнение. А 24 марта в десять часов утра все отъезжающие собрались на территории посольской школы. Я выступил перед ними с коротким обращением, в котором попытался еще раз успокоить их, подчеркивая, что уезжают они ненадолго, повидаются на родине с родными и близкими и в скором времени благополучно вернутся в Белград. Уже днем наше телевидение показало в выпуске новостей эту краткую прощальную церемонию.
И вот наступил вечер, забыть который и сейчас, более двадцати лет спустя, невозможно. Внезапно раздался душераздирающий вой сирен воздушной тревоги. В каких-то фильмах о войне мне доводилось слышать подобный. Но это было в кино, а в действительности оказалось по-настоящему ужасающим. А спустя два-три часа раздался глухой рокот летящих на большой высоте бомбардировщиков, оглушающая канонада югославских средств ПВО, а затем и гром от разрывающихся бомб и ракет «томагавк», оставляющих за собой яркий трассирующий след. Так начались натовские бомбардировки Югославии, продолжавшиеся семьдесят восемь суток.
Об одном моменте, касающемся меня лично. Через пару дней после их начала в Госдуме выступал министр иностранных дел Игорь Иванов. По завершении своего доклада он заметил, что ему поступило много письменных вопросов, однако он полагает, что практически уже ответил на них. Поэтому, добавил он, ограничусь лишь тем, который задал Владимир Вольфович Жириновский: Югославию бомбят, а МИД собирается там менять посла, как такое можно понять? Отвечаю кратко: действительно стоял вопрос о плановой ротации посла Котова в другую страну. Но это было в других условиях. Разумеется, сейчас об этом речи быть не может, и посол остается на своем посту.
Белград ежесуточно бомбили дважды: где-то в районе от одиннадцати вечера до полуночи и второй раз – около двух-трех часов ночи. Я посольство покидал после первого налета и на несколько часов уезжал в резиденцию, где мы с женой (она уезжать в Москву отказалась категорически) переживали вторую волну. К пяти утра мне надо было возвращаться на службу, где к этому времени меня ждали проекты шифр-телеграмм с описанием того, что где бомбили и разбомбили. Фронтовые сводки, одним словом. В целом ракетно-бомбовые удары наносились по заранее выбранным объектам и, надо признать, в большинстве случаев были точные. Но случались и промахи. Наш элитный поселок в Дебинье в избранные цели, видимо, не входил. Но однажды ночью, когда мы собирались с женой подремать два-три часика, недалеко от нас раздался сильный взрыв. Через минуту другой – еще ближе. От третьего затряслись стены резиденции. Ну всё, мелькнула мысль, еще один – и нам каюк. Но его не последовало – пронесло, значит.
Больше о бомбежках не буду, упомяну лишь о применении дважды в начале и середине мая так называемых графитных бомб. Они предназначены для того, чтобы вызывать короткое замыкание линий электропередач. Это также случилось глубокой ночью. Внезапно в резиденции отключилось электричество, затем, правда, автоматически начал работать имевшийся у нас дизель-генератор. Вышли на балкон, с которого открывалась панорама на город. Зрелище было впечатляющим – мертвый черный город. Вот они, современные условия жизни – нет электричества, и ничего, никакая техника нигде не работает. Признаюсь, довольно
