Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Следует упомянуть одну комичную ошибку, которую совершила полиция в результате присущего ей чрезмерного усердия в сочетании с удивительной неорганизованностью. Уилтон Мквайи, один из обвиняемых, профсоюзный лидер и член АНК, приехал в Преторию на суд из города Порт-Элизабет. По какой-то причине он подошел позже своих коллег, отдельно от них. У входа в суд, увидев полицейскую суматоху, вызванную повторным арестом его товарищей по судебному процессу, он поинтересовался у одного из полицейских, что происходит. Ему было велено немедленно уйти. Уилтон, тем не менее, остался. Ему вновь было приказано уйти, после чего Уилтон сообщил офицеру, что он, собственно говоря, является одним из обвиняемых. Офицер назвал его лжецом, пригрозил арестовать за препятствование правосудию и потребовал, чтобы тот немедленно покинул это место. Уилтон пожал плечами, повернулся и ушел. И больше в зале суда его никто никогда не видел. На следующие два месяца он ушел в подполье, успешно избежав ареста, а затем его тайно вывезли из страны, после чего он стал зарубежным представителем в Конгрессе южноафриканских профсоюзов, а затем отправился на военную подготовку в Китай.
В тот вечер к нам присоединились арестованные из других районов провинции Трансвааль. Проведенный по всей стране полицейский рейд привел к внесудебному задержанию более двух тысяч человек. Эти мужчины и женщины принадлежали к различным расовым группам, политическим партиям и общественным организациям, выступающим против апартеида. Было объявлено о привлечении армейских подразделений к полицейским операциям, они были мобилизованы и размещены в стратегических районах по всей стране. 8 апреля в соответствии с Законом о подавлении коммунизма деятельность Африканского национального конгресса и Панафриканского конгресса была запрещена, эти организации были объявлены вне закона. В одночасье членство в АНК стало уголовным преступлением, наказуемым тюремным заключением и штрафом. Обвинение в содействии достижению целей АНК грозило лишением свободы на срок до десяти лет. Теперь даже ненасильственные законопослушные протесты под эгидой АНК стали незаконными. Наша освободительная борьба вступила в новую фазу. Теперь мы все были вне закона.
На время чрезвычайного положения мы оставались в тюрьме «Претория Локал», где условия были такими же плохими, как и в полицейском участке «Ньюлендс». Группы по пять заключенных были заперты в камерах размером девять на семь футов, эти камеры были грязными, с плохим освещением и плохой вентиляцией. У нас было единственное санитарное ведро с откидной крышкой, одеяла кишели паразитами. Во двор на прогулку мы выходили на один час в день.
На второй день нашего пребывания в тюрьме мы направили к начальнику тюрьмы полковнику Снайману депутацию с жалобой на условия нашего содержания. Ответ полковника был грубым и резким. Он назвал наши жалобы ложью и потребовал, чтобы мы представили необходимые доказательства. «Что касается паразитов, то вы сами притащили их в мою тюрьму из своих грязных домов», – усмехнулся он.
Я отметил, что нам также нужна тихая и хорошо освещенная комната, чтобы мы могли готовиться к судебным заседаниям. Полковник и на этот раз был полон презрения к нам: «Тюремные нормы не требуют, чтобы заключенным обеспечивалась возможность читать книги, если вы вообще умеете читать». Тем не менее, несмотря на пренебрежительное отношение к нам полковника, наши камеры вскоре были покрашены и окурены, и нам выдали свежие одеяла и санитарные ведра. Кроме того, нам разрешили оставаться во дворе бо́льшую часть дня, а тем из нас, кто проходил по делу о государственной измене, предоставили большую камеру для консультаций, в которой нам также разрешили хранить книги по юриспруденции и праву.
Тюрьма «Претория Локал» на ближайшее время стала нашим домом. Утром мы отправлялись из нее в суд, а днем возвращались обратно. Во всех тюремных заведениях, согласно правилам системы апартеида, заключенные разделялись по цвету кожи. Ранее мы уже были отделены от наших белых коллег, но насильственное разделение нас с нашими индийскими товарищами и коллегами из числа представителей цветного населения в одном и том же учреждении «не для белых» казалось ненормальным. Мы потребовали, чтобы нас поселили вместе, и в ответ нам дали совершенно абсурдные объяснения, почему это было невозможно. Когда пресловутая негибкость бюрократической волокиты сочетается с мелочной ограниченностью расизма, результат получается просто ошеломляющим. Однако власти в конце концов уступили, позволив обвиняемым в государственной измене оставаться вместе.
Тем не менее наше тюремное питание было установлено строго в соответствии с расой. На завтрак африканцы, индийцы и цветные получали одинаковое количество пищи, за исключением того, что индийцы и цветные получали половину чайной ложки сахара, чего мы были лишены. На ужин было то же самое, только индийцам и цветным полагалось четыре унции хлеба, в то время как мы не получали ничего. Это последнее различие было сделано тюремными властями, исходя из любопытной предпосылки, что африканцы от природы не любят хлеба, который является более утонченным (или «западным») продуктом. Рацион питания белых заключенных был намного лучше, чем у африканцев. Власти настолько заботились о сегрегации тюремного питания, что различался даже тип сахара и хлеба для белых и небелых: белые заключенные получали белый сахар и белый хлеб, в то время как цветным и индийским заключенным давали коричневый сахар и черный хлеб.
Мы активно жаловались на низкое качество тюремной пищи, и в результате наш адвокат Сидни Кентридж подал по данному вопросу официальную жалобу в суд. Я заявил, что подаваемая нам пища непригодна для употребления. Судья Рампф согласился сам попробовать тюремные блюда и в этих целях пришел в тюрьму в тот же день. Маисовая каша и бобы были лучшей едой, которую готовили в тюрьме, и в этот раз власти положили в каждую порцию больше бобов и подливки, чем обычно. Судья Рампф попробовал несколько ложек и объявил еду хорошо приготовленной и вкусной. Он также распорядился, чтобы ее подавали теплой. Мы посмеялись между собой, услышав это, поскольку «теплая» тюремная еда противоречила самим тюремным принципам. В конце концов власти изобрели так называемую улучшенную тюремную пищу: африканцы получали хлеб, а индийцы и цветные – ту же пищу, что и белые заключенные.
Во время своего заключения я пользовался одной исключительной привилегией: возможностью поездок на выходные в Йоханнесбург. Это, однако, были вовсе не каникулы заключенного, а, скорее, бизнес-поручение.
Дело заключалось в том, что незадолго до чрезвычайного положения по указанию руководства АНК Оливер Тамбо покинул Южную Африку. Мы давно предполагали, что грядут новые репрессии, и АНК решил, что некоторым его членам необходимо покинуть страну, чтобы укрепить организацию за рубежом в ожидании того времени, когда она будет полностью
